Тайны темной осени (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно TXT) 📗
Я перекатила черенком швабры мерзкую тухлятину в жестяное ведёрко. Вынесла на балкон. Зажигалку не нашла, зато были свечи и спички к ним: как-то отключали свет на весь день, урок усвоила.
— Гори, гори ясно, — выговорила я сквозь зубы и кинула пылающую спичку в куклу, прямо в лоб ей.
Пламя вздыбилось багровым горбом! Я еле успела отскочить, но, кажется, всё равно обожгла руку. Обожгла, и ничего не заметила. Ещё испугалась, что этак и до пожара не далеко, а пожар мне в новой квартире был не нужен. Но нет, огонь не выплеснулся из краёв ведёрка, хоть и пылал изрядно. Через минуту уже опал обратно, и я со всей осторожностью заглянула внутрь.
Мерзкая кукла сгорела вся, без остатка. Полностью. Ни клочка ткани, ни сажи, ни даже обугленной спички. Только ведёрко выгнулось от жара, скособочилось, потеряло прежнюю идеальную форму. Попкорн в него уже не насыплешь. И даже ручки-карандаши не кинешь, чтобы не катались, где не надо.
Запах.
Запах исчез, как и не бывало его вовсе.
Так не бывает…
Я подняла голову и увидела собственное отражение в оконном стекле. Бледное лицо с чёрными провалами глаз неприятно напомнило собой застывшую маску, из тех, что держат в Музее Восковых Фигур.
Очень хотелось поддеть ведро всё той же шваброй и выкинуть в окно, но я сдержалась: оно могло упасть кому-нибудь на голову, с одиннадцатого этажа — фатально. Зачем и мне и тому несчастному такие проблемы. Оделась, всё той же шваброй загнала испорченную тару из-под попкорна в мусорный пакет, выставила за дверь. Завтра вынесу, ничего ему не будет.
По спине ползали зябкие мурашки. Что это было? Зачем? Для чего? Ну, тётя Алла, вам не жить, клянусь! Чёрт с ним, с проектом, завтра же приеду и посмотрю в твои бесстыжие глаза!
Мне стало плохо ближе к утру. Сначала просто трясло, как при температуре, только без температуры. Я мужественно куталась в плед и выкрутила термостат на батарее до максимума. Согрела чайник, заварила чай — не помогло. Кожа горела и вместе с тем замерзала, нос, руки, ступни превратились в лёд и грозили отвалиться. Когда я догадалась в очередной раз измерить температуру, электронный градусник яростно заверещал, показывая — 41,1…
А при какой, напомните мне, температуре, сворачивается кровь у человека?
Я ещё успела позвонить в скорую. Смартфон стоял на зарядке, выдать мне козу с пустой батареей не смог. Я успела проползти в коридор и как-то открыть дверь, а то врачи не войдут, дверь у меня мощная, взломостойкая, от прежнего хозяина осталась. Ещё помнила, как сползла по стеночке на пол, и головой как раз в коридор да по двери, дверь пошла наружу и грохнула в стену. Звук был — по костям прошло волной мучительной ломоты.
А потом я оказалась на чёрной равнине под чёрным небом. Здесь не было света, только колкие искры далёких звёзд равнодушно сверкали над головой. Здесь не было ветра, только воздух пах сухой полынной горечью и древней пылью. Равнина круто обрывалась вниз, сплошной, без единой трещины, чёрной отвесной скалой, глубоко внизу неслась бешеная чёрная река, вскипая ослепительной пеной на чёрных же камнях, похожих на кривые зубы гигантского дракона. Эхо разносило по ущелью её свирепый рокот, и над чёрным потоком дрожали чёрные же перевёрнутые радуги.
С обрыва нельзя было спуститься спокойно, нигде не видно было ничего, похожего на лестницу или пологий спуск. Здесь можно было только свалиться вниз, без права возврата. Попробуй влезь обратно без альпинистского снаряжения и должной сноровки. Но меня это не пугало почему-то. Я знала — мне нужно вниз, к реке, потому что там…
Огромный чёрный зверь соткался из мрака, пересёк мой путь, встал, расставив лапы и наклонив ушастую голову.
— Бегемот? — спросила я неуверенно. — Ты, что ли?
Я уже видела длинные кисточки на ушах и не по-кошачьи чёрные глаза, в которых дрожали, отражаясь, небесные звёзды.
Не зря говорят о кошках, что они ходят между мирами. Суеверие, над которым я с самого детства смеялась…
— Пусти.
Кот не сдвинулся с места. Я попыталась его обойти, и не сумела. Он не шипел на меня, не ставил на меня лапы, не пытался укусить. Просто сидел в позе Кота Баюна — гордо вскинув крупную морду и обернув передние лапы пушистым хвостом. И обойти его не получалось. Я злилась, плакала, требовала, даже кричала, но крик гас в сухом пропылённом воздухе, едва успевая родиться, и проклятый Бегемот не уходил.
Он не понимал, что мне нужно, очень нужно к реке. Зачем, я сама не понимала. Знала только — надо. Вот только у кота было своё мнение на этот счёт.
Так и сидел на моём пути. Так и сидел.
И однажды я, всхлипнув в очередной раз от злости на кошачью тупость, проснулась…
Свет резанул по глазам ослепительной вспышкой, я вскрикнула и захлопнула веки. Меня тут же взяли за руку, и я ощутила на запястье живое человеческое тепло.
— Ну, ну, ну, ну, — сказал надо мной добродушный голос. — Хватит уже притворяться!
Притворяться! Почему-то такое предположение возмутило меня до глубины души. Притворяться! Ничего себе притворство! Целая вечность в чёрной степи с глупым котом.
Я медленно открыла глаза. Свет убавился, или я к нему привыкла, что ли. Колючее больничное одеяло шершавило тело сквозь тонкий пододеяльник. И запах… Обычный больничный запах: сложный букет лекарств и работающих аппаратов, настоянный на бытовой хлорке, обязательно присутствовавшей в моющих средствах.
— Чт… что… — я не смогла выговорить вопроса, язык не слушался.
Слабость буквально вдавливала в койку. Я, наверное, не смогу даже приподняться.
— Грипп, — спокойно пояснил врач. — H1N1, испанский, он же свиной плюс первичная вирусная пневмония. Где вы его взяли? Вроде бы ещё не сезон…
— Не зна… — честно призналась я.
— Лежите, лежите… Вам ещё долго у нас лежать…
— Пзвнить… — проклятый язык заплетался, не давая выговорить слово правильно.
— Ваши родственники извещены.
— Родствнк…
— Алексей Зимогоров. Алла Мерзлова. Ну, всё, всё, лежите. Постельный режим, много лекарств, куриный бульон. Всё хорошо, Римма Анатольевна. Всё хорошо.
— Хорошо… — слово наконец-то удалось мне, и врач ещё раз улыбнулся, ободряюще и ласково:
— Вот именно. Вы живы.
Тут он оказался прав, не поспоришь. Я — жива. И чёрная степь с чёрной рекой под чёрным небом, с чёрным котом на моём пути, провалилась куда-то в забвение. Я вздохнула и наконец-то заснула. Просто заснула, без сновидений, глубоким исцеляющим сном.
В больнице я провела не меньше недели. Алексей принёс мне мой нетбук, я вгрызлась в работу, чтобы убежать от больничной скуки.
Берия Лаврентий свет Павлович позвонил мне сам, на второй день моего сознания. Изволил орать. Что я срываю сроки, что он мне платит зарплату не за то, чтобы я болела. У меня дыхание перехватило, на щёки сами собой выкатились слёзы. Нет, какой же это скотиной надо быть, люди добрые! Если я ему сейчас отвечу, он услышит, что я плачу, и ещё больше взбесится. А не плакать не получалось.
— Чтобы завтра была уже на рабочем месте! Мне плевать на ваши спекулятивные бабские симуляции. Чтобы…
Проклятая слабость после пятидневной комы не спешила выветриваться из организма, и никакая сила воли не справлялась с проклятым крокодиловым ручьём. Ненавижу плакать! С самого детства.
Бесшумно возникший за моей спиной врач аккуратно вынул смартфон из моей руки, послушал немного, как на том конце начальство продолжает исходить яростной пеной, ещё не зная, что его слышу не только я, и сказал, негромко, но весомо, и так, что наш всесильный Лаврентий Павлович не посмел бросить трубку на первых же словах:
— Римма Анатольевна только вчера вышла из медикаментозной комы. Она перенесла тяжёлую форму свиного гриппа, подтверждённую лабораторными анализами, и до сих пор ещё не здорова. Решение о выписке буду принимать я, её лечащий врач, и определённо не сегодня. Постыдитесь, молодой человек. Не стоит ваша упущенная выгода жизни красивой девушки.
