Бар «Безнадега» (СИ) - Вольная Мира (читать бесплатно полные книги txt) 📗

Густеет воздух, запах мирры становится сильнее, как и покалывание и уколы тонкой сеткой по коже, под ней. Он явно не доволен тем, что здесь происходит. Но я достаточно копчу это небо, чтобы позволить себе не обращать внимания на Его недовольство.

Что поделать, Отец, иногда другого выхода просто не остается. Да и пацифистом в силу Твоей прихоти я никогда не был.

Лики святых смотрят с икон с укором и снисхождением, будто спрашивают недоуменно, как падший посмел ступить в святую обитель, как посмел творить здесь подобное. Под их взглядами я еще раз проделываю все тот же фокус. И отворачиваюсь от зашедшейся в немом крике мумии. Лучше таращиться на иконы и символы Его веры, чем на извивающееся тело рядом. Мне действительно жаль, что все так, мне действительно жаль, что других вариантов нет.

Проходит еще несколько минут, за стенами храма поднимается настоящий ветер, возможно и дождь пойдет, чадят свечи в кандилах, затягивает небо тучами.

Последний раз я щелкаю пальцами. Наблюдаю за тем, как изгибается под неестественным углом нога трупа, как кости разрывают сухую кожу и брызгают мелкими осколками в стороны, из мертвого горла вырывается тихое свистящее шипение. Тело дергается так сильно, что переворачивается, безжизненные руки отрываются и поднимаются несколько раз от пола, едва-едва, но тем не менее поднимаются, пустые глазницы смотрят теперь прямо на меня, пока почти лысая голова продолжает с глухим стуком биться о доски.

Я знаю, что она меня не ненавидит, как и души внутри, как и Ховринка. Хорошо. Ненависть ребенка тем безрассуднее, чем сильнее. А безрассудство мне сейчас на руку.

Я встаю и иду к выходу.

Тварь должна появиться. Если не появится после этого, значит, я переоценил ее силы и придется перебраться куда-нибудь поближе к Москве.

В застывшем воздухе видны частички пыли, неровные полосы света меняют пространство и делают его будто нарисованным неумелой рукой, стонет ветер за стенами храма. И мне и правда лучше встретить тварь на подходе. Здесь, внутри церкви, свет давит на плечи, стискивает руки и сжимает пасть на моем горле. Здесь я не уверен, что смогу раскрыть крылья. Они кажутся неподъемными и впервые на моей памяти непослушными. От запаха масла начинает монотонно и протяжно гудеть в башке.

Я выхожу как раз вовремя, чтобы успеть сосредоточиться и отбросить все ненужное, раскрыть все-таки крылья. Они поднимаются неохотно, тяжело расправляются, и кажется, что весят на несколько тонн больше, чем до этого. Тлеют кончики маховых перьев, свет бритвенно-острой сеткой ложится на их тонкие края. Неприятно, но не смертельно. Руки окутывает дымкой, я ощущаю запах пепла и пламени. Мои крылья горели, покрывались копотью грехов перья, когда я падал, и этот душок все еще никуда не делся.

Стойкая дрянь.

Мышцы спины немного тянет.

Я привычно складываю третью пару, чтобы закрыть ноги – привычки сильнее нас – делаю последний шаг со ступеней вниз. И наконец-то замечаю тонкую фигуру в конце дороги. Она разглядывает меня так же пристально, как и я ее. Возможно, гадает, какого хрена я во все это влез, хотя, по идее, не должна. Возможно, ей просто любопытно. Звенит воздух между нами, болотно-липкая муть вокруг девчонки плотнее моего ада. Воняет. Воняет гнилым мясом так сильно, что даже меня пробирает.

- Прости, что задержалась, - тянет чужим голосом Кукла. Нет, не чужим, голосом Ховринки – низким и рокочущим, будто трутся друг о друга огромные камни.

- Не буду скрывать, где-то глубоко в душе я надеялся, что ты сломала себе по дороге шею и сдохла, - пожимаю плечами.

- Это сейчас было грубо, Аарон, - фигура в розовом приближается. Неспешно, не торопясь, плавно, словно красуется. Я вижу на узких плечах ту же сетку, что давит на мои крылья, на марионетке она видна отчетливее, срываются с болотно-тошнотного шлейфа маслянистые капли. Только вопреки законам физики падают не вниз, а вверх, растворяются в воздухе.

- Зато честно. Не хочешь облегчить нам обоим жизнь и сдохнуть самостоятельно? Я ведь сделаю тебе действительно больно…

- Самоуверенный темный, - тянет она надменно. Говорит громко, потому что все еще достаточно далеко от меня. – Ты ничего не сможешь.

- Да? А вот твое тело, кажется, считает иначе, - я щелкаю пальцами, ломая все ту же ногу трупа, но уже в другом месте, и удовлетворенно замечаю, как дергается Кукла. – Мы с ним знатно развлеклись, пока ждали тебя.

Краем глаза я замечаю какое-то движение слева – наверняка кто-то из служителей – и выпускаю немного ада. Он стягивается по периметру, вырастает барьером. Только людей мне тут не хватало для полноты ощущений. Не приведи Господи еще молиться начнут и святой водой поливать.

Кукла пережидает мгновение, растягивает губы в тонкую, широкую улыбку и смеется. Ее смех такой же тяжелый, как и голос. И обрывается он так же резко, как и начался.

Кукла застывает на мгновение, а потом кидается ко мне, меняясь в миг: плотнее стягивается вкруг болотно-тошнотная муть, становится более реальной, тугой, вытягивается тело, хрустят кости, рвется кожа. Что-то чвакает, хлюпает.

С ног меня сшибает огромная собака, странным образом сумевшая сохранить человеческие черты лица: сквозь коричнево-зеленую жижу виднеется часть розовой скулы, карие человеческие глаза, с нечеловеческим бешенством на дне.

Вот так.

Я не особенно сопротивляюсь удару, не стараюсь прикрыться или увернуться. Меня спиной вмазывает в дверь, протаскивает дальше. Тварь скалится и целится в горло. Мои руки вязнут в

липкой мути – теле уродца. В ней мало что напоминает главную гончую. Та была черной, как ад, больше и одновременно и сильнее, и слабее того, что сейчас давит сверху.

- Моя очередь развлекаться, темный, - рычит она мне в лицо.

Очень страшно. Ага. Проникся, прочувствовал.

Я отшвыриваю Ховринку от себя, поднимаюсь на ноги, отбрасываю тело Алины к другой стене, туда, где в ковчеге лежит гвоздь, разминаю шею.

Ну что? Понеслась?

Тварь вмазывается спиной в стену с такой силой, что по кладке ползут трещины, мелкая крошка с тихим стуком сыпется на пол, тело Ховринки оставляет после себя липкий влажный след.

Плохо, в мои планы не входит разнос Знаменского, а значит, нужно быть аккуратнее.

Я отступаю на шаг, наблюдая за тем, как гончая тут же вскакивает, мотает башкой и снова бросается на меня. Из открытой пасти на пол стекает мутной, вонючей нитью буро-коричневая слюна, с ошметками чего-то мелкого и желтушного внутри. Под кожей заметно какое-то копошение, шевеление.  

Я отступаю еще на шаг, и еще, снова и снова. Тяну время, пробую понять, есть ли под ворохом всей это дряни, душа Куклы, осталось ли от нее еще хоть что-то, и можно ли ее отделить.

Клацают звучно и гулко когти, гончая выгибает спину, почти касается подбородком пола, готовится к очередному прыжку, пока я копаюсь в ее нутре, пробуя рассмотреть то, чего, скорее всего, давно уже нет. Интересно, Игорь тоже был марионеткой, или она сожрала его, потому что смотритель посмел прийти в Амбреллу? Еще и Элисте привел.

Черт!

Я отскакиваю, стараясь ничего не задеть, особенно кандила со свечами – пожар так себе идея – и готовлюсь перехватить пса, стягивая вокруг него сеть. Ад гончей, таким какой он должен быть, почти не заметен внутри сути Ховринки, и все же какие-то его крупицы, какая-то часть собаки еще жива. Отзывается, откликается чуть ли не с готовностью…

Интересно…

Похоже, гончей не особенно нравится подчиняться эгрегору, растворятся в нем, служить. Что-то там все-таки еще осталось от ведущего пса, что продолжает сопротивляться. А вот души Куклы я не чувствую. Никакого намека, ни малейшего отголоска.

Кем она была? И как вляпалась во все это?

- Что же ты убегаешь, падший? - рычит дрянь.

- Ты себя в зеркало видела? – спрашиваю, отходя еще на несколько шагов. – Собственный запах чувствуешь? Кстати, ты все-таки он или она? Может быть… оно?

Тварь только снова рычит и скалится, отталкивается задними лапами от пола, неповоротливое, уродливое тело из слизи взвивается в воздух. И я сжимаю кулак, дергая, сжимаю удавку. Пес валится вниз, крошит под собой пол, сучит лапами, почти так же, как делало ее тело до этого, хрипит надсадно.