Блаженная (СИ) - Ворон Белла (книги без сокращений .TXT, .FB2) 📗
А вот здесь не хватает фотографии, пустое место на стене. Я скользнула взглядом выше.
Марфа Сапожникова, трагическая героиня… Красивая. Единственная, кто удостоилась чести быть запечатленной в роскошном платье и напудренном парике. Ее коллеги изображены в простой крестьянской одежде.
Я смотрела на Марфу, пытаясь сообразить, какого цвета ее волосы, пудреный парик ей явно не подходил. Мне казалось, он создает слишком резкий контраст с глазами оттенка зеленого янтаря, темными бровями и бледным ртом. Портрет настолько живой, что кажется, губы сейчас шевельнутся…
Я разглядывала ее и никак не могла понять, кого она мне напоминает?
— У вас есть что-то общее, не находите?
Я вздрогнула. Как же он тихо подкрался!
— Борис Павлович! Вы меня напугали. Здравствуйте!
Каргопольский был великолепен. В черной тройке, белоснежной рубашке, на жилете поблескивает золотая цепочка от карманных часов. Будто в театр собрался. Хотя, в сущности, так и есть.
— Вижу, вас заинтересовала галерея?
— Очень! Я только думала, в труппе больше актеров.
— Это лишь один спектакль. Первый и пока единственный. Подбирать артистов очень непросто.
— Мне кажется, или современные актеры похожи на тех?
— Вы наблюдательны. Я подбирал актеров с учетом внешнего сходства с их историческими коллегами.
— Это вы для аутентичности сделали?
— Не только. Моей целью было точное попадание в амплуа. Не замечали, что люди, имеющие внешнее сходство, часто бывают похожи и по характеру?
— Замечала.
— Так вот, мне кажется, что это правило работает на любых отрезках времени. Простак — он и через двести лет простак. И героиня остается героиней в любые времена. И злодей. И не только в театре.
— Интересная теория. Вы считаете, Марфа Сапожникова похожа на меня? То есть я на нее?
— Я бы не сказал, что сходство поразительно. Но обратите внимание на выражение лица. Она как будто знает много больше, чем мы с вами. И много больше, чем считает нужным сказать. Это вас роднит.
— Ну, не знаю… Я ведь вижу только свое отражение в зеркале.
— Когда здесь… — он указал на пустое место на стене, сверкнув изумрудным перстнем на мизинце, — … будет висеть ваша фотография, вы поймете, о чем я говорю. Я рад, что вы все-таки приехали. Мы ждали вас вчера, и уже отчаялись. Дозвониться до вас не смогли.
— Мой телефон улетел под сиденье и наверное разрядился. Меня встретил Вадим Алексеевич. Вы уже отдыхали.
— Сегодня утром он рассказал мне об аварии. Счастье, что вы остались живы.
— Это точно. Я ведь заснула за рулем.
— В каком именно месте произошла авария?
— М-м-м… Знаете такой дуб с рогами?
— То самое место. — произнес Каргопольский, немного помолчав.
— Что, простите?
— Возле этого дуба часто случаются аварии. Говорят, у водителей бывают приступы внезапной сонливости и… даже виденья.
— Мне досталось и то и другое.
Я в двух словах пересказала Каргопольскому свою чудесную историю. Он слушал меня очень внимательно, и мне показалось, что его лицо посветлело, а в глазах отразилось что-то вроде удовлетворения, словно он получил ответ на давно мучивший его вопрос.
— Тем радостнее видеть вас здесь, в добром здравии. — торжественно объявил он. Его слова прозвучали неестественно. Слишком напыщенно.
Странная у него все-таки манера изъясняться! Он как будто все время в образе персонажа 19 века. И этот жест, которым он достал из жилетного кармана старинные часы, и то, как привычно щелкнул крышкой…
— Однако, мы с вами заболтались, а репетиция начнется через пять минут.
Прошу… — он повел рукой в сторону чуть приоткрытых раззолоченых дверей, за которыми угадывался зрительный зал. Я сделала шаг к этим дверям и остановилась.
— Борис Павлович! А если бы я не согласилась?
— Я перенес бы премьеру на следующий год и продолжил вас уговаривать. — невозмутимо ответил Каргопольский.
Входя в зал, я замедлила шаг и инстинктивно придержала дыхание.
Вот он, этот миг, о котором я мечтала, на который уже не надеялась.
— Господа, Маркиза де Мертей! В миру — Кристина Блаженная. — театрально объявляет Борис Павлович, сопровождая меня к сцене.
Перед сценой стоит круглый стол, за которым сидит несколько человек. Еще несколько рассредоточились по первому ряду партера. Вся труппа в сборе?
Все оборачиваются ко мне, но лиц я не могу разобрать, зал во мраке, только сцена освещена.
Думаете, мне неловко и я смущена? Ничего подобного. Это еще, конечно, не момент славы, но уже что-то похожее на реванш. Судьба вновь повернулась ко мне лицом, хотя оно еще скрыто полумраком так же, как лица моих новых коллег.
Каргопольский хлопнул в ладоши и потер руки.
— Так, друзья мои, встаем на ножки! Состав в сборе, начнем. С богом, господа артисты!
Господа артисты зашевелились.
— Борис Палыч, какая сцена? — статная дама с массивным подбородком поднялась из первого ряда. Я ее узнала. На фотографии в галерее она значилась как Анна Львовна Смыр. Помреж.
— Начнем со сцены Сесиль и Дансени, Мы ее начали в прошлый раз. После их сцены делаем Мертей, Сесиль, Воланж. После перерыва Мертей, Вальмон. Анна Львовна, командуйте.
— Все слышали? — провозгласила Анна Львовна на весь зал. — Лика, Давид на сцену, Мертей, Воланж готовятся!
— Вот это голосина у помрежа! Аж занавес колыхнулся. — шепнула я Лике, усаживаясь в первый ряд с ней рядом. — Я тоже такой хочу!
— Все хотят. Так что вставай в очередь. — тихонько хихикнула Лика и пошла на сцену
Борис Павлович занял центральное кресло в первом ряду и сделал мне знак глазами, чтобы я садилась неподалеку. Я села во второй ряд, я люблю смотреть репетицию, удобно устроившись на спинке кресла, стоящего впереди.
Лика была очень хороша в роли Сесиль, просто идеальное попадание.
Тем более, что ее партнер, черноглазый, порывистый мальчик был явно в нее влюблен и Лике оставалось только отыгрывать его реплики, наполненные неподдельным, живым чувством. Я даже позавидовала Лике, хоть мальчик и не в моем вкусе. Мне нравятся постарше.
Борис Павлович их почти не останавливал, только мизансцены поправлял. Режиссер он был что надо. Знал, когда пошутить, когда прикрикнуть. Умел вытащить из артиста настоящее. Не то что у Альберта, где приходила Регина и придумывала всем интонации! Здесь была настоящая работа. Я благодарила судьбу за головокружительный кульбит, с помощью которого она привела меня домой.
Сцену выстроили на одном дыхании и Борис Павлович объявил пятиминутный перерыв. Довольная Лика спустилась в зал, бросила на меня победоносный взгляд. Я показала ей большой палец. Давид шел за ней следом, видно было, что он очень хочет сесть рядом, но стесняется. Значит, точно влюблен. Помявшись немного, все-таки отважился, сел на соседнее кресло,
— Что скажете? — обернулся ко мне Борис Павлович.
— Я?
— По-моему здорово! Лика — идеальное попадание. Именно такой и представляешь себе юную французскую аристократку.
— А Дансени? То есть Давид.
— Великолепен.
— Очень талантливый парень! Я переманил его из… — он назвал такой театр, что у меня округлились глаза. — Да, да! Главные роли и достойное жалованье, и любая звезда будет твоей. — расхвастался Борис Павлович.
Я чувствовала себя не просто не в своей тарелке, а так, будто с ногами забралась в чужую. Не должен режиссер обсуждать с актрисой коллег!
На меня уже поглядывали косо. Особенно Анна Сергеевна. Ни от кого не укрылось особое отношение ко мне Бориса Палыча. Наверняка все думают что я его любовница. С первого дня настроить против себя труппу не входило в мои планы, тем более, я никакая не блатная, а такая же, как они. Даже хуже — я целый год не выходила на сцену. Еще неизвестно, что я выдам, когда очередь дойдет до меня.
Только Давиду ни до чего не было дела, он вертелся возле Лики, и дела его, похоже, шли неплохо. Он что-то шепнул ей на ухо, она снисходительно улыбнулась ему, что-то ответила шепотом. Я внимательно наблюдала за ними — вчерашний расклад не шел у меня из головы. Неужели Лика на него гадала? Если да, то ей очень повезло, а я очень бездарная шарлатанка. Королем Пентаклей здесь и не пахнет. Мальчик весь как на ладони, явно не из тех мутных типов, про кого ничего не понятно и которые сами не знают, чего хотят. И угрозы от него я не чувствую. Только обожание и восхищение. Этот Давид на руках ее будет носить, пока ее это развлекает.
