Затерянные в солнце (СИ) - Волк Сафо (серия книг TXT) 📗
Приходили и другие. Каждый раз, когда отряд останавливался на привал, к костру, возле которого Саира выхаживала Лэйк, стекалось около десятка разведчиц. Поначалу они просто приходили посмотреть на Лэйк, потом осмелели и стали присаживаться к огню и разговаривать с ними. Эрис, Торн и Найрин ужинали здесь же; они уже залечили раны после порки и могли лететь вместе с остальными сестрами, но принимали пищу и спали рядом с Лэйк и Саирой. Разведчицы задавали вопросы, уточняли то, что рассказала Лэйк во время суда. Сама она говорить не могла, но друзья охотно рассказывали разведчицам о своем пути, о Тьярде и его друзьях, о Кренене. Кое-кто хмурился, уходил и больше не возвращался, но большая часть сестер благодарила за такую беседу и возвращалась на следующий день, принося с собой что-нибудь из еды или просто вещи, которые могли пригодиться Лэйк и компании. Благодаря такой неназойливой помощи у нее теперь была шерстяная зимняя форма, осторожно разрезанная и скрепляющаяся завязками на боках, чтобы можно было продевать крылья. Саира разжилась теплыми сапогами, а Торн, Эрис и Найрин достались разномастные детали зимней формы. Впрочем, они не жаловались: это в любом случае было лучше, чем ничего.
Правда, такие визиты разведчиц не прошли незамеченными для Ларты. Два дня назад от нее пришел приказ прекратить балаган, а по лагерю выпустили запрет собираться у костра компаниями больше пяти человек. Только теперь уже запрет не соблюдался; возле огонька Лэйк редко бывало меньше десяти разведчиц, а иногда и того больше. Просто приходили они ненадолго, здоровались с ней, спрашивали о самочувствии и уходили восвояси.
Навещала ее и Старейшая Способная Слышать, проверяющая ее состояние. Ахар хмурилась, пока осматривала ее, но не произносила ни слова. Только под самый конец проворчала себе под нос:
— Зря ты, девочка, сказала то, что сказала. Не следовало этого делать. Ну да ладно, в пробитую крынку молоко не загонишь. Возможно, теперь тебе хотя бы удастся сохранить оставшееся.
С этими словами она и ушла. Заходила и Мани-Наставница, пожалуй, чаще, чем все остальные. Она была Ремесленницей, с обозом отправилась по собственному желанию, а потому находиться где-то в определенном месте лагеря ее заставить никто не мог. Да и запретить ходить туда, куда хочется, тоже. Потому раз в день она отдергивала полог телеги Лэйк и забиралась внутрь, отчего той приходилось поджимать ноги и неловко приваливаться спиной к мешкам с зерном, иначе просто свободного места не оставалось. Но Лэйк все равно была рада этим визитам. И даже не потому, что Мари поила ее целебными отварами или подкармливала жестким и слегка подпорченным сыром, которого разведчицы не видели уже несколько месяцев. Они садились вдвоем и говорили, но не о войне и дермаках, не о том, что делать дальше. Они говорили о доме, о детстве Лэйк, о ее родителях, о том, как пахнет сосновая роща вокруг становища Сол, и как летом маленькие Дочери отправляются на запад в сторону Ифо, чтобы там помогать Ремесленницам в полях. Говорили о родных и знакомых, о поспевающем хлебе, о проказах рыжих близняшек и зеленых травах, что колышет ветер. И Лэйк в такие моменты чувствовала себя невероятно счастливой, тихой и спокойной.
Иногда голос Мари убаюкивал ее, она засыпала, и ей снился дом, такой, каким он был до войны. Иногда на глаза наворачивались слезы, и Лэйк с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться на груди у Мани-Наставницы. Порой они хохотали вдвоем, держась за животы, и это было так хорошо, что и словами не описать. И день ото дня Лэйк начала оттаивать. Голос Мари подтачивал ее выдержку и упрямство, как подтачивает талая вода толстый лед, и по броне Лэйк во все стороны побежали маленькие трещинки. Она рассказала Мари про смерть Эней, и долго навзрыд плакала, прижимаясь к груди Мани-Наставницы, а та гладила ее по волосам и шептала что-то тихое и нежное, убаюкивающее, и боль прошла. Она рассказала все, и про свою смерть, и про Саиру, и про знание о том, что Небесных Сестер не существует. Мари внимательно слушала, и ее забота и внимание были такими деликатными, такими ненавязчивыми и при этом нужными, что Лэйк ощутила, как с плеч медленно сползает огромная гора. Словно она очистилась, словно все лишнее с нее содрали сначала розги Ларты, потом исцеление Способной Слышать, и вот теперь — теплая забота Мари.
А еще Лэйк поняла, что больше не боится войны. Страх, с которым она так долго и безуспешно боролась, загоняя его поглубже внутрь, животный ужас от осознания того, что в любой миг она может потерять тех, кого любит, тоже вылился наружу вместе со слезами, и Лэйк освободилась от него, став чистой и тихой. И сейчас она лежала на досках, свернувшись в комок и укрывшись одеялом, разглядывая танец пылинок в тонком световом луче, пробившимся сквозь отверстие для шнуровки полога телеги, размышляя о том, что сказала ей Мани-Наставница.
— Ты была рождена для того, чтобы стать царицей. Твоя мани была ей, но в Илейн не доставало одного: веры. О, ей казалось, что она из этой веры состоит, вот только это было то же слепое поклонение, которое сейчас свело с ума Ларту. А в тебе я вижу истинную веру, Лэйк, ту, что превышает людские законы, запреты и установления, ту, что отбрасывает прочь ненужную шелуху традиций и обычаев, ту, что идет прямо вглубь, прямо к истине, не размениваясь на ее дешевые внешние формы. И если ты отдашься ей, если позволишь ей вести себя, то станешь величайшей царицей за всю историю анай.
Лэйк даже нечего было ответить Мари на эти слова, а та только нежно погладила ее по щеке, тепло улыбнулась и ушла. Было это около часа назад, а слова до сих пор звенели в ушах, и Лэйк пробовала их на вкус то с одной стороны, то с другой.
Она совершенно точно не хотела становиться величайшей царицей анай. Единственное, чего она хотела, — выиграть войну с дермаками и обезопасить земли анай. Остановить смерть.
Перед глазами всплыло размытое воспоминание: огромное вращающееся кровавое колесо, объятое пламенем, которое разваливается на куски под светом золотого ока. Что Ты хочешь сказать мне этим, Огненная? Лэйк медленно моргала, чувствуя, что вновь задремывает. Что это значит? Неужели Ты хочешь, чтобы я уничтожила смерть? Но это же невозможно…
Издали послышались два коротких сигнала боевого рога, и Лэйк инстинктивно повернулась на звук, только увидеть не смогла ничего, кроме плотного полога повозки. Сразу же на сигнал рога прозвучал ответ почти что над самой ее головой, а еще через несколько минут рога приказали обозу остановиться. Полозья скрипнули по снегу, и телега мягко притормозила, а Лэйк перестало кидать из стороны в сторону.
Заинтригованная, Лэйк с сомнением взглянула на плотно зашнурованный полог фургона. Она только-только успела хоть как-то нагреть теплом своего дыхания пространство, и терять все это совершенно не хотелось. С другой стороны любопытство было слишком сильным, чтобы просто сидеть тут и ждать до вечера, пока ей не расскажут о том, что случилось, сестры у костра. Судя по сигналам, прилетели анай, но никакие анай не могли сунуться сюда со стороны Серого Зуба: там просто никого не осталось. Тогда кого же принесло к ним? Неужели кого-то с северного фронта? Могло ли это означать победу у Натэль?
В конце концов, она все-таки не выдержала и принялась осторожно расшнуровывать полог, внимательно прислушиваясь. Возницы, судя по их перекличке, и сами не совсем понимали, что происходит, спускаясь с козел. Да и звук доходил приглушенно и со стороны. Приказав себе не заниматься ерундой, Лэйк выдохнула и одним резким движением отдернула полог. И сразу же сощурилась, когда непривычно яркий свет ударил по глазам.
Вокруг обоза на землю приземлялись разведчицы. Целое море огоньков, припорошенное белым снегом, опускалось вниз, и это было даже красиво. Изредка в море рыжего пламени встречались белоснежные проблески крыльев Нуэргос и голубоватые — крыльев Лаэрт. Замерзшие сестры на земле сразу же заворачивались в огненные коконы из крыльев, спешили ближе к повозкам, возле которых хотя бы не так сильно дуло, как в открытой степи.
