Калинка-малинка для Кощея (СИ) - Комарова Марина (книги онлайн полные версии .txt) 📗
Лишка поправила гребень, удерживавший серо-седые косы, невзначай коснулась расшитой всяческими деревянными оберегами, не больше монетки, кожаной полосы, скрывавшей «лихое» око.
— Проходи-проходи, — пригласила матушка. — Выбирай любое место.
Лишка только загадочно улыбнулась. Предлагать еду такой гостье принято не до ворожбы, а после. Такой обычай. Она задумчиво посмотрела на меня, потом на Дивислава. У брата был вид откровенно скучающий. И под взором Лишки он ни капли не смутился, а наоборот — дерзко посмотрел в глаза. Та усмехнулась и погрозила длинным изогнутым пальцем с крупным перстнем, закрывавшим всю нижнюю фалангу.
Потом прошла в дальний угол. Достала из холщовой сумки мешочек с травами и ароматные камни, потом циновку. Раскатала циновку и уселась на неё. Поправила широкую юбку с пёстрым рисунком, позвенела бубенчиками и колокольчиками на рукавах.
Дивислав тихо выдохнул рядом. Я покосился на брата. Всё это представление откровенно наводило на него скуку. Матушка вернулась на своё место, где сидела до нашего прихода, занимаясь шитьем. Подготовка — дело такое, вот когда лично каждому ворожить начнет, то тогда уж один на один придётся.
Через некоторое время помещение заполнил аромат смолы и хвои. Сизый дым заполонил всё пространство, свежая и острая нотка сушёных трав кружила голову.
— Прошу всех выйти и остаться одного младшего Кощея, — донесся хриплый голос Лишки.
Дивислав поморщился, словно раскусил лимон. Матушка без слов тихо поднялась и направилась к выходу. Обернулась, глянула на меня. Короткий кивок, дающий понять — иди же.
Я только пожал плечами и похлопал брата по руке.
— Разрешаю её удавить, если что, — шепнул ему на ухо.
Дивислав не отреагировал, однако по глазам было ясно, что он серьёзно задумался над этим предложением. Я еле сдержал улыбку и выскользнул вслед за матушкой. Коль уж сказано выйти, то придётся подчиниться.
Однако стоило нам оказаться в коридоре, как она нахмурилась, потом прильнула к двери, будто хотела что услышать.
— Не нравится мне всё это, — вдруг произнесла матушка, закусив нижнюю губу.
И хоть я сам пока ничего не чувствовал, волна тревоги, исходившая от неё, заставила насторожиться.
Не знаю, сколько времени мы так стояли. Однако в тот момент, когда я уже подумал, что пора бы и честь знать, голова вдруг немыслимо закружилась. Сердце забухало набатом в висках, а воздуха стало не хватать. Я попытался взять контроль над происходящим, но перед глазами поплыло. Земля ушла из-под ног, все звуки исчезли. Какое-то время я находился в подвешенном состоянии, не в силах пошевелиться.
«Ну, Лишка, — подумал я, — узнаю, что используешь какие-то грибы-галлюциногены в своём предвидении, станешь не только одноглазой, но и одноухой».
Однажды просто довелось увидеть, что уши у Лишки чуть вытянуты и с очаровательным острым кончиком. В детстве страшно хотелось за него подёргать. Однако Лишка словно чуяла все мои кровожадные порывы и ловко уходила из зоны досягаемости моих загребущих ручонок.
Неожиданно стало холодно. Очень холодно, б-р-р-р прям. И удалось разглядеть ледяные стены рядом. Я нахмурился. Ледяные? Нет, конечно, у нас есть места с мертвецким холодом, природа постаралась, так сказать, но вот чтоб лёд? Занятно-занятно.
Я шумно выдохнул, с губ сорвался парок. Так-так, точно Лишка балуется. Надеру уши, только вернусь отсюда.
Развернулся, что бы понять, где нахожусь, и вдруг увидел, будто через мутное окно, сидящую Лишку и рядом с ней Дивислава. Провидица склонилась, словно в поклоне, и хрипло шептала:
— Суженая твоя живёт на земле, в местечке Полозовичи. Дочка она чудесницы и богатыря. Словом ласковым да делом бездумным её не возьмёшь. Придётся подумать, придётся очаровать. Но силы свои не зря потратишь, ибо достойнее пары не отыщешь ни в мире живых, ни в мире мёртвых. Умна не по годам, хороша как весна. Глаза у неё зелёные, как пробивающаяся из-под земли трава после снежной зимы. Коса до пояса, цвета как каштановый орех, а кожа белая-белая, нежная и гладкая. Стан у неё стройный да крепкий, сама спелая да сочная, будто персик наливной. С такой не стыдно показаться ни среди своих, ни среди чужих. И дети у вас будут — загляденье.
Дивислав слушал её напряжённо, вон, аж пальцы сцепил. По лицу невозможно было ничего прочесть. Глаза остекленели, превратив его в неподвижную статую.
Складно Лишка говорит, но чувствуется какой-то подвох. Что-то явно прячет, скрывает. И голову свою склоняет всё ниже и ниже, словно боится, что Дивислав сможет пошевельнуться и заглянуть в то око, в которое лучше не смотреть.
— Почему мне кажется, что ты недоговариваешь? — тихо спросил он.
Умница, братик. Тоже всё понял.
Я с удивлением осознал, что у самого пересохли от волнения губы и взмокли ладони. Так-так, кажется, включилась родственная связь. У нас в семье всегда так. Когда одного тревога берёт, то и другие почувствуют.
Лишка молча смотрела на циновку. Словно там было нечто страшно интересное, что вот совсем нельзя пропустить. Явно говорить ничего не хотела, но иного не видела. Потом наконец-то вздохнула, протянула руку с длинными изогнутыми пальцами и принялась сосредоточенно собирать рассыпанные перед ней травы и смолистые камушки.
— Беду тебе принесёт суженая твоя. Друг твой закадычный пропадёт, и след его скроется из виду. И пока будешь со всем этим разбираться, рискуешь голову потерять.
— На плахе? — деловито поинтересовался Дивислав.
— От любви, — вкрадчиво сказала Лишка.
И мне показалось, что уж лучше бы на плахе, потому что Лишка подняла голову и посмотрела на Дивислава. Тот как-то побледнел и изменился в лице. Учитывая, что ерундой его не напугать, мне и самому стало не по себе.
У нас, семьи Кощеевой, вообще с любовью как-то не складывается. Брак по расчету — это пожалуйста. А вот светлое и прекрасное чувство — это как-то не по нашей части. Никто в принципе не способен на любовь, но таки умеет вести хозяйство. Поэтому матушка с батюшкой и ужились. Она прежде всего тоже ценила практичный подход и сокровища в кладовых, нежели игру на дудочке и сладкие речи молодцев.
Лишка что-то еще говорила, но слова смешались, спутались, как нити шерстяной пряжи — ничего не разобрать. В ушах загудело, холод стал еще ощутимее.
На моё плечо вдруг легла чья-то рука.
— А ты что делаешь в моих пределах?
Так, предсказание ли это?
Я медленно обернулся. Перед глазами поплыла серебристая дымка; сказочный сладкий аромат, будто смешали ключевую воду и мёд, коснулся обоняния.
Сквозь серебро сумел разглядеть женский силуэт в длинных одеждах. Смутный абрис лица, белоснежные косы, спускающиеся аж до земли. Только вот тела всего не разглядеть, потому что сидит незнакомка за каким-то сооружением, отдалённо напоминающим ткацкий станок.
— Кто такой, спрашиваю? — грозно зазвенел её голос.
Чужой, холодный, неземной. И сама, кажется, брови сурово сдвинула. Только вот перед глазами всё вновь поплыло, а язык будто к глотке примерз. Я разозлился сам на себя, а еще пуще — на Лишку.
— Не серчай, красавица, мимо шёл, — ответил незнакомке, прикрыл глаза и усилием воли попытался уничтожить предсказательский морок.
Боль пронзила виски, однако спустя несколько мгновений стало легче. Я медленно открыл глаза, и тут же щеку обожгла ладонь матушки:
— Сдурел совсем — нас так пугать, Темнозар?!
ГЛАВА 2. Семейный совет
Голова сильно кружилась. Во рту стоял неприятный кислый привкус, будто съел пуд лимонов. Да уж, что-то однозначно не везёт мне. То от работы оторвут, то Лишка придёт, то откат получу.
Провидица, кстати, слава матушке, ушла восвояси. Пыталась задержаться, расспросить, что я видел. Однако очень быстро поняла, что в окружении недобро настроенных Кощеев лучше не задерживаться.
Поэтому даже не просила проводить. Улизнула так быстро, что я и приложить каким мелким проклятием не сумел. А жаль. Что-то сплошное расстройство, а не день.
