Черный принц - Демина Карина (книги онлайн бесплатно .TXT) 📗

Рождают трещины, которые, расползаясь, сливаются друг с другом… и где-то на краю города, пока медленно, но с каждой секундой ускоряясь, расползается ткань мостовой.

…измена.

…и если не выйдет, то Брокку лучше умереть здесь. Он встает, как умеет, на три лапы, хвостом с трудом удерживая равновесие. Стучит сердце.

Стучат капли по спине, стекают с острых игл, и на бок, лаская чешую прохладой.

Выдох и вдох.

Время замерло. И старая лебедка, проржавевшая, облепленная паутиной, балансирует на ржавом штыре. В мертвой барже пахнет тиной, подземельем и огнем…

…а трещина на мостовой замирает, наполняясь алой лавой.

До краев и выше.

Пламя бьется-бьется, теряя искры с крыльев, раня о гранит, но гранит же ломая. И трещин становится больше. Древний сарай на самой окраине города проседает, вспыхивает, словно свеча.

…и грохочут, сливаясь воедино, три взрыва.

Эхо летит по опустевшим улицам, сбивая крысиные полчища в воду.

…река отступает, пятится от берега, оставляя за собой влажный след водорослей и гнилых коряг. Седые волны карабкаются на спину друг другу, чтобы скатиться, разлететься сонмами брызг. И кружит, пляшет на рытвинах воды баржа. Хрустят борта, но держат.

Серое по серому ползет.

…красное по красному.

Полосы. Полозом жила вздымается на дыбы. И город раскалывается, идет трещинами. Вскипает и снег, и тягучий черный асфальт. Камень вспыхивает и сгорает с тонким немым криком. Уши бы заткнуть.

Кровь из ушей.

Из носа и горла тоже. Металлическая шкура держится крепко, сползает с трудом, выворачивая наизнанку никчемное человеческое тело.

Вдох и выдох.

Пол шершавый под коленями. Камешки впиваются, ранят, но мелкая неуемная эта боль приводит в чувство.

…вставай, ничтожество.

Выдох.

…земля дрожит, готовая просесть, и где-то совсем близко один за другим открываются черные провалы, из которых вот-вот хлынет лава.

Вдох.

Черный алмаз в металлических пальцах, которые потеряли способность двигаться, и другая, еще живая рука, мало лучше. Не гнутся, проклятые, а надо спешить. Огненная жила, стряхнув узду чужой воли, готовится ударить.

Наотмашь.

До грохота прибоя, до звона в ушах.

До тошноты.

…и вздрагивает земля под ногами, поднимается, сбрасывая Брокка, а камень, выпав из ладони, катится по грязному полу.

— Проклятье… — каркающий ломкий голос. А грачи молчат.

Улетели?

Взвиваются струи пара. Качается-качается старая лебедка и, осев, тянет ржавые штыри, которые выходят из стены медленно, беззвучно. И лебедка падает, разламывая и без того разломанную переборку.

…камень.

…черный кристалл, который спрятался среди мелкой щепы…

…треугольник. Три вершины и три окружности.

Точка пересечения.

…Саундон.

Зеркала. И пальцы все же ловят скользкий кристалл, который притворяется мертвым. Еще одна ложь. Брокк подносит камень к губам. Вдох… и выдох, раскрывая тонкую вязь наружной оболочки, растапливая ее собственной силой.

Кэри опаздывала.

Она спешила, подгоняла храпящую лошадь, и белая пена падала под копыта на белый же снег. Ветер в лицо, докрасна, до крови. И кровь на прокушенной губе. По подбородку, по шее, застывая живым железом.

Песня огня. Он близок, и животные чувствуют.

Крысы.

Крыс Кэри ненавидела еще с той, прошлой жизни.

…кладовка и мешки с крупой, старые, пропыленные. Запах прели и плесени. Темная бочка, примостившаяся в углу, и дверь, от которой страшно отступить. Кэри держится за ручку, зная — не откроют.

Она виновата и наказана.

Ей следует знать свое место, так сказала леди Эдганг, и заперла в кладовой…

…темно, но глаза привыкают к темноте, и Кэри постепенно различает что мешки, что бочку, что квадратную балку, с которой свисают пучки трав. Она улавливает и движение, поначалу робкое, но обитатели кладовой быстро понимают, что Кэри безопасна. И выползают из щелей.

— Прочь!

Кэри топает ногами, но крысы ее не боятся, они забираются на балку, бегают, тревожа травы, и труха сыплется на лицо, за шиворот, колючая, от нее еще чихать хочется. А крысы суетятся, пищат и, кажется, вот-вот сдвинут с места старую бочку.

Что-то мелкое, теплое касается ноги.

И коготки цепляются за шерстяной чулок… Кэри взвизгивает и бросается на дверь, колотит, но та заперта… крысы смеются над ней…

Бегут. Ныряют под копыта ошалевшей лошади, которая пятится, дрожа всем телом. На соловой шкуре вскипает пена, и Кэри, впиваясь пятками в бока, рычит:

— Вперед!

Лошадь идет боком, выворачивая шею, хрипя, не способная справиться со страхами.

— Пошла! — Кэри слышит дрожь струны. И далекий голос часов на Королевской башне. — Вперед!

Рысью.

Галопом. По опустевшей обезлюдевшей улице… и хорошо… никто не видит… и не время думать о том, что выглядит Кэри сущей безумицей. А она и вправду вот-вот сойдет с ума, не от страха, но поддавшись мягкому голосу огня.

Кто его слышит?

Все.

Крысы. Лошадь, что споткнулась, заплясала, норовя вскинуться на дыбы. Она давится пеной, а рот ее разодран трензелями, но страх сильнее боли.

Слышат люди, скрывшиеся в коробках домов.

И нелюди. Большеглазые уродливые твари держатся в тени, собираются стаей. От них несет падалью, и запах этот отвратен.

…плачет огонь.

Близкий.

И далекий. Плененный… и разве это справедливо, лишать пламя свободы?

…помнишь, Кэри, как искры садились на твою ладонь?

С визгом, со стоном лошадь вдруг приседает и начинает заваливаться набок. И резкий медный запах крови отрезвляет, но ненадолго. А кольцо тварей — сколько же их? — подбирается ближе. Длиннорукие, с неестественно выгнутыми кривыми спинами, с покатыми лбами и зеркалами глаз, они вызывают отвращение самим своим видом.

Они свистят.

Рычат.

И скалят мелкие неровные зубы.

Нападут?

Уже. Свистит камень, и стекло витрины разлетается вдребезги. А лошадь пытается встать, ломая тонкие спицы костяных стрел. И Кэри пятится, понимая, что если дрогнет — налетят стаей.

— Прочь!

Голос ее заставляет тварей отпрянуть.

На шаг.

И все же шага слишком мало. Шаг назад. Шаг вперед. И ближе, их манит агония лошади, и близость другой, живой жертвы, которая выглядит слабой…

— Прочь! — Кэри прижимается спиной к фонарному столбу и, медленно присев — любое резкое движение спровоцирует тварей, — нашаривает камень. — Вон пошли.

Понимают ли?

Понимают. Скалятся, точно смеются… подходят ближе и еще… крадучись, не в силах устоять перед запахом крови. И костлявые пальцы перебирают камни мостовой, вытягиваются руки, сами существа почти пластаются на земле. Замирают.

Касаются темной лужи.

А лошадь уже не хрипит. И надо бежать… обернуться… если обернуться, то ничего они не сделают, но Кэри не способна и пошевелиться. Стоит, сжимает бесполезный камень.

…отражается в десятках выпуклых белесых глаз.

— П-р-р-рочь…

…пока есть еще время, которое тает снегом на горячей крови. Она подается назад, и громко, резко хрустит под каблуком осколок стекла. И массивная тварь отмирает.

…глухой рокот.

Близкий.

И кривые ребристые когти твари скребут металл доспеха. Она визжит, пытаясь повиснуть на спине, от злости, от ярости и страха, не понимая, куда делась прежняя, слабая добыча… и Кэри, изогнувшись, хватает существо за ногу, рвет, желая одного — освободиться.

Она задыхается от вони.

И едва сдерживает рвоту: красная кровь твари имеет вкус плесени… и само существо верещит тонким жалобным голосом, катится, замирает и в следующий миг скрывается под живым ковром из сородичей. Мелькают руки, ноги, а визг переходит в хрип.

…чавканье…

…и чей-то жалобный скулеж.

Прочь.

Время уходит…

…время близится, оживая в огне, только там — настоящее.

И сейчас, в ином обличье, Кэри остро чувствует, как сгорают секунды.