Белая кошка - Блэк Холли (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
— Что с доктором?
У деда руки слегка дрожат. Явно добавил что-то в кофе.
— Все путем.
Не рассказывать же про тест и про Мауру. Что вообще ему можно рассказывать?
— Подсоединили меня к какой-то машине. Сказали, что нужно поспать.
— Прямо в клинике?
Да уж, не очень правдоподобно, но куда деваться — сам начал.
— Чуть-чуть подремал. Нужна была общая картина. Базовые параметры, он так вроде сказал.
— Ну-ну. Ты поэтому так поздно явился?
Дед встает и убирает посуду. Молча ставлю тарелку в раковину.
К вечеру я снова с ног до головы в пыли, но зато разгреб почти весь второй этаж. Смотрим по телику «Команду аутсайдеров». Про мастеров из секретного отдела ФБР, которые используют силы против других мастеров, в основном серийных убийц и наркодилеров.
— Знаешь, как распознать мастера? — кряхтит дед.
По морщинистому лицу бродят блики от экрана. Сидит на том самом ненавистном стуле. Притащил его обратно. Макелдерн, главный герой сериала, только что вышиб дверь ногой, а мастер эмоций работает над злодеями. Они плачут от раскаяния, признаются во всем. Полная фигня. Но канал старик не соглашается переключить.
Смотрю на его черные культи.
— И как же?
— Он единственный будет отрицать, что владеет силами. Все воображают, будто что-то могут. Истории выдумывают, как пожелали кому-то гадость, а она сбылась, или запали на дурачка, а тот тоже влюбился. Будто любое гребаное совпадение — магия.
— Может, немного силы есть у каждого, совсем чуть-чуть.
— Чушь, — раздраженно фыркает он. — Ты, возможно, и не мастер, зато из уважаемой семьи. И с головой у тебя порядок. Ты не станешь нести всякий бред, вроде того придурка, как его там? Еще говорил, что от ЛСД у детишек просыпаются способности.
По статистике, на тысячу нормальных людей приходится всего один мастер, а из них большинство — шестьдесят процентов — работают с удачей. Но люди обожают нелепые ставки. Уж дедушка должен знать.
— Тимоти Лири.
— Ну да. Помнишь, как все обернулось. Те сосунки принялись дотрагиваться до всех и сдвинулись. Вообразили, что прокляли кого-то, схлопотали проклятие или умирают из-за отдачи. Буквально растерзали друг друга на куски. Шестидесятые, семидесятые — сплошные глупость и ложь. Сумасшедшие рок-звезды прикидывались пророками и волшебниками; великолепный Фредди, к примеру. Знаешь, сколько настоящих мастеров на него работало?
Дедушка теперь будет долго распинаться. Сто раз уже слышал его песню, но он как глухарь на току. Даже встревать бессмысленно, разве что какую-нибудь новую байку расскажет.
— А ты нанимался? Тебе тогда сколько было? Двадцать? Тридцать?
— Я работал на старика Захарова. Никаких халтур не брал. Зато знаю таких, кто нанимался. Один парень знакомый ездил на гастроли с «Black Hole Band». По физической силе спец. Настоящий профи. Кто к группе прикапывался, имел большие неприятности.
Смеется.
— Наверное, в основном мастера эмоций были нарасхват?
Сумел-таки заинтересовать. Обычно он толкает свои речи перед всем семейством, а я вроде как лишний, случайно подслушиваю. Но сейчас мы вдвоем. Вспоминаю старые фотографии из Интернета, музыкальные репортажи с канала VH1. Певцы с козлиными головами. Русалки бьются в стеклянном бассейне с водой, а потом тонут. Ведь мастер трансформации сама не ведала, что творила, когда превращала их. Люди с огромными мультяшными глазами. Она одна все это наворотила, а потом умерла в гостинице от передоза, в окружении несущих околесицу человекоподобных зверюшек.
Сегодня такие штуки уже запретили официально. Да и нанимать особо некого. Вроде был один мастер трансформации в Китае, но куда делся — никто не знает.
— С толпой невозможно работать. Народу слишком много. Один парнишка пытался. Решил, что самый умный, справится с отдачей. Позволил себя коснуться сотне человек, по очереди, устроил им настоящую эйфорию. Превратился в эдакий наркотик.
— Так ведь и отдача тоже эйфория, так? Чего ж тут плохого?
Кошка вспрыгивает на диван и принимается драть когтями подушки.
— Вот именно. Вы, молодежь, всегда так: считаете себя бессмертными и всемогущими. Будто первые додумались до подобных глупостей. Он с ума сошел под конец. Таким стал счастливым, полоумным шизиком, но именно что шизиком. Сынок какой-то шишки из клана Бреннанов. По крайней мере, о нем было кому позаботиться.
Опять заладил любимое: про тупую молодежь и мастеров-недорослей. Тянусь погладить кошку, и она замирает. Не мурлычет, просто застывает совершенно неподвижно.
Вечером копаюсь в шкафчике среди лекарств. Проглатываю две таблетки снотворного и засыпаю. Кошка пристроилась под боком.
Никаких снов.
Кто-то трясет за плечо:
— Просыпайся, соня.
Дед протягивает чашку. Кофе опять крепкий, но сейчас это кстати. Голова как будто набита песком.
Натягиваю штаны и по привычке сую руки в карманы. Чего-то не хватает. Где амулет? Мамин, тот, что Маура не взяла.
«Помни».
На четвереньках залезаю под кровать. Но там только пыль, позабытые книжки в мягких обложках и двадцать три цента.
— Ты чего?
— Да так.
В детстве мама ставила нас троих в ряд и объясняла: нет ничего важнее семьи, доверять можно только друг другу. Потом по очереди трогала за плечи голыми руками, и нас захлестывала, в буквальном смысле удушала братская любовь.
— Поклянитесь любить и защищать друг друга любой ценой. Вы не должны причинять друг другу вред. Нет ничего важнее семьи. Только родные любят по-настоящему.
Мы плакали, обнимались и клялись.
Со временем, через месяц-другой, магия эмоций ослабевает. Через год вспоминаешь слова и поступки и краснеешь от собственного идиотизма. Но сами эмоции не забываются, зашкаливающие, рвущиеся наружу.
Только тогда я и чувствовал себя по-настоящему в безопасности.
Выхожу с чашкой в руках на улицу проветриться. Иду медленно, отмеряя шаги. Глубоко и резко вдыхаю холодный чистый воздух, словно вот-вот утону.
Убеждаю сам себя, что из карманов то и дело что-то выпадает. Пока не расклеился совсем, надо машину проверить. Буду ведь дурак дураком, если амулет завалился за сиденье или на полу где-нибудь лежит. Вот бы так и оказалось.
Проверяю мобильник. Мама несколько раз звонила. Бесится, наверное, что теперь по телефону-автомату меня не достать. Набираю Баррона. Потом ей перезвоню. Сейчас нужно, чтобы мне честно ответили на вопрос, а не пытались защищать. Голосовая почта. Снова и снова нажимаю повтор. Кого же еще спросить? Наконец до меня доходит — можно же и в общежитие напрямую.
Звоню в Принстон. Комнату Баррона им почему-то не найти, но я помню имя его соседки.
Она берет трубку. Голос чуть хриплый и приглушенный. Разбудил, что ли?
— Привет. Мне нужен Баррон, я его брат.
— Он больше здесь не учится.
— Как так?
— Отчислился еще в начале семестра. — Теперь голос рассерженный, проснулась, видимо. — Ты его брат? Он оставил кучу вещей.
— Забыл, наверное. С ним такое часто.
С Барроном действительно случается подобное, но что-то мне эти фокусы с памятью не нравятся.
— Могу забрать, если надо.
— Я уже выслала по почте.
Резко замолкает. Что между ними произошло, интересно? Вряд ли братец бросил Принстон из-за девчонки, но как он вообще мог бросить Принстон?
— Сто раз обещал забрать, но так и не появился. И за отправку денег не вернул.
Думаю лихорадочно.
— А адрес остался? Ну, куда ты посылала вещи?
— Да. А ты точно его брат?
— Сам виноват, что не знаю, где он. — Приходится врать на ходу. — Вел себя после смерти отца как свинья, мы поругались на похоронах, и после я не брал трубку.
Голос срывается в нужных местах, ничего себе — как я профессионально работаю.
— Боже мой.
— Слушай, я просто хочу перед ним извиниться.
