Чужой, плохой, крылатый (СИ) - Лабрус Елена (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗
От одной мысли об этом она покраснела и… укололась. Вздрогнула, хотела слизать выступившую на большом пальце каплю крови, но Марлок ей не позволил. Надавил на палец посильнее и вытер кровь своим белейшим платком.
— Спасибо, сьерита Анна, что великодушно согласились принять мой подарок, — церемонно приложился он к её руке. Откланялся и вышел.
Анна сунула в воду так и ждущие на столе живительной влаги цветы. Подхватила вазу и охнула — такой болью пронзило руку. Так невыносимо, что Мина едва успела подхватить чуть не упавший фарфор с цветами.
Отчевы морщины! А ведь знай с курса сестёр милосердия однажды объяснял Анне, когда она вот так же мучилась, порезав большой палец, что мозг всё ещё помнит её увечные пальцы как здоровые и подаёт сигнал, что им очень плохо, словно она не знает. И любой укол, удар, порез, даже незначительный, может спровоцировать приступ острой боли, которую, учитывая масштаб повреждения, что видит мозг, очень трудно погасить.
— Святая Ассанта! — качала Анна на груди руку как ребёнка, ходя по комнате.
Она так до вечера и промучилась. Сьер Марлок уехал. Сьерр Пасс предложил послать в храм за знаем. Но тётя отправила посыльного за блажницей. А взволнованный, расстроенный Ригг выполнял малейшие её указания: бегал за холодной водой, делал примочки, что раньше помогали, следовал за ней по пятам и всё больше мрачнел.
Он, насколько успела заметить Анна, от природы был улыбчив, но молчалив, и теперь всё упрямее молчал и всё сильнее хмурился. Когда у Анны разболелась рука, две угрюмые морщины между его бровей словно приклеились там навеки. И Анна готова была отрубить себе окаянную руку, лишь бы она его не расстраивала.
К вечеру боль так вымотала её, что в голову лезли всякие глупости. Она вспомнила поцелуй, что оставил Бессарион Бриар на её руке, после которого боль прошла. Честное слово, если бы это помогло, она послала бы и за Бриаром, но ведь это вздор.
Оставшись у себя в комнате, Анна посмотрела на безобразные пальцы, которые словно заново решили воспалиться, и скрипя зубами, натянула перчатку обратно. Показать их она рискнула бы разве что Бессу.
Когда косые лучи солнца, что так щедро дарило им весь день своё тепло, потеряли и цвет, и жаркость, цокот копыт, наконец, известил о приезде Новы.
И Анна повеселела, как всегда оживляется больной с приходом доктора.
Войдя в дом, Нова, как прежде, приветливо поздоровалась (они с Анной, пока та училась управляться с конём, крепко сдружились), но её озорной взгляд словно поблёк, когда она обвела им комнату. Стал тревожным, недобрым.
— Вдовий сглаз, — потянула она носом, словно в воздухе чем-то пахло. Вытянула перед собой руку ладонью вперёд, и закрыв глаза, пошла, словно ощупывая сквозь воздух каждый уголок.
— Что такое Вдовий сглаз? — разволновалась Сантивера.
— Проклятье такое, порча, чёрная, как вдовий взгляд, злой, глазливый, завистливый, — так и ходила Нова медленно, не открывая глаз и словно говоря сама с собой. — Его даже тёмные блажницы редко используют.
— Что за тёмные блажницы? — спросил сьер Пасс, единственный оставшийся невозмутимым с приходом этой стройной черноволосой девушки.
— Те, что тратят свои силы во зло, — тихо сказала она и ткнувшись рукой в Ригга, испуганно вздрогнула. Всем телом, словно её молния ударила.
Все охнули и дёрнулись вместе с ней. И напряжённо ждали ответа: что её так напугало. Но она как ни в чём ни бывало погладила Ригга по руке, в том месте где коснулась:
— Прости, напугалась. Не ожидала.
Чего она напугалась, чего не ожидала Нова не пояснила, чем вызвала скептический смешок сьера Пасса.
— А ты, выходит, белая, хоть и не такая бесстрашная, как кажешься, — насмешливо спросил он, словно решил, что этот спектакль, и ни в какое проклятье не верил.
— Я серая, — усмехнулась Нова. — Белые у нас те, что ходят с белыми воротничками, их знаями зовут. Если знай не поможет, бегут к блажнице, а уж если и та сплоховала, ищут помощи у тёмной, чтобы облегчила страдания.
— Я правильно понял: просят убить? — перестал улыбаться сьер Пасс.
Нова прикрыла один глаз, приложила два пальца к виску, затем нацелила их на Ригго и сказала: — Пах!
Ригг вздрогнул. Анна разволновалась. Она никогда не могла понять, когда эта лукавая девчонка с озорными глазами шутит, а когда говорит правду.
Один раз она сказала мнительной Санти, что сегодня нельзя спать, а то на ту нападёт лихоман Спатий и будет всю ночь с ней спящей и безвольной развлекаться. Неприлично, конечно, развлекаться. Якобы в ночь Спатия даже на болотах гаснут блуждающие огни, это мороки боятся, что он к ним на огонёк явится.
И ведь тётя всю ночь не спала, боялась. Так и уснула на табуретке в кухне с кастрюлей из-под жаркого в руках. Кухарка по сей день над ней подшучивает: — Хороший аппетит у твово Спатия, Сантивера. Целую кастрюлю жаркого охахнул.
А в другой раз Нова принесла из сарая крольчат. Собрала их обратно в большую корзину и оставила на ночь в доме. А утром дворовые сказали, что в сарай залезла лиса. Взрослых кроликов не тронула, те попрятались, а крольчат бы всех передушила.
Но настырный верн Корделио не сдавался:
— Вот так они, одной силой мысли убивают? На расстоянии? Или что-то дают? Порошки какие, капли?
— Вам видней, благородный сьер, — усмехнулась Нова, а сама тем временем достала из кармана пузырёк, плеснула из него в стакан, добавила воды и протянула Анне. — Я всего лишь ведунья или как там в вашем Южном Риксе говорят: ведьма? Мне человека провести… как чаю испить, — вдруг принялась она заплетать волосы в косу, чего никогда раньше не делала и, видно, говорила что-то понятное одному сьеру, так он изменился в лице. — Айрин, плохая девочка, пей лекарство, — нараспев сказала она тоненьким голоском. Закачала головой, зажала рот двумя руками. А потом закинула косу на грудь, достала из кармана красную ленту и, не сводя глаз с Пасса, стала вплетать.
— Изыди! — осенил он её крестом, бледный, испуганный.
— Вы в Пелеславии, благородный сьер, — усмехнулась она. — Здесь такими вещами как Вдовий Сглаз не шутят. Но вы не печальтесь, не тревожьте дочь своими молитвами. Тот мир добр к вашей девочке, хоть сглаз и сделал своё чёрное дело, вы можете себя простить.
Анна, попав под это наваждение, тряхнула головой, выходя из оцепенения, одним глотком выпила лекарство, а потом увидела, как потянулась за водой ошарашенная Сантивера, как нервно сглотнул Ригг, и что… никакой ленты в косе блажницы нет.
— Как твоя рука? — обернулась Нова.
— Вроде лучше, — слегка покачнулась Анна, — только… голова.
— Пойдём, я тебя провожу, — отстранила она бросившегося на помощь Ригга.
И когда Анна уже легла в кровать, всё шептала ей, подтыкая одеяло.
А, может, Анне это уже снилось:
— Булавку ту не снимай, он сам её снимет, когда придёт время.
— Кто Он? — вяло спросила Анна, не открывая глаз.
— Ты знаешь кто. Чужой, не этим миром рождённый. Плохой, стоящий на страже добра и зла. Крылатый, что сожжёт свои крылья ради тебя.
— Бесс, — во сне, в бреду, где снова видела горящие глаза, прошептала она. — Бесс!
Глава 8. Бесс
Известие о помолвке Анны застало Бессариона в постели.
В постели коронессы. Известие, полученное коронессой.
Бесс получил депешу от Мины, как раз перед тем как прийти в королевские покои и даже видел с кровати уголок этого письма, торчащего из кармана штанов. Но Бесса оно даже не удивило, всё шло к помолвке, только для него письмо обозначило направление куда он дальше отправится, чтобы присмотреться как следует к этому Оланду, а вот коронесса была вне себя от негодования.
— Что они себе позволяют? — возмущалась она, вышагивая по комнате в чём мать родила. И её полная грудь тыкалась острыми сосками в колени, когда она приседала за отброшенным донесением, только затем, чтобы перечитать и отбросить его снова. — Пригласить Корделио Пасса, но не спросить меня. Меня! — шипела она от злости.
