Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" (библиотека книг TXT) 📗
Ноги ниже колен горели огнем, удобные легкие кроссовки превратились в свинцовые гири. Но более тяжким грузом давило неопределенное будущее. Апатия и печальное смирение сменялись нервозным движением вперед. Она не имела права сдаваться.
Но подступали сомнения: за что и против кого она борется? Возможно, льор уже забыл о ней, выбросил неисправный механизм, пошедший против его воли, обрек до самой смерти бродить по свалке былого величия и ослепительных красот. Но тогда, значит, и Рита ему не была нужна…
Он ее убил?
От этой мысли Софья обхватила себя руками, а потом долго надсадно рыдала. Во время надрывного плача сделалось как-то теплее, прошел нестерпимый озноб и немного прояснились мысли, точно влага морской волной смыла морок гнева. Соня вспоминала все, что успела узнать о чародее. И почему-то отдаленный уголок сердца подсказывал, что он все же не хладнокровный убийца. Затем она припомнила, как жестоко оборвала его попытку рассказать что-то о смерти. Она испугалась новой лжи, нового способа манипулировать ей. Но страх очерствляет, делает недогадливым.
Впервые за время пребывания в Эйлисе закралась мысль, что ее мучитель тоже человек. И, возможно, не самый ужасный тиран на свете. Но очень странный и слишком своевольный. Соня сжала зубы от нового порыва недовольства и негодования. Никто не имел права заманивать в свой замок подлым шантажом, а потом требовать вечной любви. Да и вряд ли такой уж вечной… И любви ли вообще? Соня достаточно прожила в неправедном мире Земли, чтобы узнать многое о хитростях и вероломстве что мужчин, что женщин. Все хотели получить себе что-то, найти выгоду. И лишь немногие, к которым относились ее мама и папа, просто радовались обществу друг друга.
При мысли о самых родных людях из просоленных глаз снова покатились слезы. Как же они теперь там, родители? Что будет с ними, когда они вернутся и не застанут дома никого? И что если уже навечно… Останется ли хоть что-то от их былого счастья? Соня начинала ненавидеть себя и тот день, когда впервые изобразила Эйлис. Зачем? Точно поддалась какому-то зову, точно это умирающие цветы и далекие грозы напитали серый графит в деревянной оболочке. Она из-за рисунков уничтожила все их счастье, обрекла весь их род на безвременное угасание.
И от того мысли о Раджеде вновь приобретали только негативный оттиск, как в искаженной карикатуре с преувеличенно уродливыми чертами. Но ему-то что… Разве дорожил он хоть кем-то? Разве видел хоть кого-то, кроме себя самого? Кажется, он даже не замечал, как страдает его собственная башня, как доносятся крики осыпающихся лепестков.
А Соню пронзали насквозь эти звуки, навалились нестерпимой какофонией чужой боли. Посреди этого великого заупокойного служения беззвучно плакала съежившаяся девушка, которая по-прежнему не сломалась и не уступила бы даже на краю гибели.
После нескольких часов поисков каждая из стен уже казалась знакомой, пальцы помнили все шероховатости и трещины. Лишь цветов оставалось каждый раз все меньше. Призраки растений различались по цвету: серебряный, прозрачно красный, зеленоватый… Они кружились, как преданные возлюбленными виллисы.
Рудник раскрыл все свои тайны, каждый его камень ощутил легкий вес усталых ног. Оставалось лишь несколько балюстрад вокруг пропасти, на дно которой спускаться Софья не решилась. Проверять, допускал ли льор самоубийство «гостьи», пока не хотелось. По-прежнему теплились надежда и долг хотя бы перед семьей, да и в какой-то мере перед своим миром.
Деревянные лестницы, несколько вагонеток, разбитая порода и посреди хребта незримого моста витражное окно, которое вскоре скрылось в былой тьме, потому что россыпь странно замерцавших слез уже иссохла.
Внезапно яркое сияние заиграло короной над верхней точкой рудника, что превратился в личный кошмар, вечный тупик. Что-то менялось. Что сулили эти перемены? Новые муки? Новые страхи? Или возможность спастись?
Софья интуитивно поспешила на свет, обнаружив дверь на самом верху пещеры. Раньше ее не было, уж в этом она не сомневалась, успев выучить наизусть каждый метр ловушки.
Покрасневшие глаза обожгло ярким светом парадной залы. Все вокруг играло оттенками оранжевого и золотистого, каждый сантиметр отливал переливами драгоценной мозаики.
«Что же он опять замышляет?» — обреченно подумала Соня, озираясь по сторонам, но непроизвольно отметила величие убранства. Все стены составляли картины, набранные из кусочков янтаря разных размеров. Мозаика поражала своей тонкостью и масштабами, зал оказался огромным. «Янтарь… Словно в музее…» — подумала Софья, невольно сравнивая увиденное с красотами своего мира. Даже самые богатые дворцы не могли похвастаться гигантскими залами из янтаря, да еще и настоящими картинами с изображением то ли чудесных танцев, то ли ритуальной охоты неизвестных богов.
И все же содержалось во всей роскоши льора что-то неестественное, поддельное. Не чувствовалось во всем великолепии тяжелой работы мастеров, духа жизни. Вероятно, все создала праздная игра, забава великой магии. Бездушная, без искры вдохновения и тяжелого труда мастера…
Посреди обширного помещения вновь маячил накрытый стол, тоже изукрашенный янтарем. Но Софья расценивала его только как новую опасность. Вообще она отметила, как странно изменилось восприятие вещей: теперь каждое новое помещение виделось ей сначала как источник опасности, очередной иллюзией, обманом. Она входила в зал с опаской, как солдат, который идет на штурм здания. Но из оружия у нее находилась только слабая вера в то, что дух ее достаточно крепок, а ангел-хранитель не оставит и в чужом мире.
Софья старалась не смотреть на еду, а вид запеченных лебедей, застывших на золотых блюдах, и вовсе нагонял тягучую тоску. Хотелось верить, что они — только порождение очередной ловкой магии. Представлять, как белых горделивых птиц поймали и ощипали, показалось слишком печальным. Восприятие истончилось, и ныне любая мелочь доводила до дрожи. Софья нервно вздохнула, но выпрямилась и сжала кулаки: во главе стола вновь восседал сам янтарный льор.
Он появился внезапно. Раджед хитро улыбался, положив острый подбородок на тыльные стороны сложенных ладоней, локтями он опирался на драгоценную столешницу. Он буквально сливался с залом, превращаясь в часть панно.
Охотник и лань. Король и его игрушка. Да только последняя все никак не признавала за собой эту противную роль. Стояла уставшей тенью рудника в покрывшейся угольной сажей одежде. Наверное, под глазами у нее залегли тени, и слезы оставили свои следы. Соня не желала выглядеть жалкой, потому выпрямила спину, даже в таком виде сохраняя природное благородство. Эта новая встреча означала лишь одно: ее не оставили на руднике, с ней продолжали издевательски забавляться.
«Софья, ничего не бойся. Выход там, где кроется твой страх», — вдруг прозвучал знакомый голос. Показалось, что она увидела в сознании прозрачные печальные глаза Сумеречного Эльфа. Кем же являлось это существо? Довериться ему не удавалось, однако слова придали уверенности, хоть и вызвали новое беспокойство. Но все-таки голос звучал отчетливо, как по телефонной связи, не перепутать с галлюцинациями и воспоминаниями.
— Лиитэ, полагаю, вы замерзли, — развел руками льор, откидываясь в высоком кресле с красной обивкой и янтарными набалдашниками на подлокотниках. Обилие камня уже начинало раздражать. Наверное, это было любимое обиталище хозяина замка. И он решил показать его только теперь, обойдя в прошлый раз. Наверное, ныне специально играл на резком контрасте. Не действовало, не восхищало.
— Спасибо, нет, — холодно ответила Софья, пытаясь прочесть на лице чародея хоть что-то, но на нем лишь застыла маска лукавства. Она придавала льору сходство с лисом в сочетании с оранжевыми глазами и рыжевато-пшеничными волосами. Наглый хитрый лис-оборотень, принявший облик человека.
— Мне лучше знать, моя ведь башня. На руднике очень холодно, —ответил льор. — Примерьте хотя бы это скромное подношение. Раз уж мы дали друг другу время на раздумья, не хотелось бы, чтобы вы превратились в ледяную статую.
