Сердце океана (СИ) - "Дарт Снейпер" (книги txt, fb2) 📗
— Знаешь, кого тебе в подарочек подсунули? — тон у Окси был нерадостным, а непривычное «ты» резало слух; видать, и впрямь парнишка какой-то тварью был. — А я тебе расскажу. Тритона, натурального. Едва перешагнувшего рубеж первого совершеннолетия.
Феррар так и обомлел. Тритоны считались давно вымершими — по крайней мере, уже добрую сотню лет об этих существах никто не говорил; где Харрис раздобыл его и почему отдал столь ценную игрушку Феррару — было отчасти непонятно. Неужели настолько ненавидит, что готов отдать тритона из надежды, что морской хищник, ещё совсем юный, едва справивший пятидесятилетие, а потому не умеющий сдерживать свою силу и свой яд, убьёт к чертям невыносимого соперника?
Мальчишка не выглядел злобным монстром. Боги, да Феррар у него даже клыков не разглядел! Непривычный цвет кожи, странная форма ушей — вот и всё. Красивый мальчишка с парой странностей, не больше. Неужели же он — одно из тех чудовищ, которыми пугают человеческих детей?
О тритонах ходило много легенд. И все как одна говорили: человеку такое существо не покорить. Выгрызет острыми ядовитыми зубами горло — и поминай как звали, только и успевай булькать, захлёбываясь кровью. И шанса их ослабить-то не было — способные, особенно бесконтрольно, до второго совершеннолетия, вытягивать воду из всего находящегося поблизости, они не погибали без океана, как куда более известные и куда менее опасные русалки. Если мальчишка решит, что Феррара стоит устранить (а он решит, всё же враг, которому парня отдали почти что в рабство)…
Можно забыть о планах дожить до сорока трёх.
— Нужно его убить, — настойчиво произнёс Окси, видимо, уже не в первый раз пытающийся вернуть капитана на землю. Феррар раздражённо прикрыл глаза, метнул на друга быстрый взгляд из-под ресниц. Следовало всё просчитать. Убивать тритона неразумно — у него всего одна попытка, если не удастся, все на корабле полягут, такова месть ужаленной твари. Запирать бессмысленно, пугать нечем. Брать в постель… Феррар представил ощущение скользкой чешуйчатой кожи под пальцами и передёрнулся. Нет, когда ты несколько лет кряду бороздишь просторы океана, а вокруг ни намёка на женщину, к связи с мужчиной привыкаешь: тело требует своего. Феррар уже пару раз зазывал к себе в каюту одного из юнг, особенно похожего на девку; но трахать тритона… Увольте!
— Нет, — всё же произнёс он, уже накрывая ручку двери в свою каюту пальцами. — Пока что он нужен мне живым.
— На кой-чёрт тебе полудикое неразумное существо? — Окси взбеленился, поджал внезапно побелевшие губы, торопливо стиснул запястье капитана. Тот, не любящий прикосновения, стряхнул с руки чужие пальцы, коротко покачал головой. Жестом отослал взбешённого, но не смеющего не подчиниться власти капитана Окси. И зашёл в каюту.
Мальчишка никуда не делся: сидел на том же месте, только когда Феррар вошёл, резко вскинул голову, и цепкий взгляд пронзительных глаз больно резанул капитана. Отчего-то пришло сравнение с замёрзшим морем; Феррар, обыкновенно бороздящий редко сковывающиеся льдами океаны, такую картину видел всего пару раз, но в душу она запала — безумие воды под тоненькой корочкой. Отчего у этого тритона, Юки или как его там, такой взгляд осмысленный?
Он слышал каждое слово — в этом Феррар не сомневался. И понимал. Но сам, наверное, говорить не мог; по крайней мере, когда капитан обратился к нему, мальчишка лишь посмотрел, раскрыл было рот, но вместо привычного диалекта выдохнул невнятное неразборчивое шипение, перемежающееся с бульканьем.
— Не переживай, — произнёс Феррар, осторожно опускаясь рядом с мальчонкой и цепляясь за припрятанный под рубахой кинжал, — я знаю, что ты меня понимаешь. И не считаю неразумным. Но опасным — да. Можешь ли ты пообещать, что не попытаешься умышленно убить меня, малыш?
Мальчишка округлил глаза, точно такое прозвище, вырвавшееся у капитана машинально, по инерции, изумило его. Открыл было рот (Феррар успел разглядеть всё же ряды не слишком больших, но острых и очевидно ядовитых зубов), но потом передумал, только коротко, будто сомневаясь, правильно ли повторяет увиденный у людей жест, кивнул. Это было Феррару на руку: взять наручники, подавляющие любую сущность, ему было неоткуда, да и стоили они целое состояние, а дежурить, ожидая, пока тритон в него вцепится, не больно хотелось. Отпускать его куда-то — тоже. Феррар никогда не проявлял должного прилежания, обучаясь наукам, но даже такой раздолбай, как он, помнил усвоенное: нельзя злить тритона. Пока он спокоен, пока не находится в душевном раздрае, он в состоянии худо-бедно себя контролировать. Любая вспышка эмоций ведёт к тому, что из лживо-человеческой личины вырастает монстр. Видеть мальчишку, который упорно не ассоциировался у капитана с опасностью, в образе жестокого чудовища не хотелось. Капитан протянул руку, тритон чуть подумал, осторожно вложил дрожащие, без перепонок в таком обличье пальцы в его ладонь. Посмотрел в глаза, точно подтверждая клятву. Может быть, Окси и был прав касательно опасности этого существа, но сейчас, сидя к нему довольно близко, так, что их бёдра разделяло две ладони, Феррар не чувствовал себя кроликом, попавшим на ужин к змее.
Это было паршиво.
Нет, он не верил в то, что тритон не попытается сбежать или проявит какую-никакую верность. Но как было соотнести чудовище из мифов с этим зашуганным мальчишкой, который боялся сделать лишний вдох, напряжённо глядя за капитаном?
— Спать будешь здесь. Еду тебе буду приносить я, из каюты лучше не выходить. Никто не знает, как к тебе отнесутся наши, а… — он стушевался, замолчал. Было неловко говорить тритону о том, что Феррар опасается, что тот в порыве ярости кого-то отравит. Парень понял сам. На секунду плеснулось что-то знакомое в синих глазах, но Феррар не успел уцепиться за ниточку, а когда взглянул на мальчишку снова, неясная эмоция уже растаяла.
С тех пор его каюта перестала быть штабом для весёлых матросов; не рискующие соваться в лапы собственной смерти, они мрачно шутили о том, что капитан, видать, пожил на этом свете слишком много, а теперь вознамерился сдохнуть красиво, от яда невиданной тварюги. Феррар, в своей излюбленной привычке, ничего не говорил шутникам, но никто не удивлялся, когда на следующее утро те, кто оспаривал решение капитана, яростно драили палубу. Нет, его отношения с подчинёнными не пошли на спад: мальчишка, тритон он или нет, был подарком за выигранную дуэль, отказ от него замарал бы честь Феррара. Здесь царили совсем иные правила, нежели на суше; у морских пиратов, признанных Его Императорским Величеством потерявшими все свои титулы, понятия чести и долга были просты: победил — получи подарок. И не смей выбрасывать. В противном случае оскорблённый отказом пират имеет право потребовать дуэль на револьверах. Каждый знал, чем это грозит: от попадания в сердце не спасали и маги.
Юки с ним не разговаривал, хотя Феррар знал, что, иногда слыша его голос, парень учится незнакомому языку и сам. Только ему тритон своих навыков не показывал, а относящийся к нему скорее как к досадному недоразумению нежели как к возможному собеседнику капитан не протестовал. Между ними установились непростые отношения: оба не доверяли друг другу, ожидали подлянки, но при этом проводили рядом большую часть времени: Феррар, вынужденный краем глаза нет-нет да следить за тритоном (удивительно смирным — точно на цепь его посадили), всё чаще оставался на добрую половину дня в своей каюте, а Юки, которому запрещено было покидать её, не знал и не мог знать общения с другими пиратами. В иные дни капитан даже забывал о том, что рядом с ним, вот тут, под боком, на соломенном тюфяке в углу каюты, спит смертоносное и жестокое существо; выловивший совсем ещё молоденького, не познавшего ни вкуса человеческой плоти, ни чувства превосходства мальчишку Харрис явно слегка ошибся: Юки не горел желанием впиваться в иногда вполне себе удобно подставленную для этого руку Феррара, а тот, в свою очередь, никогда не звал мальчишку на постель. Не до того было: шли последние дни путешествия, до земель драконов оставалось совсем немного. Не раз и не два Феррар думал о том, чтобы сбыть капризному принцу драконов, избалованному мальчишке, любящему всё необычное, Юки под предлогом подарка в знак предложения дружбы, и, вероятно, так и случилось бы, если бы не одно обстоятельство.
