Запах Вереска (СИ) - "Kapkan" (читать книги онлайн без .TXT, .FB2) 📗
Оборотень резко разворачивается и летит в сторону своей героической группы. Холодный взгляд падает на резиденцию Понтифика, где у кованых ворот режет на куски друг друга охрана. Он выпрямляется и летит вниз, грациозно опустившись прямо перед ними, и под его силой всю эту кровавую свору сметает вместе с воротами. Проклятый Небесный сворачивает свои крылья за спиной, и железные кончики наростов цепляются друг за друга, превращая их в рванный пепельный плащ. Он скрещивает руки за спиной и неспешной походкой направляется по вымощенной булыжником площади к пятиэтажному зданию. А вокруг него продолжают раздаваться выстрелы и громыхать взрывы. Кто-то забивает кого-то прямо на ступеньках, и в окна летят камни. Тяжелые белые двери слетают с петель, и внутри с верхних этажей летят бумаги. Везде слышны крики и рыдания. Он проходит мимо всего этого и, насвистывая пошленькую песенку, поднимается по лестнице. Постепенно растворяясь в воздухе. Только никуда не исчезает ни стук кованых сапог по мраморному полу, ни леденящий свист. И эти звуки единственное, что четко выделяются в этой бешеной какофонии...
Валентин приходит в себя урывками. Большую часть времени он задыхается от сводящей с ума боли и пытается вырваться из своих оков. Только те с каждой новой попыткой становятся все прочней. Он не помнит, сколько времени уже лежит в этих сырых подвалах. Ощущение времени подводит его, и остается одна лишь взрывающая мозг боль. Он чувствует ее так долго, что успевает забыть, каково без нее.
Они приходят к нему каждую ночь и не покидают до самого утра. Они никогда ничего не спрашивают и не требуют. Только меняется очередность пыток. Они рвут на части его тело. Срезают кожу медленно, словно выводят узоры, и ломают его кости. Они вырывают его ногти и прижигают глаза. Они избивают его кнутами из зачарованного серебра и вскрывают внутренности. Он видит алчный блеск в их глазах и черную ненависть.
Он терпит. Терпит первые месяцы, но потом срывает голос в криках. Его раны перестают затягиваться, покрываются гноем, и в голове воцаряется туман от препаратов, которыми травят его кровь. Магия мечется, запертая внутри, и выедает его, не найдя выхода. А в умирающем разуме бьется только одно имя.
Питер...
Его держит только пара. Он чувствует своего мальчика так остро. Он захлебывается его болью и сходит с ума, мечась в своих оковах, когда слышит его крики. Он воет, словно безумный, но вырваться нет сил. Они медленно убивают его и ломают все внутри. У них нет спасения, нет будущего. Черный альфа может радоваться, его враг захлебывается собственной кровью и, потеряв все, скулит, как бесхребетный сопляк.
Он теряет сознание и открывает глаза, когда после очередного сеанса пыток его тащат в камеру. Они бросают его на пол и уходят, насмешливо обсуждая его позорные мольбы. Измученный разум все еще выворачивает от запаха крови его любимого. Перед глазами все чернеет, и он уже не слышит ничего. В себя он приходит только через несколько суток, когда его грубо дергают за ошейник и вытаскивают наружу.
Капкан грубо сжимает и без того истерзанное горло. Перед глазами вспыхивают белые пятна, а в нос бьет запах чистого воздуха. Его так много, что он захлебывается им. Грудь сдавливает, и над ухом раздается треск электрической дубинки. Последним воспоминанием становится тупая боль в затылке, и мир снова темнеет.
В последний раз, когда он открывает глаза, он лежит, прикованный цепями, которые приколоты к полу. Он с ног до головы опутан мерцающим металлом и может подняться только на колени. Вокруг него роскошь. Стены покрыты щедрой росписью из библейских сказаний. Позолоченные ангелочки ухмыляются ему с белых высоких колон, а молочный высокий потолок покрыт искусной резьбой. Огромный зал почти пуст, если не считать письменного стола с креслом с позолотой, картин эпохи возрождения и грубых каменных плит, на одной из которых он сейчас находится.
А спиной к нему стоит старый Понтифик и, скрестив руки за спиной, блаженно смотрит на цветущую Вену за распахнутыми стеклянными дверями балкона. Ветер играет с прозрачными шторами и приятно холодит разгоряченное от боли и жара тело. Валентин с трудом фокусирует расплывающийся взгляд на чуть сгорбленной спине, затянутой в белый шелк.
- Наш мир так прекрасен, не правда ли? – безмятежно произносит глава католической церкви, – Господь наш сотворил его в любви и вере. Только дети его не оценили сей величайший дар.
- И поэтому вы начали убивать их? – выплюнув кровь, прохрипел Владыка.
- Во имя Господа нашего и ради человечества, мы уничтожали скверну, – зло зашипел старик и обернулся к лающе засмеявшемуся вампиру, – только что может понять такая грязь, как ты?!
- Да неужели? Взорванный приют, сожженные больницы, сотни убитых женщин, детей, стариков! Это и есть твои благие намерения?!
- Мир был создан для людей, и в нем места таким тварям, как вы. Монстры – ошибка природы! Вы – порождение дьявола! – с омерзением смотря на Валентина, прошипел Понтифик, – сотни лет церковь защищала своих детей от вас. Мы огнем выжигали вашу гнилую породу, но вы выжили и вернулись. Вы забрали себе власть и пытались пошатнуть устои самого Бога!
- Мы жили задолго до вас! – оскалился Валентин, – задолго до твоего Бога. Это мы дали право вам жить с нами, делили с вами наш мир! И ты вправду думаешь, что сможешь уничтожить нас сейчас?! Что ты сделаешь? После меня придет другой. До волков ты даже не сможешь добраться. Ты даже не знаешь, в чью пасть полез, человек.
- О, я отлично знаю, – усмехнулся старик, – но с Божьей Благодатью мы, наконец, сможем уничтожить вас. Мы сотворим новый мир. Напомним о любви Бога. Подарим очищение от грехов, и мир будет спасен.
Валентин слушал, леденея с каждой минутой. Он знал, что Валгири нашел осколок «Искры». Он знал, в ком она родилась, но новость о том, что волчий человек оказался в руках этих сумасшедших, заставила кровь застыть в жилах. Он знал, у кого под замком сейчас был человек. Валгири никогда не сможет добраться до них. Он уже потерял своего человека. Магистр мечников хорошо умел убеждать.
- ... но для тебя у меня будет небольшой подарок, – словно издалека до вампира долетели слова Понтифика.
Он непонимающе уставился на старика и в следующую минуту крупно вздрогнул, когда услышал знакомые тихие стоны. Двери зала открылись, и двое одетых в черное охранников втащили окровавленное и изломанное тело. Бросив на каменные плиты в центре зала, они приковали цепи к массивным кольцам и тихо вышли. А Валентин почувствовал, как все внутри рвется на части от невыносимой боли и отчаянья. Его душа... Его Питер.
Худое тело с многочисленными ранами и синяками на нежной коже. Кривые сломанные пальцы, вывихнутая рука и изорванная грязная одежда. Волосы, седые на висках, спутанные, грязные. Под глазами черные круги, разбитые в кровь губы и черные взбухшие вены. Он метался в бреду, и от него несло запахом смерти так сильно, что Валентин задыхался. Он взревел раненным зверем и кинулся к нему. Но цепи засветились ярче и, обжигая невыносимой болью, удержали на месте.
- Что ты с ним сделал, тварь?! – заорал доведенный вампир.
- О, ничего, – коротко улыбнулся старик, с интересом рассматривая стремительно чернеющую кожу и абсолютно белые глаза хрипящего парня, – наш молодой, но весьма талантливый генетик не перестает радовать своими работами. Весьма талантливый молодой человек. Его новая сыворотка оказалась исключительной вещью. Даже Амикусу не приходило в голову такая блестящая мысль. Немного крови ваших Пожирателей и смесь нескольких химических элементов дала такую интересную реакцию. Чистейший яд, только, увы, он еще на испытательной стадии. По-моему, уже работает, а что скажешь ты?
- Убью! – взревел вампир и забился в своих путах.
- Бесполезно, – покачал головой старик и произнес, – это только начало. Мы уничтожим всех вас. Мы не будем так глупы, чтобы оставить семена, чтобы те дали ростки. Мы испепелим вас светом Бож....
Прогремевшая серия взрывов не имела ничего общего с Божьим светом. Последовавшая автоматная очередь и крики на улице только укрепили эту идею. Потом начался ад. Только Валентин не видел и не слышал ничего. Он рвался из своих пут и, не переставая, звал Питера. Он клял, умолял и обещал все на свете, только бы он пришел в себя. Но Питер умирал. Он извивался на каменных плитах и хрипел от боли. Из глаз его текла черная кровь, а с губ рвались уже не крики, а хрипы. Он, широко распахнув невидящие глаза, смотрел перед собой.
