Сказки Рускалы. Царица Василиса (СИ) - Вечер Ляна (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
— Пойду, Кощей.
— Куда же ты, голубушка? Люди нас ждут.
— Тебя ждут, царь-батюшка, — на глазах предательски наворачивались слезы, — а мне надо бы одной время скоротать. Не жди.
Ноги несли сами. Утопая в сугробах, растирала замерзшими пальцами слезы по щекам. В сапоги туго набился снег. Каждый шаг давался все тяжелее, я падала. Поднимаясь, всхлипывала громче — не то от горя, не то от бессилия. Продрогла насквозь, но холод не сравнить с черной кручиной в сердце.
Как же так? Все, что могло быть у нас с Кощеем, растворилось вмиг. Сосулькой по весне растаяло, снежинкой на ладони исчезло. Пусть не мог колдун иначе, но почему раньше слова не сказал, утаил? Чувства к жениху с каждым днем крепчали, на каждый его вздох мое сердце отзывалось, а он меня на трон готовил. Может, и не люба я ему вовсе? Предложил жениться так, от скуки, а потом вот и надобность случилась. Как он в простушке- деревенщине государыню увидал? Зачем царство разбудил? Нашел правительницу лешему на смех, кикиморам на потеху. Спал себе народ, горя не знал, а теперь при царе-батюшке и пожить толком не успеют. Что у Кощея в голове творится? Один черт ведает, а может, и ему неизвестно.
Ветер все настойчивее шевелил пушистые кроны сосен, сдувая с хвойных лап морось снега. Холодный, колючий, он лип к одежде, делая ее все тяжелее. Сил идти не осталось, плакать и подавно. На лице тонкой коркой льда застыли слезы, ноги совсем не слушались. Упала на колени в густой снег и повалилась на землю. Захотелось спать. Тело окутал покой, горе словно замерзло вместе со мной, застыло льдинками на ресницах.
— Рановато, девица, тебе со Смертью встречи искать.
Детский звонкий голосок резанул слух. Быстро ступая, хозяйка голоса приближалась ко мне. Подняться, чтобы разглядеть кто это, не было ни сил, ни желания. Босые ножки мелькнули мимо моего лица, и девочка лет десяти от роду в простенькой льняной рубахе улеглась в холодный сугроб рядом со мной. Расчистив тонкими руками снежную преграду между нашими лицами, она уставилась белесыми глазами.
— Не время, говорю, помирать тебе, — совсем не детская ухмылка мелькнула на бледных губах ребенка.
— Я и не собиралась, — язык еле-еле ворочался, говорить было откровенно лень.
— Не думала, не гадала, а мне бегай по лесам, — буркнула девочка. — Смерть за тобой пожаловала, Василиса Дивляновна.
— Сама говоришь — не время. Зачем тогда пришла?
— Это ты мне поведай. Не твой час помирать, а мне явиться пришлось. Может, дело какое ко мне есть?
— Разве что заберешь меня вместо жениха.
— Ой, развеселила!— смерть залилась задорным детским смехом.— Забрать тебя вместо Кощея? Он колдун знатный, тысячу лет землю топчет — добрая пожива. А ты кто? Невеста Кощеева — и вся радость. Нет уж, такая мена не интересна.
— Авось, сыщется то, что тебя больше Бессмертного увлечет?
Девочка поменяла веселье на задумчивый тяжелый взгляд. Ветер в верхушках сосен приутих вместе со смертью.
— Есть кой-чего. — наконец, выдала девочка. — Умаялась я целую вечность нитки резать, жизни человеческие обрывать. Нет мне покоя, нет отдыха. Для того и хочу в услужники Кощея получить, но твоя воля сильна, Василиса. Раз не побоялась меня, отважилась просить за жениха — будь по-твоему. Раздобудь для меня башмачки, но не простые, а чтобы впору пришлись и сносу им не было. Коли исполнишь мой наказ, прощу Кощею долг, а не исполнишь — заберу на вечное услужение. Срок даю до дня, когда Бессмертный в Навь явиться должен.
— И что же, башмачки стоят полоненного Кощея?
— Многие пытались для меня их найти, да никому не удавалось. Дюже интересное испытание. Али ты со мной поторговаться решила?
— Нет, что ты, даже не собиралась. Башмачки, так башмачки.
— Уговор! — вскрикнула смерть.
Резво подскочив с земли, девчонка с размаха двинула босой ногой мне под дых. Воздух застрял в грудине, слух застелил протяжный свист. Вокруг резко потемнело. Не знаю, сколько пролежала в сугробе, но на Кощеево царство успела опуститься ночь. Сквозь резкий звон в ушах послышался лай собак и хруст человеческих шагов по снегу.
— Тут она! — взволнованный крик Тишки прокатился по зимнему лесу. — Что же ты, матушка, натворила-то?! Писарь судорожно грел мои онемевшие пальцы, растирал щеки теплыми ладонями.
— Ох ты. Сыра Земля, — Яга подоспела как нельзя кстати, — что ты жамкаешь ее, дурень?! Кощей! Кощей, чтоб тебя волки сожрали! Где ты там?!
— Жива? — Ворон, мягко опустившийся рядом со мной, вмиг обернулся Бессмертным.
— Жива, да почти не дышит, — ведьма приложилась ухом к моей груди. — Сердце еле трепыхается. А ну, молодцы, отойдите!
Яга широко раскинула руки и, шевеля костлявыми пальцами, словно собрала морозный воздух вокруг себя. По телу покатилась волна тепла.
— Живее давай, подымай! В избушку ко мне, Кощей, — раздавала указания Яга. — Чай, ближе, чем до теремов твоих.
Суженый несся сквозь зимний лес, крепко прижимая меня к себе, что-то второпях шептал, но слов я не разобрала. Только редкие удары сердца Бессмертного и удалявшийся лай собак. Впереди замелькал свет маленьких окон избушки на курьих ножках.
***
Пока Тишка топил печь, Яга мяла в ступке травы для заварки. Понемногу тело отходило от мороза. Тысячи иголок бродили по рукам и ногам, болью отзывался каждый укол. В избушке, как и прежде, дурманил голову пряный аромат: может, им старуха морочила голову путникам — кто его знает, но для меня этот запах — роднее не придумаешь. Кощей помог стянуть околевшую одежу и укутал в теплое лоскутное одеяло. В глазах жениха без труда читалась вина. Тяжелая, почище утренней кручины. Когда печь разошлась как нужно, а глоток отвара в глиняной чашке вернул меня к жизни, пришлось отвечать на многочисленные вопросы ведьмы. Запах смерти Яга учуяла безошибочно и, заподозрив, что дело неладно, принялась пытать. Долго отнекиваться не стала — рассказала все как есть про уговор с девочкой. Бессмертный долго молчал, только беспокойно ходил по скрипучим половицам дома Яги, кусая губы.
— Царь-батюшка, да ты дыру в полу протрешь, — не выдержал писарь.
— Сам виноват, сам и расхлебывать стану, — словно не заметив слов Тихомира, Кощей не прекращал расхаживать. — Поутру в путь отправлюсь. Чего таить — не знаю где эти проклятые башмаки искать. Даже представить не могу.
— Мой уговор — мне и искать, — покрепче укутавшись в одеяло, буркнула я. — А вздумаешь запретить — отрекусь от свадьбы. Вот тебе слово.
— Голубушка моя ненаглядная, — колдун опустился на колени рядом со мной, — прости дурня. Натворил дел — сам не рад. Останься дома. Неволить не могу, только просить и осталось.
— И речи быть не может, — отрезала я.
— Эка невидаль, — заворчала баба Яга, — вдвоем идите. Развели тут препирания. Кощей, ты кашу заварил, а Василиса маслицем сдобрила — вместе воз и потяните. Где искать — подскажу.
— Неужто знаешь, Ягиня-матушка, где для Смерти башмачки достать? — Тишка от удивления вытащил чашку у меня из рук и хлебнул отвара.
— А ты думал, я только богатырей в печи тушить умею? Есть в Рускале чеботарь — золотые руки. Сомом кликают, где он сейчас — точно не ведаю, но дам клубочек. Он приведет к его следу. Если не Сом, то никто такие башмачки не справит. На него надежа. Одна беда — стар он больно.
***
Домой возвратились уже заполночь. Суженый пожелал доброй ночи и скрылся за дверьми читальни на пару с Тихомиром. Может, колдовать перед дорогой собрались, а может, что в книжках о башмачках отыскать решили. Путешествие предстояло не из простых — пойди туда не знаю куда. Хорошо, хоть знаем, что искать надобно.
Сон дурманил голову приятными мыслями о пуховом одеяле да мягкой подушке. По дороге в опочивальню думала, что в сумку дорожную положить, а как только порог переступила — все и забыла. День вышел уж больно тяжелым. Опосля таких переживаний положено в баньке попариться, ужина отведать и в кровать отправиться. Собравши последние силы, мучительно зевая, стала собираться. В суму натолкала нужного и не очень — не на себе потащу, а Крее не уморится. Урчащий от голода живот все искал повода спуститься в кухню, и ведь нашел, паразит такой. Зря я разве из Глухомани горшочки-самовары тащила? В дороге самый маленький сгодится. Поклажа не велика, а польза порядочная. Хочешь похлебки или тушеного зайца в сметане — сообразит, и бровью повести не успеешь.
