За Семью Преградами (СИ) - Волк Сафо (книги полностью .txt) 📗
— Я понимаю, — мягко кивнула Рада, запуская ладонь в ее кудри и нежно оглаживая щеку своей шершавой и теплой рукой. — Понимаю, самая моя яркая искорка на свете.
— Мне кажется, в этом и есть смысл всего, что мы делаем, — едва слышно продолжила Лиара, прикрывая глаза и наслаждаясь ее прикосновением. — Великая Мани — это не то, до чего надо дотягиваться, куда нужно уходить. Великая Мани в нас, Она — это мы. Мы должны стать Ею. — Она вдруг улыбнулась, не открывая глаз, лукаво и светло. — Так забавно! В который раз я уже понимаю это, но теперь как-то глубже, как-то иначе. Раньше это было только в голове, а теперь и здесь, — Лиара тронула грудь, где под слоем костей и кожи отчаянно звенела и пульсировала скрученная в ослепительное солнце маленькая вселенная. Она открыла глаза и посмотрела на Раду, стоящую так близко от нее, что тепло ее дыхания согревало кожу Лиары. — Мне кажется, когда я почувствую то же в теле, в каждой своей клеточке, вот тогда мы и достигнем цели, Рада. Наше тело должно захотеть стать Ею. И когда это произойдет, случится Чудо.
— Наверное, ты права, моя зоренька, — тихо пробормотала Рада, склоняясь к ней все ближе. — Ты — мое самое дорогое и самое желанное чудо на свете!
Лиара засмеялась от счастья, чувствуя, как ее губы слегка щекочут брови, лоб и щеки, когда Рада покрывала их невесомыми поцелуями. Потом они целовались под мерцающими звездами, укрытые теплыми крыльями ночного ветра и запахом сирени, и соловей пел им о бесконечной нежности и мягкости первой весенней ночи. И Лиаре казалось в тот момент, что за спиной у нее уже есть крылья, хоть они еще и не были в Роще Великой Мани, и стоит ей только захотеть, как она взлетит вместе с Радой прямо туда, к бесконечной небесной шири.
А потом они шли домой, держась за руки, и венок из белой сирени сползал Раде на лоб, и та то и дело, шутливо хмурясь, поправляла его и ворчала, что он слишком сильно и сладко пахнет. И их встречал рыжий косматый пес, помахивающий хвостом в знак приветствия, и засыпающее становище, и огоньки в домах, разбросанных по склонам гор. И не было ничего светлее, дороже и правильнее этой ночи во всем белом свете.
==== Глава 42. Навязчивое внимание ====
Тяжелые серые тучи неприветливо висели на самом горизонте, заволакивая все небо с севера на юг. Между ними и тонкой полоской ровной, будто блин, земли темнели серые простыни дождя, переливающиеся, перетекающие, будто занавески на сквозняке. Оттуда, с востока, задувал резкий ветер. Мороза в нем уже не было, но его ревнивые порывы трепали волосы Рады и забирались за ворот, обещая холодную ночь и, возможно, дождь.
Травы Роура, густые и нечесаные, как волосы лесной ведьмы, тревожно клонились под ветром, гнулись к самой земле. В воздухе пахло сыростью, дождем, подступающим ненастьем, и он казался Раде почти что ощутимо острым на вкус. Над головой все еще синело небо, и ослепительный диск солнца светил, заливая все своими лучами, но тучи неуклонно ползли с востока, кипя темно-синим, почти черным краем, недовольные, ворчливые, угрожающие. Подступала гроза.
Пыльная дорога тянулась вдоль диких лесов, которыми поросли все склоны Данарских гор. Лес шумел в ответ песне ветра, растревоженный и неуютный, и первая зелень, такая яркая в начале лета, трепетала в могучих руках Среброглазой Реагрес, дрожа то ли от страха, то ли от предвкушения неминуемой бури. Звенели серебристым дождем нервные листочки осин, тянулись, будто кудри молодой женщины, поросшие мелкими листиками тонкие ветви берез, шумели, покачивая тяжелыми лапами, темные и угрюмые ели. Одни лишь дубы стояли ровно, неумолимо и спокойно, встречая подступающий ураган, и ярко-зеленая листва так резко контрастировала с темной, почти черной, изрытой выбоинами корой.
— Будет дождь, — тихонько пробормотала искорка, шагающая рядом с Радой. Взгляд ее был рассеянным и погруженным в себя.
Может, оно и к лучшему? Земля уже истомилось без дождя. Сухая, выбитая почти что в камень дорога под ногами Рады была тому доказательством, как и жесткие травы, которыми, будто щетиной, поросли обочины. Ветер поднимал из-под ног мелкую пыль, которая покрывала всю Раду с головы до ног ровным слоем. От нее даже золотистые кудряшки искорки слегка потускнели.
Караван Младших Сестер под предводительством хмурой Уты, то и дело сплевывающей сквозь дырку на месте отсутствующего клыка, тащился день за днем на север вдоль самой кромки леса. Чуть больше четырех десятков Младших Сестер, которым в этом году исполнилось восемнадцать лет, шли в Рощу Великой Мани, чтобы обрести крылья. И Раде в первые дни даже не верилось, что она тоже направляется туда с той же целью.
Богиня, уже совсем скоро я смогу летать. Это не укладывалось в голове, просто не укладывалось и все. Впрочем, Рада старалась и не думать об этом вовсе. Что толку? Последние месяцы в становище Сол научили ее одному: меньше думаешь — крепче спишь и в прямом, и в переносном смыслах. Чем тише была ее собственная голова, когда удавалось заткнуть противный внутренний голос, только и делающий, что шепчущий ей всякую ерунду, тем спокойнее проходили ее дни. Ушли кошмары, что так терзали ее какое-то время назад, а вместе с ними прошла и смертельная усталость от вечного недосыпа. Ушли резкие эмоции, благодаря которым ее кидало из стороны в сторону, будто поплавок на штормовых волнах. Осталась только золотая пульсация в груди и странное, щемящее чувство, не пропадающее ни на миг. Лучше всего ему подходило слово «стремление». Это и было бесконечное стремление к чему-то, чему Рада не могла дать названия. Все ее существо хотело… чего-то. Истомленное, измученное, пересохшее, как земля под ногами, оно молило о чем-то ином, оно искало выхода, но пока еще не могло его найти.
Она всмотрелась вперед, вдыхая сырой вкус восточного ветра. За темными макушками Каэрос виднелась дорога, светлым полотном тянущаяся вдаль. Слева белели острыми снежными шапками горы, по склонам которых сползал густой лес, справа протянулась зеленая степь Роура. Изо дня в день окружающий пейзаж мало менялся, разве что дорога порой петляла, повторяя изгибы опушки. Этим путем испокон веков молодые Каэрос шли в Рощу Великой Мани, и дорога помнила их всех, древняя, ровная, никогда не меняющаяся.
Какое-то странное чувство охватило Раду. Все, что происходило сейчас с ней, казалось священным, пусть путь и был однообразным, пусть изо дня в день ничего не менялось. Но в этом-то и была своеобразная странная красота, которой она раньше никогда не чувствовала. Две тысячи лет анай повторяли один и тот же путь, и сейчас Рада шагала по нему, чувствуя, как вытянулась через эту толщу времени связующая нить от нее к той самой первой Каэрос, что когда-то вот также направлялась навстречу своей судьбе на север.
Она никогда не интересовалась историей и презирала Церковь Молодых Богов, присвоившую себе право исчислять эту историю и измерять ее тысячами крохотных линеек. Мир Этлана Срединного был ровным, что стрела: столько-то лет прошло со времен Ирантира, столько-то — с создания Мелонии, столько-то — с Танца Хаоса. И над этой стрелой склонялось бородатое морщинистое лицо Жреца с холодными глазами, который трясущимися пальцами помечал ее вехи, запечатлевая в них то, что имело значение, отбрасывая то, что было не важно. Именно Жрецы писали историю, а потому никто не посмел бы забыть, что лишь благодаря Церкви этот грешный мир все еще продолжал существовать. И сухое, бестрепетное изображение Грозара попирало своей мраморной пятой людские надежды и стремления, мечты, дерзновенные желания. Нет ничего, кроме Молодых Богов, помните о Молодых Богах, помните о Церкви и только о ней, ведь благодаря ей вы и существуете на свете. А коли вы не будете верить, коли не будете слушаться, коли не будете платить десятину и молить о прощении, коли не раскаетесь в своих грешных мыслях, кара Грозара падет на вас. И ведь Жрецы держали свое слово. Сколько раз горели деревни, что не соглашались платить ту самую десятину не из-за того, что так ненавидели Церковь, а оттого, что неурожай побил их поля, а волки разодрали всю скотину? Сколько мужчин и женщин было замучено и запорото потому, что они не желали признать авторитет Жрецов? Сколько судеб было искалечено только потому, что лишь Церковь имела право владеть миром и править мыслями людей, предъявляла свои священные права на их судьбы и души?
