Ветер перемен (СИ) - Волк Сафо (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений txt) 📗
Лиара ничего не ответила. Раз Раде нужно было куда-то сходить, то и дело с концом. Возможно, она просто устала от их общества и хотела побыть одна. Или отправилась посмотреть город. От этого на сердце стало грустно: Лиаре тоже хотелось посмотреть Алькаранк, а еще больше — сделать это вместе с Радой. Но той, наверное, уже и след простыл, а искать ее в толчее безумной жизни внутри городских стен Лиаре было боязно.
— Ладно, — Улыбашка подтянулась на руках и свесила с края кровати короткие ноги. — Пойдем, Светозарная, пожрем хоть чего-нибудь. Не удивлюсь, если на завтрак будут рябчики в меду! — она хмыкнула и покачала головой. — Здесь все такие чистенькие и прилизанные, что смотреть тошно!
Лиаре не слишком хотелось есть, но сидеть одной в комнате, в которую через открытое окно врывался осенний ветер, унося с собой запах Рады, было неуютно. Так что она поднялась и принялась одеваться, тихонько посмеиваясь под нос на проклятия и ворчание Улыбашки, с огромным трудом натягивающей на себя свои алые штаны.
Когда они спустились к завтраку, в общей зале было все так же мало народа, как и вчера. Заняты были лишь четыре столика, и хорошо одетые люди, завтракающие за ними, не обратили никакого внимания на вошедших гостей. Лишь один лонтронец с густыми черными усами презрительно скривил губы, глядя на Лиару, и отвернулся к своей тарелке. Она только опустила глаза, сказав себе, что расстраиваться не имеет никакого смысла. Улыбашка ведь упоминала, что лонтронцы терпеть не могут Первопришедших, хоть Лиара все никак не могла взять в толк, почему так.
Они с Улыбашкой уселись за маленький столик на двоих у окна, и гномиха проворчала:
— Боги, чистота-то какая! Даже плюнуть на пол неудобно! Нечего приличному человеку делать в таких местах.
Лиара тоже чувствовала себя неуютно за столом, накрытым белоснежной накрахмаленной скатертью, на которой перед ней стояли сверкающие тарелки из тонкого южного фарфора. Она и в глаза-то такой посуды не видела, пока не попала в дом Рады, и даже думать не хотела, сколько стоит одна такая тарелочка. Страшно было не то, что брать ее в руки — не дай боги, разобьешь, страшно было даже резать на ней что-то ножом: на фарфоре могли остаться царапины.
Откуда ни возьмись возле их стола возник Нахард, такой же свежий и подтянутый, как вчерашним вечером.
— Доброе утро, дамы! — он слегка поклонился, любезно оглядывая обеих. — На завтрак могу подать вам кашу с ягодами и фруктами, шпигованный чесноком бекон, сыры местного производства. Очень рекомендую ко всему этому Латайское красное, прошлогоднего урожая.
Улыбашка поморгала, словно не понимала ни слова из того, что он сейчас сказал, и буркнула:
— Мне хлеба и бекона. И скажите, милейший, где дре… милорд Ренон?
— Милорд ушел на рассвете, обещался быть к обеду, — Нахард взглянул на Лиару. — Чего желает миледи?
Лиара вздрогнула, словно ее кипятком окатили, и ощутила, как краснеют щеки. Она не привыкла, чтобы к ней обращались так, и уж тем более и в жизни не предполагала, что кто-нибудь когда-нибудь будет звать ее миледи. Потупившись и пробормотав, что будет кашу, она вся сжалась, пока Нахард не ушел. Кашу хотя бы резать не было нужно, Лиара не знала, сколько у Алеора денег, и сколько ему придется заплатить за фарфор, если она все-таки случайно его поцарапает.
— Ну чего ты глаза-то прячешь, словно монашка в борделе? — хмыкнула Улыбашка, обвязывая свою толстую шею белоснежной салфеткой. — Коли все за счет древолюба, чего бы тогда не поиграть в знатных господ? Я получаю немыслимое наслаждение от того, как лебезит передо мной этот лонтронец. Вот и ты расслабься и насладись хоть раз в жизни. Не все же жрать с грязной коленки заплесневевшую конину.
Лиара не разделяла восторгов гномихи, но принесенная Нахардом каша оказалась очень вкусной, едва ли не самой вкусной, какую она только ела в жизни. Улыбашка довольно зачавкала мясом, громко прихлебывая из кубка, и завтрак прошел в молчании. Лишь из открытого окна доносились громкие звуки улицы: голоса людей, скрип телег, лай собак, обрывки музыки. Лиара поймала себя на том, что тоскливо смотрит через заросшую плющом решетку туда, где осеннее солнце перепрыгивало с одной водосточной трубы на другую, перекатывалось по пыльной улице, целовало старую кладку стен.
— Пойдем-ка погуляем, — негромко предложила ей Улыбашка, поднимаясь от стола и небрежно отбрасывая прочь изрядно заляпанную салфетку. — Чего в гостинице сидеть? Рады нет, Алеора тоже. Можно и ноги размять, и город я тебе покажу.
— Но ведь Алеор же велел ждать в гостинице, — неуверенно проговорила Лиара, хоть сердце от радости сжалось и застучало быстрее.
— Мало ли чего этот древолюб приказал? — пожала плечами Улыбашка. — Тем более, что Свора не может передвигаться при дневном свете. Так что нечего тухнуть здесь. Пошли.
День выдался погожим, и на высоком синем небе не было ни одного облачка. Но над городом его затягивала пыльная дымка, поднявшаяся от шумного дыхания его громадных легких. Как только Лиара шагнула за порог гостиницы, это дыхание обрушилось на нее, закрутив в водоворот ярких красок, какофонии звуков, тысячи запахов, смешивающихся в одно огромное живое существо.
Улыбашка совершенно бесстрашно сошла со ступеней лесенки, ведущей к двери гостиницы, и нырнула в поток, текущий и текущий в обе стороны по узкой улице Алькаранка. Лиара еще слегка заколебалась на ступенях: этот город был совершенно не такой, как просторный и чинный Латр, но Улыбашка дернула ее за рукав поношенной куртки, которую она носила всю дорогу, и Лиара решилась.
Это было странно, волнующе, так непривычно — быть частью гигантского живого организма, состоящего из сотен тысяч глаз, кривых узких улиц, домов с завешенными тюлем зевами окон, цветущих садов на их крышах, фонтанов, фонарей, собак, кошек, попрошаек, музыки, смеха и слез, что Лиаре показалось, будто она растворяется во всем этом, перестает существовать. Улыбашка держала ее за рукав и увлекала куда-то вверх и в сторону, прочь от гостиницы, через толчею улиц и узенькие вонючие проулки, через людское море и завешенные тряпками проходы, и Лиара могла только крутить головой по сторонам, выхватывая отдельные обрывки из этой шумной незнакомой песни города.
Женщина, что перегнувшись далеко через подоконник, вывешивает белье на протянутые между домами веревки. Дети, отчаянно возящиеся с собаками в пыли дома и громко хохочущие. Солнечный свет на покрытой утренней росой водосточной трубе, дробящийся в капельках и бросающий разноцветные блики на стены. Торговец копченой рыбой, огромный мужчина с окладистой черной бородой и привешенной на груди на кожаных постромках корзиной, в которой виднелись рыжие бока рыбок, отчаянно выкрикивающий сорванным горлом о том, что его товар лучший в городе. Лавки шелка, сквозь стеклянные окна которых виднелись сотни разных оттенков шелковых отрезов, развешанных вдоль стен. Попрошайка, стащивший яблоко из-под навеса торговца фруктами и ужом проворно пробирающийся сквозь толпу прочь, сам торговец, отчаянно ругающийся и грозящий ему вслед кулаком. Хмурые, затянутые в кожу наемники, грубо печатающие шаг по пыльной улице. И маленький голубой цветочек, каким-то чудом проросший в стыке между глыбами старой кладки, покачивающийся от легких порывов ветра и тянущий лепестки к солнцу.
Этот город совсем не походил на Латр, пропитанный запахом моря, криками чаек, ароматами тысяч специй и человеческого пота. И Лиара вдруг улыбнулась, искренне и светло, всей душой, улыбнулась его блошиным рынкам, побитым горшкам, лавке ножовщика и просоленному насквозь рыбаку, домам, что были так стары, что вросли в землю по самые глаза окон, фонтанам, что выбрасывали алмазы воды вверх к осеннему небу, и женщинам, что набирали из них воду в деревянные ведра, не переставая при этом до хрипоты обсуждать своих мужей и ребятню. Этот город нравился ей, и ей казалось — что она нравится ему в ответ.
Потом Улыбашка вытащила ее из толчеи улиц, от которой уже кружилась голова, на старые каменные ступени лестницы, и Лиара будто очнулась от наваждения, моргая и пытаясь понять, где они.
