Огонь блаженной Серафимы - Коростышевская Татьяна Георгиевна (бесплатные серии книг TXT) 📗

Наутро в свежем номере «Мокошьградского вестника» почтеннейшие горожане могли ознакомиться с заметкой, в которой клеймились нравы современной золотой молодежи и указывалось на необходимость ужесточения законов, касаемых содержания в домохозяйствах экзотических животных. Легкомысленный «Чижик-пыжик» сообщал своим читателям, что очаровательная барышня А. - невеста небезызвестного князя К., отпущенная на вакации из закордонного учебного заведения, выглядела уставшей и невеселой, видимо вследствие неприглядных слухов о поведении жениха, просочившихся даже за границы империи, что одета она была выше всяких похвал, и что, судя по количеству багажа, собирается знакомить с мировыми модами местное общество. А ежемесячный альманах «Флора и фауна Берендийской империи», правда не на завтра, а в положенный день, поместил сравнительный очерк на тему грифонов и прочих крылатых созданий семейства кошачьих.

— Мне не хотелось Наталью Наумовну стеснять, — жаловалась я по дороге Маняше, перекрикивая музицирование неклюдов, набившихся во вторые сани. — Но батюшка велел приличия соблюдать и для того у Бобыниных селиться.

— В тесноте, да не в обиде, — кивала нянька рассудительно. — Аркадий Наумович решил для тебя весь второй этаж освободить, сам в кабинет переехал.

— Чудесно, тогда Гаврюша сможет прямо с балкончика на прогулку отправляться.

— Ты, что ли, этого элефанта сизокрылого в доме держать будешь?

— Прикажешь собачью будку ему во дворе поставить? Он к теплу привык да к ласке.

— Экая цаца!

С шумом и песней въехали мы на Голубую улицу, пронеслись по ней под взглядами прилипших к окошкам жителей и остановились у ворот бобынинского особняка.

Сквозь кованую ограду было видно, что фасад недавно обновили. На крыльце меж античных колонн распахнулись двери, и на дорожку выбежала пухлая девица в черном платьице с передником.

— Добро пожаловать, госпожа, — закричала она. — Гаврюша? Да тебя не узнать! Баюн, чистый баюн!

Крахмальный чепец трепетал на зимнем ветру.

— Марта! — крикнула я в ответ. — Девица Фюллиг, как я рада тебя видеть!

— Я твоих руянских горничных не хотела, — чопорно сказала Маняша, — но обе они контрактами махать принялись, так что пришлось в столицу с собою везти.

— Марта, — поздоровалась я с девицей Царт, которая тоже появилась у ворот.

Неклюды сызнова запели.

— Отпусти ряженых, — велела я Маняше, догадавшись, что хозяйка дома ко мне выходить не собирается. — Это уже нелепо.

Нянька фыркнула, но приказ исполнила. Сани заехали в ворота, я, оставив багаж на Маняшу и двоих бобынинских работников, поднялась по ступенькам. Гавр шел со мной, Марты забежали вперед, чтоб придерживать створки.

Наталья Наумовна подняла глаза от вышивания:

— Фимочка… Животное придется оставить на улице.

— Ав-р?..

— Не волнуйся, разбойник, — погладила я полосатый бок, — тетя Наташа так шутит. Ты сейчас в мою спаленку отправишься и будешь там тише мышки сидеть, договорились?

Я кивнула горничным. Гавр их признал, ластился к толстушке-Марте, бодая ее в мягкий бок, и без возражений пошел за девушками вглубь дома. Невзирая на свои внушительные размеры, в движениях сонный кот был плавен и осторожен. За сохранность обстановки опасаться нисколько не приходилось.

Я бросила в пустое кресло муфту, расстегнула шубку, отправив ее туда же, и пересекла гостиную, оставляя мокрые следы на ковре.

— Ну здравствуй, Наталья Наумовна, — наклонившись, я чмокнула воздух у кузининых щечек, как у нас, у барышень, полагается.

— Прости, Фимочка, — Натали слабо приподнялась, чтоб без сил опуститься обратно, — нездоровится мне нынче, оттого и выйти к тебе не смогла.

— Какая жалость, — вздохнула я неискренне. — Тогда, милая, утомлять тебя не буду. Поздоровалась, и довольно, к себе отправлюсь и попытаюсь не шуметь. Аркадий Наумович на службе? Я засвидетельствую ему почтение после.

— Ни в коем случае! — Мое отступление прервал энергичный возглас от входной двери. — Серафима Карповна, кузина моя драгоценная! Едва успел.

Господин Бобынин был с улицы, на плечах бобровой шубы серебрился снег. Удостоив меня родственных объятий и троекратных родственных же лобзаний, Аркадий сбросил верхнюю одежду на руки лакею, ему же отдав трость.

Ранее лакея у кузена не водилось, впрочем, я догадывалась, что папенька немного расстарался облегчить нам всем совместное проживание. Как мог, то есть денежкой.

В отличие от сестры Аркадий лучился радушием и приветливостью.

— Присаживайся, Фимочка, удостой родича беседой. Где побывала, что увидала да не слишком ли утомительна оказалась дорога?

Пришлось занять место за столом и по порядку отвечать.

— Вакации у меня нынче. Обучаюсь в университете, в Гишпании, оттого, что именно тамошние чародеи в огненных силах поднаторели. Ничего особого не видала, ибо за книгами ежедневно корплю от рассвета до заката, а иногда и после оного. От гишпанского порт-оф-Виго плыла на пароходике до Марселя, а там поездом добралась до отчизны. Поезд гнумский, комфортный, так что нисколько не утомилась. С батюшкой свиделась ненадолго, слишком уж он коммерцией занят.

Врала я вдохновенно, при сем умудряясь вообще ни в чем правды не сказать. Ну, может, про коммерцию только. Но даже занятость не мешала нашему с отцом общению. Это он все придумал: и историю про путешествие, и доставленный к последней приграничной железнодорожной станции багаж. Иначе я в Мокошь-град как была явилась: в холщовых штанах и рубахе, босая и верхом на крылатом коте. Учитель, кстати, так бы и сделал. Он вообще условностями себя не утруждает. Батюшка за это величает Гуннара блаженным, а тот его в ответку — мелочным грошелюбом. После они принимаются драться на шпагах или плеваться горохом, кто дальше. А покорная дочь и ученица, я то есть, не изгоняет этих расшалившихся мальчишек из своего сна.

— Долго ли предполагаешь в столице пробыть? — отвлек от воспоминаний вопрос кузена.

— До Рождества, после в университет вернусь.

— Чуть больше двух недель, — сказала Натали, подсчитывая что-то на пальцах. — В пост особых приемов не намечается, но к шестому сеченю изволь бальный наряд иметь.

— Я выезжать в свет не собираюсь.

— Думаю, у твоего жениха, — тут Натали сложила губы в куриную гузку, — другие на сей счет планы. Рождественский цесарский бал — великолепный повод свою невесту императорской чете представить.

Я с отвращением ощутила кольцо на безымянном пальце:

— Не думаю, что до этой даты в Мокошь-граде задержусь.

— Ну-ну…

Разговор плавно угасал. Возбуждение Аркадия уступало место апатии, зрачки серых глаз, поначалу огромные, сжались в черные точки, он скрывал зевоту, поглядывая на дверь, и потирал свою тяжелую лошадиную челюсть. Брат с сестрой были довольно меж собой схожи, оба светловолосые, худощавые, с тонкими губами и вытянутыми лицами. Но если Натали в манерах демонстрировала томную расслабленность, Аркадий Наумович являл собою воплощение экспрессии.

Поинтересовавшись у Натали, подыскала ли она себе новую горничную взамен уволенной на Руяне Лулу, и узнав, что Наташеньке приходится справляться самой, лишь иногда упрашивая помочь моих многочисленных бездельниц-служанок, я выразила ей сочувствие и сообщила, что вынуждена покинуть столь приятное мне общество родственников.

— Отдохнуть прилягу.

Меня не задерживали. По изогнутой лестнице я поднялась на второй этаж и толкнула дверь спальни.

— Угомони своих сарматок, дитятко! — Маняша стояла в центре ковра и бесшумно топала ногой.

Означенные сарматки сидели рядком на козетке в углу, широкую же двуспальную кровать почти полностью заняла туша сонного кота Гавра. Гавр спал. Ну это у него обычно; ежели не кушать, то спать, ежели не спать, то хоть подремывать.

— Мария Анисьевиа нас выгоняет, — наябедничали Марты. — Мы в смежной комнатке расположиться желаем, чтоб вам в любой момент услужить, а она нас в комнату прислуги на первом этаже выселить хочет.