Галактика. Принцесса и генерал - Гусейнова Ольга (читать книги полные .txt) 📗
Мы остановились и злобно сверлили друг друга взглядами. Обычное дело для трунов — выплескивать эмоции наружу. Так проще жить и гораздо веселее. Особенно тем, кому повезло со стороны наблюдать за публичным проявлением чужих эмоций — зрелища необыкновенно обостряют чувства, отвлекают от повседневности. Хотя рутина и покой — не про аборигенов Тру-на-Геша. И мне пришлось привыкнуть к этому за десять лет жизни здесь.
— Я уже записался на тренажеры и на программу «скульптор тела», поняла? Скоро у меня тоже будут великолепные мускулы, — буркнул мужчина пятидесяти лет от роду, забавно наморщив розовый нос и тут же позабыв про злость и обиды.
Непосредственность трунов, прямо-таки граничащая с детской, меня неизменно поражала и восхищала одновременно. Сама порой веду себя так же.
— Мьяло, дорогой, Мишка служит в элитных войсках Земли. Его мускулы — результат многолетних упорных тренировок, — примирительно улыбнулась я. Говорить, что мускулами еще и пользоваться хоть иногда надо, не стала. Трусливый нрав трунов всем известен. — Твоя же ценность — в мозгах. В конце концов, кто создатель полидерия?
Мужчина в самом расцвете лет ухмыльнулся уверенно и слегка заносчиво:
— Этот козырь я оставляю на крайний случай. Хочется привлекать своей красотой, а не тем, что я помог добиться ее другим…
— Тебе надо почаще появляться в СМИ, тогда твоя популярность станет самым беспроигрышным аргументом, — вроде пошутила, но идейку подкинула, судя по загоревшимся глазам бывшего наставника.
— Да я с удовольствием, но ты же знаешь: признание и популярность достаются Хиаро. У него маниакальная любовь к себе любимому. Я не раз наблюдал, с каким восторгом он смотрит новости, где мелькает его рябая физиономия. Сколько раз намекал: синий цвет ему совершенно не к лицу…
— Мьяло, директор нашего исследовательского центра имеет полное право и даже обязан мелькать в инфосети. — О цвете лица нашего начальства слушать не хотелось. — А ты не забыл, что в один прекрасный день сам отказался от этой должности?
— У меня научная работа, а директорские обязанности только мешали бы заниматься любимым делом, — снова разозлился Мьяло.
— Каждый сам расставляет собственные приоритеты, — многозначительно закончила я разговор, освобождая локоть из руки труна и входя в божественную прохладу университета. — Ты, кстати, не видел моего начальника? Никак не могу связаться с Аэном.
Мьяло пожал «лоскутно-игольчатыми» плечами.
Мы прошли процедуру идентификации, прежде чем войти в закрытую зону исследовательского центра. Сначала — по рисунку сетчатки глаза. Затем — по отпечаткам пальцев, по раковине уха. И наконец — по голосу.
Оказавшись в знакомом до последней щелочки коридоре, Дож неожиданно ответил:
— Прости, вылетело из головы. Он в медицинском центре сейчас.
— А что случилось? — Я даже остановилась, услышав нерадостную новость. — Заболел?
— Нет вроде. Вообще странное решение. И явно не вовремя. Его лаборанты и ординаторы недоумевают. Вчера меня терроризировали, что им дальше делать. Сегодня наверняка к тебе придут. По непонятной причине Шудерино два дня назад неожиданно лег на операцию.
— Какую? — опешила я.
Мы стояли в коридоре с белоснежными стенами. И хотя белый я не люблю, он неизменно успокаивает глаз от многоцветья снаружи.
— В подробности я не вникал, но у него с почкой проблемы были. Ему еще год назад предложили трансплантацию, а он тянул. Сама же знаешь: твой начальник панически боится любых операций.
— Я в курсе его паранойи.
Ну вот и я о чем. А тут вдруг ни с того ни с сего решился лечь под лазер.
— Видимо, состояние ухудшилось? — расстроилась я, потому что Аэн Шудерино — скорее коллега, чем мой начальник.
С этим солидного возраста, но еще не старым мужчиной, ценившим, уважавшим и любившим меня как специалиста, было легко работать. И я отвечала ему тем же.
— Да какое состояние-то? — нахмурился Дож. — Мы с ним неделю назад говорили, и о здоровье в том числе, чувствовал он себя прекрасно, все у него в порядке. Да и операцию ему предлагали больше для проформы. Статистически его случай входит в зону риска неожиданных осложнений. И он весьма язвительно отзывался об этой статистике и медиках в целом. А три дня назад мы с утра договорились о совместном рейде по барам на выходных и… — Дож, отметив мои заинтригованно приподнявшиеся брови, замолчал.
— Но по какой-то же причине он внезапно изменил решение? — Мне стало еще тревожнее.
Мьяло двинулся по коридору к своей лаборатории. Набрал код, шагнул за порог, обернулся и тихо продолжил:
— Слухи пошли. Военные к спецам из разных областей обращались… Кое-кого после забрали…
— Думаешь, что-то любопытное опять нашли? — заинтересовалась я.
Мьяло хмыкнул, мрачно посмотрев мне в глаза:
— Я бы не радовался на твоем месте.
— Почему?
— Если военные нашли что-то любопытное, считай, однозначно пакость какая-нибудь. Шудерино тот еще хитрец, а неприятности чует — дай высшие мне бы так. Может, потому и «слег» срочно: счел, что операция — оптимальная возможность переждать неприятности.
— Наговоришь еще, — расхохоталась я. — Тебе только своим детям страшилки рассказывать.
Дож мягко усмехнулся, как всегда, когда речь заходила о его детях — семерых от разных и, самое удивительное, неизменно счастливых, но скоротечных браков.
— Ты сама еще ребенок, — снисходительно заявил он. — И это в двадцать семь лет. Странно, почему только ты в мои страшилки не веришь никогда.
В груди всколыхнулась старая грусть:
— Наверное, потому что видела события пострашнее, чем твои истории.
Мьяло хотел было выйти в коридор, но чуть не сломал свои разноцветные иглы, не вписавшиеся в дверной проем. Поморщился и зашипел с досады, а меня утешать передумал и, махнув рукой, закрыл дверь. Наверное, мой ироничный взгляд не понравился.
Забавная ситуация с «докторским» костюмчиком неожиданно помогла забыть о прошлых печалях, и работать я пошла, вновь включив музыку на полную громкость.
Я хозяйским взглядом осмотрела свою «вотчину» — лабораторию, предоставленную мне в прошлом году в секторе биоинженерных исследований Первым технологическим. Достаточно большое помещение, разделенное на две части: внешнюю, в основном заполненную приборами, оборудованием, специальной металлической мебелью, и «опасную зону», в которую входят в защитном автономном костюме для работы с опасными созданиями.
Пританцовывая, я прошлась вдоль стеллажей с прозрачными емкостями, где хранится подопытный материал или, как я их называю, питомцы: черви с Граппы, с которых начиналась моя карьера биоинженера, и различные симбионты, созданные из любопытства или по заказам правительств и торгово-промышленных компаний. Спектр их применения настолько широкий, что мое имя стало известным в самых разных сферах деятельности — от медицины до строительства тюрем для осужденных на краю Галактики.
Стены внешней половины однотонного светло-бежевого оттенка освещены мягким белым светом, а за перегородкой из кевларового, непробиваемого стекла (для надежности и безопасности исследований) в ожидании меня трепещет в воздухе скопление нанитов. Мои любимчики! Усевшись и крутанувшись в кресле, подмигнула им. Ввела пароль, затем отпечатком пальца открыла журнал и сделала регистрационную запись. И понеслось…
Подпевая модной нынче группе, я переоделась в обычный лабораторный костюм — зеленую просторную рубашку и штаны на шнурке, — незамысловатый, как песня в наушнике (да простят меня труны). Завязала волосы на макушке в хвост и скрутила его жгутом. Сменила туфли на легкие кеды, романтическую мелодию — на зажигательную и ритмичную. Самое то для новой серии опытов.
Музыка ревела, а я, проверив данные лабораторных приборов, приступила к основному: тестированию новичков — нанитов Кобург. Именно так я назвала их в заявке на патент, которую, слава богу, успел подписать мой начальник — чересчур трусливый и мнительный, чтобы пойти на операцию, которую считал абсолютно бессмысленной перестраховкой. Что же на самом деле его сподвигло?
