Альбедо (СИ) - Ершова Елена (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
— Завтра в два пополудни, ваше высочество, — с готовностью ответил адъютант и протиснулся весь — румяный и долговязый, с серебряным подносом в руках. — Не угодно ли теперь отдохнуть? Я принес вам кофе.
— Благодарю, поставьте сюда, я уже закончил, — сложив последнее письмо, Генрих запечатал и его, после чего передал адъютанту стопку. — По прибытию сразу же передайте с нарочным. И разбудите в восемь, я должен подготовить речь. В прошлый раз я оценил вашу любезность и труд, но поверьте, моя образованность позволяет мне самому составить обращение.
Уши адъютанта заалели и он, отведя взгляд, пробормотал:
— А говорят, будто костальерскому принцу речь составляют секретари, и после он зачитывает ее по бумажке, которую прячет в манжете.
— Как вы легковерны! — воскликнул Генрих, не скрывая улыбки и поглядывая на медальон, по ободку которого текли серебряные блики.
Четвертый месяц разлуки. Возможно ли выдержать больше?
— Постойте, Андраш, — повинуясь порыву, он схватил новый листок. — Еще одно…
Макнул перо в чернильницу — поспешно, точно боялся растерять нужные слова, — и быстро вывел одну лишь фразу: «Как мне обходиться без тебя?..»
Сложил вчетверо, запечатал, даже не посчитав нужным оттискивать герб.
— Моему камердинеру Томашу лично в руки. Он знает, кому передать. Теперь свободны.
— Так точно, ваше высочество. Благодарю, ваше высочество. Покойной вам ночи.
Андраш бережно спрятал письма — не выспрашивая, никоим образом не проявляя любопытства, — и исчез так же быстро, как появился.
Генрих прикрыл глаза и с облегчением откинулся на мягкую спинку сиденья. За окном навстречу составу неслись колючие снежинки.
Каптол, седьмая дивизия.
Утро выдалось серым и вьюжным.
Давило низкое небо, давил на подбородок ремешок шако, и Генрих, гарцуя верхом на крепком коне игреневой масти [2], с неудовольствием поглядывал из-под лакового козырька, опытным взглядом выхватывая двухэтажные казармы, покосившиеся склады, конюшни, оставленный позади плац, где ветер рвал растянутые штандарты — все это, присыпаемой снежной мукой, казалось безжизненным и тоскливым.
Голос генерала, слишком возбужденный и резкий, отдавался пульсирующей болью:
— Мы плодотворно работаем над тактической подготовкой, ваше высочество! И счастливы видеть вас здесь! Проводятся шестинедельные ускоренные курсы подготовки артиллеристов. На днях поставили винтовки нового образца, по вашему заказу. Желаете посмотреть учения? Я тотчас же прикажу!
— Чуть позже непременно, — отозвался Генрих, старательно загоняя вглубь растущее раздражение. — Заметьте, вам выпала честь первыми пройти полевые испытания. Я уже изучил бумаги по подготовке нового полигона. Каков планируется состав?
— Две тысячи солдат, ваше высочество. И двести пятьдесят офицеров.
— Недурно. Эти казармы, — Генрих дернул подбородком в сторону серых строений, — давно пора снести, это просто рассадник инфекций. Почему не поступают рапорты?
— Так ведь казна…
— Казна не ваша забота, ваше превосходительство. Ваша — здоровье и подготовка солдат. А какая может быть подготовка в подобных условиях?
Он нервно подтянул поводья, и под перчатками рассыпались покалывающие искры. Конь сбился с шага и испуганно задергал ушами.
«Спокойно, — сказал себе Генрих. — Ты ведь знаешь, как справиться с этим, золотой мальчик. Просто считай, как велел учитель Гюнтер…»
У этого солдафона всегда все было просто. Его не мучила проклятая мигрень, и под кожей не сновало зудящее пламя, которое Генрих усмирял прежде объятиями женщин, выпивкой и морфием, а в последние месяцы — только морфием.
Утром в пузырьке плескалось едва-едва, а нового в саквояже не было.
— Я же велел вам, Андраш, — сквозь зубы, сдерживая обжигающее горло пламя, говорил Генрих, — озаботиться запасом. Вы игнорируете приказы?
— Никак нет, ваше высочество! — отвечал адъютант, внешне подтянутый и бодрый, но уже с тревожным блеском в глазах. — Я взял у полкового медика, как вы и приказали.
— Так где же?
— Вы забрали последний пузырек позавчера. Глядите, — Андраш тыкал пальцем в крохотную, переплетенную черной кожей, книжечку, — я все записываю. Вот приход, вот расход. Продовольствие. Лекарства. Все денежные растраты…
Генрих прикрыл веки. Глазные яблоки обжигали вертлявые искры, голову снова заключило в мигренозные тиски.
— Идите, — тускло произнес он. И, дождавшись, пока глухо захлопнется дверь, с досадой пнул саквояж: в нем загремели письменные принадлежности, портсигар и прочие бесполезные сейчас вещи. Хотелось вышвырнуть и пузырек, но все же, подумав, спрятал его в нагрудный карман, поближе к медальону.
Все в порядке.
Перетерпит.
— … поэтому, если желаете, ваше высочество, пожалуйте в штаб, — пробивающийся сквозь пульсирующую боль голос генерала вернул Генриха из задумчивости. — Сегодня повар обещал изумительный обед в вашу честь! Уверяю, вы никогда не пробовали такого фазана, какого умеет готовить наш Марко! А молочный поросенок? Он просто тает во рту! Желаете откушать?
— Желаю проэкзаменовать унтер-офицеров, — с усилием выговорил Генрих, смаргивая с ресниц налипший снег. — Каптолская дивизия не последняя в моем списке, и впереди еще немало забот. Я еще не осмотрел ваше инженерное снаряжение и… что это? Лазарет?
— Так точно, ваше высочество, — с неохотой ответил генерал. — Но как же обед? Снаряжение и госпиталь подождут, мы осмотрим их после.
— Сейчас, — отрезал Генрих, поворачивая коня. — Мне показалось, на плацу собралось не так уж много солдат. Где остальной состав?
— Болеют, ваше высочество, — окончательно сконфузился генерал и отвел прыгающий взгляд.
— Эпидемия? — Генрих застыл в седле: мир сжался до размеров предметного стекла, и снежная крупа на фоне неба — как vivum fluidum под микроскопом. — И что же это? Чахотка? Тиф? Почему не доложили?!
Захлебнувшись морозным воздухом, Генрих сцепил зубы и рысью понесся к лазарету.
Внутри неприветливо, сыро, зябко.
Немудрено подхватить какую-нибудь дрянь, которая — медленно, подтачивая червем, либо стремительно, как пуля, — разовьется во что-то большее, парализует сначала Каптол, потом Далму, Равию, и вот уже под облетающей позолотой Авьена проклюнутся кровоточащие язвы эпидемии.
— Где больные? Каковы симптомы?
Выпалил — и, отодвинув медика плечом, пошагал мимо, мимо, по узкой лестнице, продуваемой сквозняками, к обшарпанным дверям.
— Ваше высочество! Куда вы, нельзя!
Его настигли, засеменили рядом, отчаянно заглядывая в лицо: сперва — медик, затем — генерал, кто-то еще, вертлявый и бойкий, подающий знаки за его спиной.
Генриху не было дела.
— Симптомы? — повторил он, рывком распахивая дверь. — Кашель? Харканье кровью? Боль в груди?
На кушетках — испуганные солдаты в исподнем. При виде Генриха как один вскочили, пошатываясь и салютуя, кто во что горазд. Пустяк, не до официоза.
— Больны чем?
Глаза запавшие, темные. Кто-то выдохнул сквозь сцепленные зубы, схватился за впалую грудь.
— Чахотка? — сипло спросил Генрих, и холодом овеяло шею.
— Никак нет, — ответно просипел мужчина. — Животами маемся…
Овеяло — и прошло.
— Как животами? — повторил Генрих. — Кормят чем?
— Мясом, ваше высочество, — подал голос медик из-за спины. — Овощами.
— Не в присутствии его высочества сказано, подтухшими, — огрызнулся солдат и грузно осел на кушетку, та скрипнула под его весом, и Генрих сцепил пальцы в кулак.
— Яс… но, — с расстановкой сказал он, поворачиваясь к генералу. — Поросенок, говорите, во рту тает? А бойцам — тухлые овощи?
— Клевета, ваше высочество! — лязгнул зубами генерал, и глаза его превратились в злые угольки. — Прикажите проверить!
— Проверю. Самолично! А с вами что? — обратился в сторону лежачего солдата с перевязанными руками — белые бинты вызвали в Генрихе зябкую дрожь, и он неосознанно потер запястья.
