Сменить мечту. История попаданки наоборот (СИ) - Штефан Елена (читать книги без .txt) 📗
В городе нам без Ирины, которая продолжала работать, было трудно, а дома сидеть невыносимо. Лето в этом мире — это испытание. Духота и смог сводили нас с Димой с ума. Посещения ближайшего парка приносили сомнительное облегчение. Мы приспособились было проводить жаркую часть дня в прохладных залах музеев. Но хватило их ненадолго.
— Город наш не то, чтобы маленький, — утешала нас Ирина, когда музеи кончились, — но и не столица. Даже не мегаполис. В выходной в кино сходим.
Лидия Ивановна снабдила Диму комплектом учебников и часть дня мы тратили на то, чтобы Шон закрепил знания-воспоминания Димы как собственные. Математика, которой учили детей в этом мире, была мне не под силу, Лиза этими знаниями не пользовалась. Шон воевал с незнакомой наукой сам, упорно воевал, и, кажется, даже успешно. Зато денежные отношения прямо-таки высветились в мой голове. Вот тут-то я поняла, как ошибалась, считая местные бумажные деньги легкой целью для магов-репликаторов, пожалуй, воспроизведение одной купюры потребует усилий больше, чем воссоздание золотой монеты, а значит нерентабельно.
Мне легко удавалось понимать, что дорого, что дешево. Ирина обрисовала мои финансовые возможности. Я была “вполне состоятельной женщиной”. Пожалуй, мои средства, доставшиеся той Лизе, были поскромнее, хотя, если принять во внимание цены на продукты…
Эти деньги позволяли не работать весьма продолжительное время, если жить скромно. Но я не хотела экономить. Мне нравилась моя неожиданная свобода, мне нравилось баловать моего ребенка, к которому душа прикипала все сильнее. И мне совсем не нравилось бездельничать.
— Моя Лизка за возможность сидеть дома и печь пироги своему Димке кого угодно бы удавила, — подначивала меня Ирка с показным весельем, а в глазах плескалась грусть, она, вообще, была остра на язык, но за этим беззлобным подтруниванием скрывалась потаенная боль, подруга тосковала по “своей Лизе”. Вот так она нас разграничивала, меня и ушедшую подругу. Это сильно печалило, но чем тут поможешь?
Дима, который никогда не упускал случая послушать наши разговоры, тоже все чувствовал и тяжко вздыхал.
— Тетя Ира, а можно спросить? — ребенок маялся смущением, перед Ириной он благоговел, и дождавшись ободрительного кивка, продолжил совсем тихо, — тетя Ира, мне не нравится быть Димой, можно мне другое имя?
Мы недоуменно переглянулись. Ирка пожала плечами и выдала неожиданное:
— Можно. Но переоформлять документы — это нудно и сложно, особенно имея в виду, что мы только что закончили процедуру усыновления. — Ребенок сразу сник. Вспыхнувшая было надежда стремительно угасала, наш мальчик понимающе кивнул и, демонстрируя смирение, сосредоточился на пейзаже за окном. — Да не скисай ты так сразу, есть вариант без смены документов. — Теперь мы оба: и я, и ребенок, заинтересованно сопели. — Можешь выбрать домашний вариант имени, официально оставаясь Дмитрием.
— Это как? — Спросили мы хором.
— Да просто все. Имя Дмитрий имеет два расхожих уменьшительных варианта, Дима и Митя, — заметив отсутствие энтузиазма у парня, отступила. — Что, совсем не нравится?
— А Шоном я не могу остаться?
— В принципе, можешь. Но подумай, а не стоит ли для новой жизни взять новое имя? — Ребенок задумался. Я тоже. Ведь я тоже так могу, не правда ли? И Ирине будет полегче, если постоянное употребление имени близкого человека перестанет напоминать ей об утрате.
— А какие еще варианты у меня? — говорить у “моего имени” не стала, поделикатничала.
— Эля и Вета, самые распространенные, кроме Лизы, — произнесла подруга, отлично поняв мои маневры. — Ты тоже хочешь сменить имя.
— Ага, за компанию с ребенком. Тебе какой вариант больше нравится?
— Наверное — Эля. Созвучно с твоим прежним.
Ну что ж, Эля, так Эля. Дима немного поворчал и решил подумать еще.
А на следующий день нас опять настигло прошлое моей предшественницы.
Часть 18
Пора было идти за продуктами в ближайший супермаркет. Едва мы вышли из сумрачного подъезда в яркий солнечный полдень, как на Диму, для которого я придерживала тяжелую дверь налетела странного вида пожилая женщина.
— Сдохни выродок, — орала она, шмутуя худенькое тельце из стороны в сторону, — все из-за тебя, ублюдка безродного. Сдохни, недобиток, сдохни, сдохни!
Когда я справилась с дверью и выскочила наружу, на щеке ребенка уже алел отпечаток ладони. Второй удар я приняла на согнутый локоть, как учили. А основам боёвки в Академии всех учат хорошо. Женщина переключилась на меня и завопила:
— Выжила, сука и радуешься, а мой сыночек из-за тебя в тюрьме гниет, корова яловая, — такой прыти от старухи ожидать было трудно и я пропустила момент, когда она дотянулась до моих волос. От боли из глаз брызнули слезы и на пару мгновений я потеряла ориентацию в пространстве. Старуха неистовствовала, крича что-то про то, что я воровка, что ее сыночка честно заслужил все добро до копейки, мучаясь со мной, тварью неблагодарной, на которую ненаглядный сыночка время тратил, вместо того, чтоб гнать постылую с порога.
Что-то кричал Димка, пытаясь вклиниться между нашими телами и даже вроде бы, кусался, я пыталась вытащить свои волосы из судорожного захвата морщинистых пальцев и, кажется, иногда взвизгивала от боли.
Неожиданно все закончилось. Безумная старуха стояла скрючившись с заломленной рукой, а удерживал ее не кто иной, как следователь Гаев, тот самый, которому стало плохо в моей палате.
— Здравствуйте, Елизавета Андреевна, простите, что пришел без звонка, был здесь поблизости. — И не дожидаясь моего ответа, обратил внимание на старуху, — а вы, Клавдия Карловна, рискуете оказаться на скамье подсудимых. Я сейчас отпущу вашу руку, не наделайте глупостей!
Клавдия Карловна? Это же мать бывшего мужа Лизы, ее несостоявшегося убийцы. Ирина рассказывала, сколько пришлось вытерпеть моей предшественнице от этой женщины, сколько свекровь кровушки попила у бедной Лизаветы. Вот уж действительно своя кровь. Я и тогда, слушая эти рассказы, кипела от негодования, а уж сейчас…
— Здравствуйте, Константин Романович, рада, что вы оправились. — Бабушкина выучка помогла взять себя в руки. Да и Димка жался ко мне, ища утешения, значит, надо быть собранной, чтоб не напугать сына еще больше. Следователь кивнул, довольный моим самообладанием. — Полагаете, что я имею возможность подать на эту, хм, даму, в суд? Это может считаться нападением?
— Это может считаться непросто нападением, а нападением на важного свидетеля, Елизавета Андреевна. Если хотите, могу посодействовать. Расследовать ничего особо не надо, я — очевидец и при исполнении. — Осталось только уверенно кивнуть, что да, мол, очень хочу. Мы оба понимали, что никакого обвинения не будет, но на старуху наш диалог произвел сокрушительное воздействие. Одетая в не по возрасту пестрое и открытое платье, с яркой помадой на тонких морщинистых губах, с неопрятной сединой в крашенных мелких кудрях, которые носили смешное название перманент, с непередаваемым коктейлем отвратительных эмоций на испуганно-высокомерном лице, она была бы жалкой, если бы не была такой мерзкой. Похоже, следователь тоже так считал, потому что просто отвернулся ко мне, дав этой женщине исчезнуть.
— Пойдемте посидим в тенечке, Елизавета Андреевна, вас не задержу.
Угрозы я не чувствовала, интуиция дремала, поэтому я решилась пригласить не званого гостя в дом, уж очень не хотелось находиться на улице с колтуном на голове.
— Я пришел поблагодарить, Лиза, ведь мне можно вас так называть?
— Разумеется, — вот так изящно мне дали понять, что разговор будет неофициальный.
— Врачи сказали, что я обязан вам здоровьем и службой. Меня подлечили и даже не запретили работать. Вы очень наблюдательны и очень вовремя сориентировались.
— Я рада, но моей заслуги здесь нет, просто удивительно повезло, что в момент приступа врачи были рядом.
