Раздробленный свет (ЛП) - Кауфман Эми (читаем книги онлайн .txt) 📗

Она слегка качает головой.

— Я не могу, — слова даются ей с трудом. — Я… я боюсь высоты.

Я уставился на нее.

— Ты живешь в пентхаусе.

Ее лицо, обращенное ко мне, становится свирепым.

— Да, с окнами, которые невозможно разбить, даже если бросить в них рояль, — ее голос обостряется до раздражения, и хотя нет причин радоваться этому — оно же направлено прямо на меня, и мы торчим здесь вместо того, чтобы подниматься — я обнаруживаю, что мне это нравится. Это, как одна ямочка, кривоватая улыбка… что-то настоящее. Ведь большую часть времени я не могу сказать, что творится на душе у этой девушки. — Вид из пентхауса отличается от… я не могу спускаться вот так, Гидеон!

Ну, не хрена себе! Это намного затрудняет осуществление моей стратегии отступления. У меня перехватывает дыхание.

— Тебе повезло, потому что мы не спускаемся. Мы будем подниматься.

Это заставляет ее открыть глаза, хотя бы для того, чтобы впиться в меня ужасным взглядом.

— И в чем везение? — выдыхает она.

— Доверься мне, это намного легче, чем идти вниз. Нам нужно подняться всего-то на десять этажей, и мы окажемся у перехода в соседнее здание. — Я роюсь в своей сумке, пока не нахожу запасной тонко-волоконный жгут. — Выползай, выступ достаточно широкий, чтобы стоять.

— О, Боже, — шепчет она, ее движения вялы и медлительны, когда она начинает выпускать сначала одну ногу, затем другую из воздуховода. Она держит глаза закрытыми, двигаясь на ощупь и я заботливо протягиваю руку, чтобы поддержать ее.

— Вот так, — шепчу я, желая знать, что лучше сказать ей при такой фобии. За исключением того, что это на самом деле не фобия, потому что иначе это подразумевает абсурд. Мы на двадцать этажей над землей, и падения отсюда могут бояться даже самые логичные умы. Единственный плюс падения отсюда в том, что вы, безусловно, будете мгновенно мертвы после удара, и не будете лежать в агонии со сломанными конечностями. Но не думаю, что Алексис нашла бы в этом утешение.

Я надеваю на нее страховочный ремень… я понимаю, что она напугана, потому что она даже не моргает, когда я проверяю связки, пробегающие вокруг каждого бедра.

— Ты пойдешь первая, — говорю я ей. — Здесь у меня будет трос, привязанный к тебе. — Я позволяю ей посмотреть, как я привязываю трос к ее ремню. — Твоя работа — нести вот это, — я вручаю ей мешок с магнитными захватами, — и проложить нам путь. Ты прижмешь их к стене, вот так, затем сделаешь поворот на девяносто градусов, вот так, чтобы активировать магнит. Затем ты просто протаскиваешь веревку через карабин до щелчка…и всегда с этого направления, чтобы, если мы упадем, веревка не могла сама себя освободить.

Я поднимаю взгляд и вижу, что она смотрит на меня, словно я сказал ей выстрелить мне в лицо.

— Да ты шутишь.

Я медленно выдыхаю.

— Не в этот раз.

Она сглатывает, прижимаясь спиной к стене шахты лифта, будто может избежать всего этого одной только силой воли. Ее волосы в беспорядке, и на одном виске виднеется красное пятно, которое выглядит так, как будто скоро это будет величественный синяк. На щеках до сих пор виднеются ручейки размытой туши и остался след крови на опухшей нижней губе, с того момента, как ее преследователь ударил ее. Я не ожидаю укола боли где-то внутри себя, при виде ее. Потом она фыркает.

— Тогда чего же мы ждем?

Плечи снова начинают болеть, прежде чем мы преодолеваем этаж, в немалой степени из-за того, что с Алексис подъем занимает вдвое больше времени. Но, несмотря на боль, это не совсем плохие новости. Вид, когда я смотрю вверх, чтобы проверить ее прогресс — больше утешает. Я держу это наблюдение при себе. К ее чести, она справляется со своей задачей без жалоб, хотя в какой-то момент я слышу, как она вздрагивает при вдохе, и я понимаю, что она плачет с каждым дрожащим движением вверх.

Когда мы добираемся до тридцатого этажа, она подползает на коленях к краю выступа обслуживания и дрожа заползает на него, прижавшись к стене. Я позволяю ей оставаться там и продолжаю подниматься, ставя еще несколько магнитных захватов, пока не добираюсь до панели управления в верхней части. В идеале я бы просто взломал панель, но чип в кармане, а карман под упряжью, а моя упряжь — это все, что удерживает меня от падения на тридцать этажей до… по общему признанию, очень быстрой смерти. Я собираюсь сделать это физически, и это не сильная моя сторона.

Я снимаю крышку и прослеживаю проводку, когда какой-то шум вторгается в мою концентрацию.

— Гидеон… — зовет меня Алексис. — Гидеон!

— Что?

— Лифт… он должен двигаться?

Я смотрю на нее, а затем перевожу взгляд вниз, чтобы обнаружить, что лифт под нами плавно поднимается. О, черт! Хотя сначала он движется медленно, но затем быстро набирает скорость. Я снова на долю секунды встречаюсь взглядом с Алексис, а затем сильно ругаясь склоняюсь к панели. Пальцы дрожат, дыхание замирает, ладони потеют, и я не могу ухватиться за провод, ногти слишком короткие, чтобы сорвать с них изоляцию, а Алексис кричит что-то рядом со мной, и, наконец, наконец, я скрепляю два провода вместе и двери лифта на уровне талии со скрипом открываются на шесть дюймов.

Я тяну руку к Алексис, крича ей, чтобы она двигалась, и на этот раз она не колеблется. Я направляю ее стопу на свою ногу и слегка подталкиваю ее вверх. Тело кричит о лишнем весе, и хватка в моей другой руке слабеет — один зажим замкнутого страховочного устройства начинает отказывать. Она карабкается в отверстие, извиваясь, царапая себя, когда протискивается внутрь. Затем я вижу ее снова, когда она толкает ногой одну из дверей и заставляет ее открывать еще несколько дюймов. Затем она наклоняется — Боже, какого черта ты делаешь, иди! — и я понимаю, что она тянется ко мне.

Лифт пыхтит под нами, как встречный поезд, и я понимаю, что она что-то кричит мне, потому что я вижу, как ее губы шевелятся. Ее руки хватаются меня за запястье, и я отказываюсь от страховочного устройства, позволяя веревке ослабнуть и хватаясь за захват другой рукой. На один ужасный момент я понимаю, что не смогу этого сделать, мышцы судорожно дрожат, но затем я двигаюсь, карабкаюсь, ноги кратковременно повисают в воздухе, прежде чем мы с Алексис оба растягиваемся на полу, когда лифт начинает визжать. Искры выскакивают из открытых дверей, когда лифт срезает мои захваты со стен шахты, как листья со стебля.

Задыхаясь, кашляя, запутавшись вместе, потея и трясясь, мы с Алексис растянулись на полу. Я прижимаюсь лицом к холодному мрамору, постепенно приходя в себя и возвращаясь в окружающий мир. Окна в дальнем конце зала говорят мне, что настал рассвет. Первые намеки на свет пронизывают небо и золотят оконные рамы. Выход к переходу прямо за углом, и как только мы окажемся в соседнем здании, будет делом минуты взломать систему и спуститься до уровня улицы. Мы спасены.

С этим приходит осознание того, что Алексис лежит на мне. На мгновение у меня возникает соблазн замереть, чтобы как можно дольше оставаться там, где я нахожусь, потому что теперь, когда угроза неминуемый битвы прошла, я мог бы привыкнуть к этому. Но когда мы оба медленно садимся, я понимаю, что она не отстраняется, потому что слишком сильно дрожит, чтобы двигаться.

Я обнимаю ее одной рукой и мне становится тревожно.

— Как ты? Ранена?

Она молча качает головой, и я вижу ужас на ее заплаканном лице. Она не шутила о том, что боится высоты. Если бы я знал, что у нее такая фобия, я бы ни за что не стал бы заставлять ее подниматься. Я бы… я не знаю, придумал бы что-нибудь. Как, ради всего святого, ей это удалось?

Моя рука сжимается вокруг нее, прежде чем я понимаю, что прижимаю ее к себе.

— Ты сделала это, — бормочу я, склоняя голову, чтобы говорить ей на ухо. — У нас все хорошо. Мы почти выбрались.

Она на мгновение замирает в моих объятиях, а затем резко прижимается ко мне, обхватывая мою грудь, прижимаясь лицом к футболке. Она все еще дрожит, тяжелое дыхание приглушено моим телом, и я обхватываю ее другой рукой, чтобы крепче сжать. Это не один из ее номеров. В этот момент она не играет со мной, я в этом уверен.