По ту сторону пламени (СИ) - "Abaddon Raymond" (полные книги txt) 📗

— Надеюсь, Тони об этом не пожалеет.

— Нет, она очень красивая и славная, — что-то в его тоне цепляет, но парк обрывается — пора прощаться. Наас пишет свой телефон на листке из блокнота: — На всякий случай. Возвращайся к восьми. Я буду ждать у ручья. Сразу же и пойдем. Больше никаких разговоров. В Университете на улице еще болтать можно, если не рядом с оградой и зданиями, но лучше не рисковать. Основное я, вроде, объяснил. Когда спустимся в архив, сама поймешь, что делать дальше. Внизу ее сила… — мимо проносятся машины. Наас рассеянно следит за цветным потоком. Качает головой:

— Увидишь. Плутон направит тебя. Главное, помни: режешь палец, прикладываешь в место, где сходятся все линии на знаке. И вспоминаешь.

— Что именно? — мои джинсы закапаны кровью. На левом бедре пятно с кулак — это Нины.

— Плутон объяснит. Слушай ее, но помни: ты доверяешь магии, не ей самой.

— И не тебе. Да, знаю, — хмурится и трет затылок.

— Прости. Я могу поклясться, что защищу тебя, но какой смысл?

— Никакого, — соглашаюсь. — Увидимся в восемь.

— Спасибо, — серьезно говорит Наас. — Правда, спасибо. Ты не представляешь, насколько это важно для меня.

— Сдержать обещание?

— Да.

— Данное твари? — Наас отступает, прячет руки в карманы. Глядя в землю, негромко говорит — мне приходится шагнуть ближе, чтобы разобрать:

— Любое обещание рождает веру. Прогоняет страх. Делает нас сильнее. Это тоже своего рода заклинание, и чтобы замкнуть формулу, нужно сдержать слово, — поднимает глаза и криво улыбается:

— Иначе как ты поверишь в себя, если другие не могут?

***

Забираю сумку с гаража. Вещи в порядке, на телефоне ни одного пропущенного звонка. Бобби встречает счастливым лаем.

— Позорище, — глажу жесткую шерсть. — А если бы я не заметила ее? Нина… Была бы мертва. Ежусь, пряча планшет. Одеяло оставляю Бобби: пригнувшись, чтобы сторож не увидел, подбираюсь к красной будке и расстилаю внутри. На память о совместно проведенном лете.

— Я не вернусь, — шепчу улыбчивой морде. — Береги себя.

Дворняга виляет хвостом, обнюхивает Канову кофту, водит носом по кровавым помаркам на джинсах.

— Придурок.

Время до вечера пролетает незаметно. Добраться до общежития, переодеться. Собрать самое необходимое. Перекусить. Позвонить коллеге, чтобы подменил в баре:

— Надо съездить домой, бабушка заболела, — и давно умерла, да только кто знает? — Эту неделю я пас. Извини, что поздно предупредила.

— Без проблем, мне как раз не помешают лишние деньги. Можешь даже задержаться.

— Могу, — руки покрываются мурашками. Могу и не вернуться.

Я переехала сразу после окончания школы. Сдала бабушкину квартиру, поступила на модельера. Шила с детства: когда стрекочет машинка и строчки убегают из-под лапки, легко забыть о скребущейся темноте в глубине шкафа. Да и каждая новая вещь оставляла монстрам все меньше места — или так мне хотелось думать. Теперь тяжелый рюкзак набит под завязку, а целый ворох одежды обречен дожидаться следующего захода.

— Пусть отследят, — продолжая разговор с Наасом, трогаю метку за ухом. Выпуклая, жесткая. Достаю фотографию родителей из кошелька и, сложив вдвое, засовываю за полки. — Пусть узнают мое имя. Если они найдут…

Я ведь старалась. Правда.

— Знали бы вы, что мне приходилось делать, чтобы защитить вас.

Когда вы не делали ничего. Просто сбежали.

Что ж. Лучше бы вам сбежать дальше, чем способен дотянуться Университет. Настало время заботиться только о себе.

Переложить монетку Валентина в карман чистых джинсов. Туда же — кусочек от леденцового кома. Как назвал его Наас? Непенв? Непенф? Мыльница с остатками отправляется на дно сумки. Колбу привязываю к лямке на поясе, чтобы не терлась о порезы у ключиц. Их не смазали чудесной мазью, и, переодеваясь, я обнаружила гнойные пузырьки на глянцевой припухлости воспаления.

— Ого! Куда это ты собралась? — заглядывает соседка по комнате.

Проверяю ворот черной водолазки: спрятаны ли шрамы.

— Я поживу немного у… — она знает про мою семью. Что сказать? Но Кира уже сделала выводы:

— У своего парня! Давно пора! Все лето где-то пропадала, личико посвежело, вечно витаешь в облаках. Думала, не догадаюсь? — девушка лукаво улыбается, и я подыгрываю:

— Решили попробовать съехаться. Не знаю, как пойдут дела… прикроешь меня от коменданта? Не хочу пока терять комнату, — мне легко дается смущение. А кофта Кана, аккуратно сложенная на кровати, делает картинку в сознании Киры завершенной.

— Конечно! Перестраховщица, — соседка окидывает меня оценивающим взглядом. — Так и пойдешь?

Наверное, я не выгляжу как девушка, начинающая новую жизнь с любимым человеком. Стряхиваю несуществующий мусор со светлых джинсов. Грубые черные ботинки откровенно пыльные, и Кира неодобрительно хмурит тонкие брови. Роется в моей шкатулке с украшениями:

— Ты ее не забираешь? С ума сошла? Надень… да вот это хотя бы! — вздрагиваю. Она выудила потемневшие от времени, но по-прежнему звонкие звездочки. Я совсем про них забыла. Когда-то давно скрепила браслет с цепочкой, получившееся длинное ожерелье Кира набрасывает мне на шею, поправляет зацепившийся хвост, челку. Заставляет подобрать сережки и утрамбовывает шкатулку в сумку, не слушая возражений:

— Что ты за дизайнер такой? Серьезно, как в монастырь уходишь. И губы подкрась! Почему это платье не взяла? Оно тебе очень идет! А тут что… Возмущаясь, перебирает брошенные вещи. Мне тяжело дышать. Отворачиваюсь, накидываю тяжелую темно-серую кофту и подхватываю рюкзак. Там, куда я направляюсь, платья вряд ли понадобятся.

Пора уходить. За окном — предчувствие заката. Обещаю обязательно накраситься по дороге и зайти в гости: рассказать подробности выдуманного романа. Ретируюсь под последние наставления. На секунду прислоняюсь лбом с другой стороны закрытой двери.

Испытывает ли она сейчас облегчение? Лето обошлось без тварей, но мы жили вместе и на первом курсе. Тогда я спала только днем со включенным светом, по ночам уходила в мастерскую или бар. Мы чаще пересекались на занятиях, чем дома. Кира обычно молчала и грызла ногти. Никогда не заговаривала со мной, как сегодня. Ни разу.

Быть может, потому, что в нашем лишенном окон коридоре постоянно гасли лампы, и вязкие силуэты свободно скользили по стенам? Закрываю глаза, перебираю запутавшиеся в цепочках звезды. Сегодня у Киры идеальный маникюр. Если ей повезет, если я не вернусь — так будет и дальше.

Подхожу к ручью без пятнадцати восемь. Сумерки стелются туманом. От воды веет холодом. Наас застыл на прежнем камне, где поток разделяется надвое.

— Выглядишь получше, — заметил старания Киры. Сам бледен до синевы, или это вечерние тени?

— Спасибо, — кутаюсь в глубокие складки кофты. — У тебя получилось?

— Да. Айяка будет ждать нас у входа в архив. Кстати, отличный балахон, — он в два шага оказывается рядом и натягивает мне на голову капюшон. — Вот. Нам надо не попасться Кану. Моня ему уже плешь проел со своими незаполненными бумажками. Кан же теперь за тебя отвечает. Прицепился сегодня, я еле отделался. Пойдем, — отобрав рюкзак, тянет за рукав.

— Что будет, если дела пойдут не по плану? — тихо спрашиваю, когда мы ныряем в сосновый сумрак. Наас дергает плечами, избегает взгляда.

— В лучшем случае выпрут и память о магии сотрут. В худшем… подарят ученым с потрохами.

Натягиваю капюшон ниже.

— Она настолько важна? — Высшая тварь, обладающая сознанием. Какая тайна заключена в ней, если после столетий исследований ученые по-прежнему ищут ответы?

— Да, — просто говорит парень.

— Но зачем?… — Наас шикает: впереди за деревьями зажигается цепь огней. Мы приближаемся к ограде.

При проходе сквозь калитку шею за ухом кусает электрический разряд.

— Ты уверен, что я все еще невидимка?

— Да. Костром не вернется до десяти. Покалывания не бойся: пока за этим ничего не стоит. Подожди, — Наас отбегает к густым зарослям рядом с ближайшим зданием. Проламывается сквозь ветки и возвращается уже налегке.