Дети Солнца (СИ) - "Гаранс" (читать полностью книгу без регистрации TXT, FB2) 📗
Место уединенное, и в то же время близко от оживленной части города.
Покровитель выбор одобрил, и Флавий начал обустраивать дом, и клинику, впервые за долгое время испытывая от работы удовольствие. Свой собственный кусок пространства — пусть небольшой, но организованный так, как нужно ему. Возможность проявить ум и вкус. Клиенты будут, в этом можно не сомневаться. Здесь не только Ларций поможет, здесь поможет еще репутация, заработанная под руководством Сегестуса. А заказы от Ларция могут быть любые. То есть вообще любые. Флавий не обманывался на счет покровителя: тот наверняка подкинет что-нибудь запрещенное. Что ж, за всё нужно платить.
Он знал, что ошибается, позволяя себе прикипеть к делу, которое могло перейти в чужие руки. Но учился доверять и радоваться авансом. Всё чаще, усмехаясь, думал, что есть польза в доверии несмотря ни на что. Невозможно все время воевать с жизнью, обществом, с собственными желаниями. Пора замиряться. Он будет счастлив и с полным правом сможет себя уважать. Как все они. Как дурочка Магда, ни разу не подумавшая о том, что такая как она может быть достойна презрения. Да ведь даже Артус себя уважал. А уж как уважал себя Растус — вспомнить приятно. Сидит в дерьме по шею, пыжится — и уважает себя. И только Флавий вечно сомневался, рвался, беспокоился. Ему мало было себя любить, он хотел быть достойным самого себя, а это не всегда удавалось. Но жизнь длинна, и у него всё впереди.
То, что он получил от Ларция, было лучше, чем дом у моря, о котором он мечтал в Скогаре. Что делать в таком доме?
Чем больше чужих денег Флавий наслаждался работой, и тратил на клинику, тем больше понимал: всё это будет его, никому он свое дело не отдаст. Он подолгу беседовал с каждым нанимаемым, и каждая беседа была как целительная мазь на раны самолюбия. Ему заглядывали в рот, его величали господином. В итоге он нанял троих и еще четверых взял на заметку, на случай, если дело пойдет и придется расширяться.
Несколько недель прошли в приятных хлопотах, и он показал покровителю результаты работы. Ларций похвалил выбор места, лично поговорил с нанятыми Флавием работниками — и предложил нескольких известных в Медиолане врачей, которых Флавий и не мечтал привлечь к сотрудничеству.
— Стоило ли уходить от Сегестуса, чтобы так рабски жаться? — сказал Ларций. — Распрямись! Ставь всё сразу на широкую ногу. Клиентов будет много, будут и заказы. Будет сырье для лекарств — от моих поставщиков, проверенное.
Они вместе прошлись по помещениям, осмотрели приемную, операционную, провизорскую. В одном из кабинетов Ларций вдруг резко развернулся к Флавию. Лицо его исказилось:
— Здесь. Держать ее будем здесь.
Флавий растерялся:
— Кого?
— Твою Уирку. Сейчас важнее всего вас выправить, наладить… баланс. Мы подберем комплекс наркотиков и проведем соответствующую обработку. Там, где сплоховала философия, справится медицина. Мои специалисты из кого угодно сделают что угодно.
— Что? — Флавий невольно сжал кулаки и подался вперед. Этот человек вообще понимает, о чем говорит? И с кем? С большим трудом он осадил ярость, готовую метнуться на Ларция. Да, Ларций понимает. Хорошо понимает. Он знает, кто такой он — и кто такой Флавий.
— Это будет кукла, — сказал Флавий глухо.
— Не хочешь? — усмехнулся Ларций. — А у тебя нет выхода. Твоя половина все силы тратит на то, чтобы тебе перечить. Вам обоим это во вред. Мы дадим её передохнуть, изолировав волю…
— Разрушив? — ярость, не имея возможности достать Ларция, грызла теперь Флавия. Что ж они все лезут руками прямо в душу, почему хотят испачкать, опаскудить именно его связь?
— Нет. Изолировав. Ей самой будет легче. Как думаешь, почему она сейчас не с тобой? Потому что принять свою любовь к тебе — значит принять то, что ты сделал, когда выскреб ее душу из тела. Признать за тобой право владеть, а себя признать предметом. Она рассыплется, сдавшись тебе. А мы ее соберем — заново. Как нам нужно. У тебя будет преданная подруга, потому что держаться за жизнь она сможет только через тебя. Твоя Уирка…
— Наша Уирка, — поправил Флавий. Он всё еще не мог оправиться от потрясения. То, что хотел сделать с Уиркой Растус, теперь предлагали ему, Флавию. Но у Ларция могло получиться — он, похоже, умеет управляться с людьми. Да, медицина поможет. Интересно, каково это, когда у тебя вместо нексума теплый кусок мяса? Греться, наверное, можно… Пройдет этот вечный внутренний холод.
— Да, наша, — сказал Ларций. — Ты понимаешь, да? Плотские игры меня не интересуют, но ваш случай любопытен. Ничто так не возбуждает, как сердечное взаимодействие. Но связываться с кем-то… Ты, с твоим неудачным опытом, должен меня понимать. Есть техники, позволяющие прикоснуться к чужой душе без связи. Это, конечно, всего лишь суррогат … Ладно, давай подумаем, что нам сделать, чтобы получить Уирку. Я знаю, у тебя есть зацепки среди вояк. Получится своими силами ее скомпрометировать? Она и так под подозрением: связалась в военное время с либертином. Нужно, чтобы ее выгнали со службы. Или сама ушла. Чтобы ей некуда было деваться, ясно?
— Ясно, — откликнулся Флавий. Голос у него совсем сел. — С этим, думаю, будут проблемы. Моларис вряд ли позволит…
— Вот насчет этого ты не прав. Я наводил справки: Моларис будет рад избавиться от обузы. Куда пойдет Уирка, если военные ее выбросят?
— Вряд ли ко мне.
— Думаешь? А надо, чтобы пришла. Сделаем вот что: ты ее выцепишь и подержишь у себя. А я позабочусь о том, чтобы Моларис перестал ждать ее возвращения. С нашей Уиркой ты ничего не добьешься, не превратив ее в труп.
— Труп, — повторил Флавий. — Кукла.
Ларций скривил мягкий рот, словно увидел что-то очень некрасивое.
— Естественно, в социальном смысле. А в прямом — никакой боли, никакого унижения. Ограничение свободы, притормаживание воли — да. Но только потому, что она сейчас сама для себя опасна. По-хорошему, всё это должно было сделать для нее начальство. Терапия. Когда ты наконец поверишь, что я не хочу тебе зла?
— Ты хочешь моего нексума, — сказал Флавий, нервно прищелкнув пальцами.
— Нет. Ты ничего не понял. Впрочем, на что я надеялся? На адекватность там, где дело касается нексумных отношений? Мне не нужна твоя Уирка. То есть не так, как она нужна тебе. А, долго рассказывать. Ладно. Давай сначала вытащим тебя из-под опеки, а потом поговорим о твоих сердечных делах.
***
— Теперь я вижу, ты действительно устал, — сказала Рената тем же вечером, когда Флавий явился к ней за утешением. — Может, тебе надо побыть одному?
— Не надо, — сказал он, прижимая ее к себе.
Конечно, ее присутствие не могло избавить от приступа, приближение которого он чувствовал. Что-то давно их не было, приступов, с прошлой, скогарской, весны. Флавий даже думал, что совсем исцелился. С Ренатой под боком не так страшно дожидаться, когда накроет. Флавий улегся на застеленную кровать, а она присела рядом. Гладила его кончиками пальцев по голове, по плечам — и тихонько говорила:
— Знаешь, я очень счастлива теперь. Что бы там дальше ни было — я счастлива. Ты наконец-то встаешь на ноги. Я… я горжусь тобой.
— Не надо! — взмолился Флавий. — Пожалуйста!
— Ну что ты! Ты заслужил. Будет у тебя и признание, и… и всё что хочешь. Жизнь-то вон какая длинная!
— Молчи. Пожалуйста.
— Почему? Почему тебе не нравится, когда тебя хвалят? Да, были жертвы и ошибки, но самое главное — ты же смог выбраться.
— Ты думаешь, это главное?
Она наклонилась, внимательно и ласково вглядываясь в его лицо:
— Сказать, что я думаю? Я могу ночь напролет говорить о тебе. Потому что я тебя люблю и потому что о тебе стоит говорить.
Флавий рассмеялся — и сам расслышал в своем смехе визгливые истерические нотки. Рената, как ни была толстокожа, тоже поняла. Лучистые глаза потемнели, губы сжались в нитку. Она улеглась рядом:
— Прости. Я слишком много от тебя требую. Ты еще не полностью восстановился. Обними меня.
Она быстро уснула, а Флавий спать не мог. Где-то в груди, под ребрами, отчаянно пекло. А завтра у Сегестуса назначена сложная операция. Только бы руки не дрожали. Нет, он мог работать на пределе сил, латать тела, находясь в полубессознательном состоянии, тратить на сон столько же времени, сколько уходит на пересказ шутки. Проистерившись, потыкавшись в куртку… Магды, выходил с рыбьим лицом к пациентам и работал, не отвлекаясь, четко и методично. Изредка позволял усталости выказать себя в кривой усмешке или в томном циничном замечании, что укрепляло его репутацию жестокого человека. Жестокий! Я или вам улыбнусь, или вырежу сейчас что-нибудь не то.
