Измененный (ЛП) - Руш Дженнифер (читать полную версию книги txt) 📗
— Да, я видел.
Отец поставил мерный стакан в раковину и провел рукой по затылку, приглаживая свои быстро седеющие волосы. Он часто так делал, когда волновался.
— Что-то случилось?
Он уперся руками о края раковины, и морщины вокруг его глаз стали глубже. Я думала, между нами нет секретов, но он лишь покачал головой и сказал:
— Ничего. У меня сегодня много дел, так что лучше пойду вниз. Ты спустишься? Нужно взять у Ника образец крови.
Отец не из тех, кто любит жаловаться на неудачный день, так что хоть мне и хотелось узнать, что же случилось, я не стала давить на него.
— Конечно. Я спущусь чуть позже.
— Хорошо.
Он кивнул и вышел из кухни. Послышался стук его шагов по подвальной лестнице. Вот так вот время нашего общения и вышло. Отец был полностью поглощен своей работой, и я давно это приняла, но так и не смогла к этому привыкнуть.
Я взяла с кухонной стойки мамин журнал, который оставила тут ранее утром. Она записывала в него свои самые любимые рецепты, свои мысли и все то, что ее вдохновляло. В конце был специальный раздел, посвященный рецептам печенья. Журнал — это все, что у меня осталось от нее, и я берегла его, как самое большое сокровище.
Несколько месяцев назад я начала делать новые заметки и зарисовки на пустых страницах в конце. Я все время боялась испортить книгу, как будто записи мамы могли каким-то образом потускнеть из-за моих. Но у меня тоже есть желания и идеи, которые в любом другом месте я бы не записала.
Я проводила пальцами по старым, запятнанным едой страницам, читая и перечитывая слова, написанные мелким рукописным почерком мамы.
Я выбрала любимое печенье Каса, тыквенное с шоколадными чипсами, в награду за успешно пройденный им тест. Ну и потому, что тоже очень любила это печенье.
Отобрав ингредиенты, я принялась за работу. Я знала рецепт наизусть, но до сих пор сверялась с мамиными инструкциями и заметками, сделанными ею на полях.
Не использовать ванильный ароматизатор.
Запастись тыквенным пюре к праздникам — весной и летом его обычно не продают в магазинах.
Больше шоколада… никогда не помешает.
Отец говорит, мама ела шоколад, чуть ли не вместо хлеба.
Она умерла, когда мне был год, так что я никогда по-настоящему не знала ее. Отец почти ничего не рассказывает о ней, но иногда вдруг вспоминает какую-нибудь историю, и тогда я, не издавая ни звука, напряженно слушаю его, боясь, что любое восклицание или вопрос с моей стороны разрушат чары.
Я высыпала пачку шоколадных чипсов в миску, и маленькие кусочки зашелестели, ложась на слой овсяных хлопьев. Снаружи солнце скрылось за тучами, а ветер бушевал с тех самых пор, как я встала с кровати. Наступала зима. Если это не самый подходящий день для печений, то я не знаю, какой тогда подходящий.
Замешав тесто, я заполнила две формы для выпечки и сунула их в духовку, установив таймер так, чтобы печенье вышло запеченным, но рыхлым. Касу нравится именно такое.
Сев за стол, я открыла учебник. Я уже дочитала главу, посвященную геологическому разлому, и сейчас должна была написать об этом эссе. Всю свою жизнь я находилась на домашнем обучении, и моим учителем был отец. Но в последнее время он предоставил меня самой себе.
Он бы даже не заметил, начни я пропускать задания, но мне была невыносима мысль о том, чтобы так легко сдаться.
Когда печенье испеклось, прогресс в учебе все еще равнялся нулю, и только спина занемела. Субботней ночью я потянула мышцу на уроке борьбы (это была папина идея — заняться чем-нибудь помимо учебы) и до сих пор расплачивалась за это.
Я оставила печенье остывать и поднялась наверх в свою комнату. Отодвинув в сторону стопку старых набросков и туристических журналов на комоде, я извлекла скрывающийся за ними тюбик ибупрофена.
Я проглотила две таблетки, запив их глотком воды, и собрала волосы в высокий хвост, выпустив несколько светлых прядей. Осмотрев себя в зеркало, я недовольно поджала верхнюю губу. Мне с легкостью удавалось создавать красоту на бумаге с карандашом в руке. А вот создавать ее в жизни — не очень.
Когда я выложила остывшее печенье на тарелку, наступил полдень. По пути в лабораторию я захватила тубу новых теннисных мячей, купленную для Каса. Я могла поклясться, что у этого парня синдром дефицита внимания, он был настолько рассеян и неугомонен, что его сфокусированного внимания можно было добиться, лишь поставив перед его носом еду.
Войдя, я первым делом взглянула на комнату Сэма. Он сидел за столом, сосредоточившись и сжав губы в тонкую линию. Он даже не удосужился оторвать взгляда от книги.
Иногда Сэм, с которым я проводила время ночью, существенно отличался от внимательного и серьезного Сэма, который представал передо мной в присутствии других людей. Вела ли я себя по-разному в зависимости от того, кто меня окружал? Сомневаюсь, что Сэму было до этого какое-то дело.
Отец, сидя за компьютером, печатал. Он махнул мне рукой, не отрывая глаз от экрана. Кас, с торчащими во все стороны светлыми волосами, пересек свою комнату, когда я подошла.
Он прижался лицом к стеклу и надул щеки как рыба фугу. Затем отодвинулся назад и улыбнулся — с ямочками на щеках он выглядел невинно-непослушным, как мог выглядеть только пятилетний малыш. Ну, пятилетний малыш и Касс.
Здесь всем парням изменили процесс старения, но Кас выглядел моложе всех. С ямочками и круглыми щеками у него было классическое лицо ребенка. И он определенно знал, как использовать это в своих интересах.
— Тыквенные? — он кивнул на печенье.
— Конечно.
— Анна Банана, я тебя люблю.
Засмеявшись, я открыла люк (маленькое отверстие в кирпичной стене между его комнатой и комнатой Трева) и просунула туда четыре печенья и теннисные шарики. Потом нажала на кнопку, чтобы он смог открыть люк со своей стороны.
— Ох, святой Иисус, — сказал он, вдыхая запах печенья.
— Иногда мне кажется, что у тебя в животе черная дыра.
— Мне просто нужно больше протеина.
Он похлопал себя по животу. Сколько бы он не ел, в весе не прибавлял ни унции.
— Не думаю, что два яйца на все печенья можно назвать протеином.
Он невозмутимо щелкнул крышкой тубы с теннисными мячиками.
— Этого вполне достаточно.
— Ты закончил модель машины, что я принесла тебе на прошлой неделе? — Я перевела взгляд с Каса на стол, который еле смогла разглядеть под кучей полузаконченных проектов и мусора. На стопке спортивных журналов лежало одинокое колесо. — Считать это провалом?
Он фыркнул, скривив лицо.
— У меня еще уйма времени.
Я пошла дальше, к комнате Трева. Он занимался йогой, когда я вошла, но теперь стоял у стены и ждал меня. Мы встретились взглядами, и я улыбнулась. У него были глаза уникального карего оттенка — цвета костра, теплые, светлые и притягательные.
Рисуя его, я использую редкие цвета. Наверное, поэтому я и рисую его больше всех. И пусть я чувствую, что знаю Трева лучше остальных ребят, его национальности я определить никак не могу. Он слишком сильно выделяется на фоне ребят своей смугло-оливковый кожей, сейчас влажной от пота после занятий йогой.
В его файлах я не нашла ничего конкретного, но, думаю, он может быть коренным американцем, или итальянцем.
— Хочешь попробовать? — спросила я, показывая на блюдо.
Он пригладил назад темные волосы одним взмахом руки.
— Ты же знаешь, я живу ради этого.
Я дала ему четыре печенья, и в ответ он положил что-то в люк. Засунув руку внутрь, я нащупала книгу в мягком переплете. "Письма с Земли" Марка Твена. Библиотечная книга, которую я взяла на прошлой неделе. Я числилась там больше для Трева, чем для себя. Если была возможность, я покупала ему книги, и он выстраивал их на полке над своим столом. Конечно же, в алфавитном порядке.
Под обложкой я нашла записку.
"Ты спускалась прошлой ночью? Что ты сказала Сэму?"
Я оглянулась убедиться, что отец не смотрит. Нет, не смотрел. Я делилась с Тревом многими своими секретами. Здесь он был моим лучшим другом. Он был единственным, кто знал, что я чувствую к Сэму.
