Белая королева для Наследника костей (СИ) - Субботина Айя (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
Ольфа пытается схватить меня, но я легко отмахиваюсь. У няньки сухие морщинисты руки: старая пожелтевшая кожа на скрипучих костях, и такие же уродливые узловатые пальцы. Левого нет — его отрезала моя сестра, когда Ольфа вопреки приказу отца украдкой принесла мне еду. Тогда я три дня сидела на одном черством кукурузном хлебе за провинность, которую теперь и не вспомню.
— Ты называешь узурпатора королем? — не унимается старуха.
У нее синюшные губы и белое, словно мел лицо. Голова выбрита наголо, но на плешивом черепе то тут, то там торчат пучки жесткой щетины. И чтобы хоть немного развлечься, я придумываю себе забаву: мысленно поливаю ее маслом и поджигаю. Боги, я почти слышу запах ее страдания. И он пьянит.
— Я называю королем того, кто завоевал трон силой и железом. А того, кто даже не пришел на подмогу, следует звать «трусом».
— Еще ничего не кончено. — Ольфа прищелкивает языком, хихикает — и я вижу, что у нее тонкие желтые зубы. Должно быть, сама Костлявая выглядит краше. — Ты ускорила бы восхождение законного короля, если бы просто расставила ляжки.
— Возможно, ляжки стоило расставить Логвару, тогда бы, глядишь, настоящий Король севера подарил бы ему милостивую быструю сметь.
На этот раз Ольфе требуются все силы, чтобы смолчать. Я вижу, как она поджимает губы, отчего ее скомканный рот становится похож на ощипанную куриную задницу.
— Твой отец был прав: тебя следовало утопить вместе с матерью, чтобы не портила славный род Хескельдов своей слабостью. Сразу после рождения. Хотя, будь моя воля, я бы вырезала тебя из ее чрева и по куску скормила седым воронам. А из пуповины сплела бы крепкую веревку, чтобы вздернуть на ней твою порченную мамашу.
Отец? Мой отец хотел утопить меня? Мой добрый справедливый отец, который сажал меня на колени и рассказывал сказки про великанов из Гулких гор?
Слова расшатывают мое душевное равновесие, меня бросает из стороны в сторону, и комната качается, словно ветхое суденышко в шторм. То что говорит Ольфа — это лишь от бессильной злобы. Не знаю, откуда взялась столь резкая перемена, но я не буду щадить ее, раз она плюет мне в лицо.
— Отпусти! — хрипит она.
Я вздрагиваю — и с непониманием смотрю на свои крепко сцепленные на нянькиной глотке пальцы. Старуха уже почти посинела, ее рот широко открывается и закрывается, вязкая зеленоватая слюна сочиться из уголков рта, пачкает рукава моей ночной рубашки. Она пытается схватиться за мои запястья, но уже слишком слаба, чтобы сопротивляться, а я еще сильнее вдавливаю пальцы в ее хрупкую гортань.
Это все — не со мной.
Ведь я просто безмолвный наблюдатель в темном углу, лишь тень, которая не вправе указывать госпоже, как поступать со своими врагами.
Ольфа закатывает глаза, ее тщедушное тело еще подрагивает в предсмертных судорогах, но мне нравится наблюдать за тем, как жизнь вытекает из нее, просачивается сквозь слипшиеся ноздри, как настырный сквозняк.
Через мгновение все кончено. Я разжимаю пальцы — и труп падет мне под ноги.
Мне нужно переодеться и вымыть руки, а потом избавиться от тела.
Все следующие дела проносятся сквозь меня, не тронув ни души, ни сердца. Все, что я помню: растертые до крови руки в тех местах, где на них попала слюна. Как бы я ни старалась, все равно слышу противный запах, но снова и снова усердно скребу кожу жесткой мочалкой из высушенного корня.
А когда возвращаюсь в комнату, то нахожу там Раслера и никаких следов мертвой Ольфы.
— Ты уже… сделал это? — Сказать, что именно, не могу. Челюсть сводит, словно я положила за щеку недоспевшую ягоду агамара.
Раслер вскидывает брови.
— Здесь… — Я сглатываю, киваю на пол. — Здесь была Ольфа, моя нянька. Она каким-то образом держала связь с Логваром и вчера дала мне яд, чтобы я тебя подпоила. А сегодня… — Мне не хватает слов, я снова тянусь к шее в поисках потерянного оберега. — Ольфа сказала ужасные вещи. И я… задушила ее.
Я протягиваю ему свои раскрытые ладони, как будто там можно найти свидетельства моего злодеяния. Раслер долго и молча смотрит на них, но не предпринимает попыток дотронуться. Чтобы не чувствовать себя дурой, прячу руки за спину. Конечно, кого я хотела удивить своим падением? Мясника?
— Некоторые люди заслуживают смерти, Мьёль, — безразлично передернув плечами, отвечает он. — Вероятно, Кэли позаботилась о теле. Я просил ее присматривать за тобой в мое отсутствие.
Худшая новость этого утра: узнать, что за мной ходит невидимая убийца.
Мне хочется кричать, но я лишь молча киваю, силюсь в бездарной попытке улыбаться. Ничего не получается, я слишком взвинчена произошедшим и с трудом держусь, чтобы не убежать прочь.
— Почему ты не отравила меня? — вдруг спрашивает Раслер.
— Потому же, почему не желаю тебе смерти ни одним из возможных способов.
— Помню, помню. — Он рассеянно кивает, проводит ладонью по покрывалу, чертит пальцем след по вышитому завитку. — Ты не хочешь остаться без защиты.
— Никакой другой причины нет, мой король. И я бы просила тебя быть разумным и больше не рисковать своей жизнью, потому что теперь на тебе лежит ответственность не только за меня, но и за все северное государство. Кто-то должен защитить этих людей.
— От… твоих братьев? — осторожно, не отрывая взгляда от орнамента на покрывале, спрашивает он.
— А разве есть еще какая-то угроза?
Наследник костей пожимает плечами, встает. Я так и не знаю, для чего он приходил, но скорее откушу себе язык, чем спрошу. В ответ он обязательно снова переведет разговор на мою семью и мое прошлое, а мне все еще слишком гадко на душе. Стоит прикрыть глаза — и умирающая старуха встает перед мысленным взором, противно хихикая синюшными влажными губами.
— Спасибо, что провела минувшую ночь со мной, — наконец, говорит он, когда разглядывать в комнате становится нечего и сиреневый взгляд замирает на мне. — Вероятно, это именно то, что мне было нужно — немного разговоров ни о чем в приятной компании.
Он уже почти у двери, и я против желания задаю мучающий меня вопрос.
— Что ты намерен делать со слухами, которые теперь поползут по замку? Логвар не упустит случая использовать их против нас.
Раслер определенно не понимает, к чему я говорю, но не мудрено — даже я увязла в собственных мыслях. Мне тяжело говорить о том, чего женщине не следует обсуждать с мужчиной, а лишь с матерью, сестрами или жрицей. Но сейчас я Королева севера и должна думать о благополучии своей земли, а не о собственном стыде.
— Мы не разделили постель, Раслер, — отвечаю я и мысленно выдыхаю. Стыд — мой враг, но прикормленная отчаянием смелость — верная союзница. А стыд со щек я смою ледяной водой. — Если об этом знала Ольфа, то знает и мой брат.
— Чего же ты от меня хочешь? — Он поверчивается, пристально смотрит на меня.
Мне хочется спрятать лицо в ладонях, но лишь осознание того, что совсем недавно я удушила ими собственную старую няньку, удерживают меня от проявления слабости.
— Полагаю, мы должны сделать так, чтобы этих слухов не было. Любым возможным способом.
Ненавижу себя за то, что фактически упрашиваю его лечь со мной в постель. Ожог под платьем зудит, добавляет к головной боли еще каплю страдания. Я — дочь достойного человека, и не могу позволить себе роскошь быть слабой.
— Разумно, — заключает Раслер, подходит ко мне и, прежде чем я успеваю что-то предпринять, сдергивает перчатки. Он лишь прикасается пальцем к центру своей ладони — и кожа податливо лопается, будто кожура сочного плода, кровь рвется наружу, смешивая все линии его жизни. — Это — жертва за наше вранье, моя королева. Будет больно.
Я молча протягиваю руку, отворачиваюсь и смотрю на танцы пылинок в солнечных лучах. Легкое касание, я морщусь, но и только. Раслер соединяет наши руки и выдавливает немного крови на простыни. Мне нравятся, как смотрятся на белоснежном полотне алые росчерки нашего вынужденного союза. И прежде, чем муж одевает перчатку, успеваю заметить, что рана на его ладони исчезает, будто и не было.
