Ветер перемен (СИ) - Волк Сафо (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений txt) 📗
Потому Гардан свернул в первый же переулок сразу после большой кисло воняющей дубильни и остановил чалого перед ничем не примечательным домом с кривым забором, на жердины которого были одеты две оббитые по краю глиняные кружки и большой рыбий череп с лупастыми глазами.
Здесь жил Лавай, его старый знакомый, с которым Гардана связывала парочка совместных убийств и долгие годы сотрудничества. Когда он приехал в Лебяжью Гавань, не помнил уже никто, даже старожилы только чесали в затылках да пожимали плечами. Вряд ли имя его тоже было настоящим: несмотря на испещренное морщинами, просоленное лицо и смуглую кожу, Лавай не слишком-то походил на большеглазых крикливых южан, да и акцент его был вовсе не таким, как у жителей теплых морей. Не говоря уже о том, что Лебяжья Гавань явно не подходила по масштабам для такого дельца, как Лавай. Ему уж скорее уютнее было бы в просторном Ламелле или даже в Дере.
Лавай торговал самым тонким и дорогим товаром, какой можно было найти по всем дорогам и городам Мелонии — секретами, и за информацией к нему не раз приплывали корабли с других берегов, приезжали закутанные в темное, переодетые дворяне и даже особы королевской крови. Иногда Гардану думалось, что Лавай знает все на свете буквально о каждом человеке, что может прочитать секреты любого по одному взгляду или движению бровей. О нем говорили, что за свою долгую жизнь он успел сместить пять королей и развязать как минимум три локальных войны, но Гардан подозревал, что на самом деле это были лишь крупицы правды. Скорее всего, Лавай сам позволил просочиться слухам об этом, чтобы набить себе цену. А каковы на самом деле были масштабы его вмешательства в мировую политику, оставалось только гадать.
Привязывая чалого к забору, Гардан еще раз взвесил все за и против, убеждая себя в правоте своего решения, хоть внутри и скреблись кошки. Он не любил приходить к Лаваю, несмотря на то, что относился к нему приятельски, не любил просить его о помощи и одолжениях, потому что это всегда имело свою цену. Не говоря уже о том, что мутные глаза этого человека видели Гардана насквозь, и когда они разговаривали о чем угодно, хоть о ценах на лошадей, Гардану приходилось следить за каждым своим словом, буквально за каждой интонацией, чтобы, не дай боги, ничем не привлечь внимание Лавая к себе. И если бы не приказ Марны, он бы и близко не подошел к этому дому. Однако нужно было признать: пронзительный взгляд Девы был страшнее, чем мутные бегающие глазки торговца секретами.
Краем глаза Гардан заметил, как отдернулась занавеска на грязноватом окне дома. Скорее всего, жена Лавая — когда-то донельзя красивая черноокая женщина, ныне высушенная временем, словно старая костяная статуэтка. Она была нема, как рыба, и Лавай утверждал, что это у нее от рождения, хоть Гардан и очень сильно в этом сомневался, особенно, учитывая профессию ее мужа, но держал свои мысли при себе. А еще она всегда очень внимательно слушала все, что говорилось в доме мужа, пристально разглядывая гостей, едва ли не так же внимательно, как сам Лавай. Впрочем, здесь всегда царила особая атмосфера вечных тайн и шепотков, а потому он не удивлялся ничему.
Как и всегда скрипнуло под ногой старое рассохшееся крыльцо. Стукнув несколько раз кулаком в дверной косяк, Гардан выждал пару секунд и толкнул дверь. Как и всегда она оказалась открытой, и он ступил в полутемное помещение сеней, где стоял густой и сладковатый аромат южных масел и благовоний. У второй двери ему пришлось немного подождать, а потом она без стука открылась, и на пороге застыла та самая черноглазая южанка, которую Лавай называл просто — Жена.
Когда-то эта женщина, должно быть, была писаной красавицей, но время высушило ее, забрав округлость груди и бедер и оставив лишь сухожилия, толстыми жгутами облепившие кости. Ее толстую переброшенную через плечо косу выбелила седина, как и сильные дуги бровей, и только глаза все еще были ястребино-черными, а взгляд пронзительным и острым. Ее лицо никогда не меняло своего выражения, оставаясь фарфоровым и спокойным, без единой эмоции, и Гардан ни разу не слышал от нее ни звука, ни смеха, даже улыбки не видел. Как и всегда на ней было намотано несколько слоев яркой ткани, полностью скрывающей тело. Открытыми оставались лишь перевитые синими венами сухие запястья, на которых громыхали многочисленные золотые и костяные браслеты, а на длинных пальцах посверкивали драгоценными камнями перстни. Руки у нее были гораздо выразительнее лица: подвижные, плавные, мягкие движения пальцев завораживали Гардана, когда женщина говорила с Лаваем на языке жестов. Он слышал, что это — особый язык, выдуманный ими с Лаваем для них двоих, что он сильно отличался от того, на котором общались обыкновенные немые, и что понять его смысла не мог никто.
— Я хотел бы видеть Лавая. — Он взглянул в глаза Жены, хоть это и было сложно. Вряд ли кто-то подолгу мог выдерживать этот взгляд. Та только кивнула и отступила в сторону, позволяя ему пройти.
Гардан шагнул во внутренние покои и быстро окинул взглядом помещение. Он был здесь в последний раз около трех лет назад, но за это время, казалось, не изменилось вообще ничего. Стены и окна скрывали разноцветные отрезы тяжелых южных тканей, собирающие пыль, мебели никакой не было, лишь толстые ковры, наваленные друг на друга в несколько слоев, да разбросанные по ним мягкие подушки. Единственным предметом меблировки был низкий стол, украшенный перламутровыми узорами, на котором лежала стопка белой бумаги и стояла золотая чернильница с воткнутым в нее пером. Больше не было ничего, только лампы с ароматным южным маслом на полках вдоль стен, несколько пузатых масляных светильников на витых тяжелых ножках и сам Лавай, развалившийся на подушках в дальнем конце помещения и покуривающий трубку с длинным тонким чубуком.
Он тоже нисколечко не изменился с момента их последней встречи, даже лежал на боку, вроде бы, в той же самой позе, подложив под локоть подушки и вытянув ноги в алых шароварах, подпоясанных широким расписным кушаком. На его плечах была просторная синяя рубаха без рукавов, и Гардану виднелись его руки: все еще крепкие, со стальными мускулами, испещренные тонкими шрамами от железа и огня. Запястья его перехватывали широкие золотые браслеты, а сильные толстые пальцы, которые бы пришлись впору рудокопу, были унизаны перстнями и кольцами. Потом взгляд Гардана наткнулся на его лицо, и он едва не вздрогнул, встретившись взглядом с Лаваем и в который раз подумав о том, что южанином тот быть никак не мог.
У Лавая были тонкие и острые черты лица, словно длинный стилет, каким убивали под покровом ночи. Хищно изогнутый нос с слегка выпирающими ноздрями упирался в тонкие губы, вечно растянутые в довольной улыбке, и намека на которую не было в холодных бледно-зеленых глазах этого человека, больше всего похожих на змеиные. Лицо его было гладко выбрито, как и левая сторона головы, а на правую спускалась длинная седая коса, хлещущая его по плечу. На щеках и лбу Лавая пролегли глубокие борозды морщин, словно много лет ему приходилось ходить под парусом в открытом море, щурясь на ослепительно яркое солнце. Кожа его была смуглой, но не настолько, как у его Жены, скорее, как после долгого загара. А еще Гардан не смог бы сказать, сколько Лаваю лет: этот странный человек, казалось, нисколько не изменился с момента их первой встречи долгие два десятка лет назад.
Какие ветра принесли тебя сюда, в Лебяжью Гавань? И откуда ты прибыл, что ты делал, кто ты? Если бы Гардан не знал, чем занимается этот человек, то принял бы его за пирата, моряка или работорговца, но никак не за того, кто способен разбираться в самых тонких хитросплетениях интриг и жонглировать секретами тысяч людей, словно разноцветными шариками.
— Гардан! — Лавай широко улыбнулся, вытащив позолоченный чубук трубки изо рта и приветственно вскидывая руку. — Как давно ты не заходил ко мне, дорогой мой!
— Я был занят, Лавай, — скупо отозвался Гардан, нагибаясь и развязывая шнуровку сапог. Молчаливая Жена не позволяла гостям топтать дорогие привозные ковры и всю обувь выставляла в сени.
