Пограничье (СИ) - Ли Марина (читать книги онлайн txt) 📗
— Рыжая моя, — шепчет Павлик, сцеловывая улыбающимся ртом мои слезы. — Ну, не плачь… Иди ко мне…
— Не смей больше умирать! — прорыдала я, прижимаясь лицом к любимой шее и несмело дотрагиваясь пальцами до шрама.
— Не буду, — он до безобразия доволен и, кажется, почти мурлычет от счастья из-за моей истерики. — Любить тебя буду. Прямо сейчас и до конца своей жизни.
— Поль, я… — пытаюсь сообщить ему об удивительном открытии, обо всех тех чувствах, которые на меня вдруг обрушились, но он перебивает, мягко целуя в губы.
— Я все понимаю, — скользит открытым ртом по подбородку, по шее вниз, не забывая обласкать своим вниманием ямочку в основании шеи, а я откидываю голову послушно, подставляясь под его поцелуи. Хочу сказать, что ничего-то он не понимает, а потом тону уже привычно в его страсти, благодарно отвечая взаимностью на каждое его движение.
А потом мы лежим расслабленные и счастливые какое-то время, и шепчем друг другу нежные словечки, а я рассказываю о том, что происходит в Волчьей долине и вообще обо всем. И боюсь, так боюсь, что это не конец, что все еще будет плохо, ведь в моей жизни ничего и никогда не бывает хорошо, что нервы не выдерживают.
Простыню я схватила для того, чтобы защитить себя не столько от жара Пашкиных глаз, сколько от собственных неуверенных мыслей, завернулась в нее и прошла к все еще темному окну.
Павлик обнял меня почти сразу, не желая расставаться ни на секунду.
— Снег… Так рано в этом году, — прошептала я. — Красиво.
— Красиво, — согласился мой мужчина и вдруг сжал руки на моей талии, вызвав во мне удивленно-возмущенную волну. — На небо посмотри… Видишь? Левее?
Я повернула голову и восхищенно ахнула. Среди ярких по случаю сильного мороза звезд разноцветными зигзагами оплывал небосвод. Словно импульсивный художник в приступе вдохновения выплеснул на небо краску сразу из нескольких ведер, а небо ее благодарно приняло, украсило блеском звезд и теперь сияло, пугающе прекрасное.
— Что это?
— О! — бессовестные руки пробрались под простыню и нагло там все оглаживали, усложняя мыслительный процесс и ослабляя коленки. — Это удивительная вещь… Сонька! Ты пахнешь просто… у меня слов нет.
Павлик откинул мои волосы со спины вперед и несдержанно прикусил кожу на затылке, громко втягивая воздух носом:
— Просто сумасшедше….
— Не отвлекайся, — проворчала я, а он рассмеялся и подхватил мою грудь в чаши своих ладоней.
— И не думал… Меня теперь не собьешь с истинного пути.
— Поль!
— Я тут, Сонюш… Это удивительное явление, которое мы сейчас с тобой имеем счастье наблюдать, в древней истории эльфов называется «Хвост дракона»... В данном конкретном случае, «Хвост золотого дракона»... Видишь, как он переливается золотом?
— Вижу, — соврала я, закрывая глаза, потому что смотреть куда-то с каждым следующим осторожным поцелуем и бесстыжим касанием было все сложнее и сложнее.
— И знаешь, что это значит?
— Не знаю… Но ты, наверное, мне сейчас скажешь. М-м?
Я развернулась в его объятиях и, вопросительно изогнув брови, заглянула в сияющие голубым пламенем глаза.
— Я — нет, — хмыкнул он. — А вот ты определенно что-то хочешь мне сказать.
И, передразнивая меня, приподнял брови и промычал:
— М-м?
И я почему-то сразу поняла, чего он ждет и что значит этот замечательный драконий хвост, закусила губу и смущенно прижалась лицом к жаркому горлу, чтобы прошептать покаянно:
— Люблю тебя.
Павлик запустил обе руки в волосы на моем затылке и потянул слегка, чтобы посмотреть мне в лицо:
— Правда?
На правой щеке привычно заалело пятно, выдавая его смятение, а губы дрожали, не зная, скривиться им в недоверчивую гримасу или расплыться в довольной улыбке. Невыносимые, самые долгие три с половиной секунды молчания, а потом я все-таки рассмеялась и, притянув Павлика к себе за шею проговорила, почти касаясь губами его рта:
— Очень.
Старая усадьба на хуторе вожака клана Лунных Волков горела всеми своими многочисленными окнами. Подъездные дорожки были расчищены от снега, а по мелким протоптанным между строениями тропинкам то и дело сновали местные жители, которые вот уже почти неделю пребывали в состоянии полного недоумения, граничащего с легким шоком.
Старейшина Урс хмурился, стоя у черного крыльца. Ему не нравилось все. Абсолютно все, начиная от возраста нового вожака, который наглым образом игнорировал факт своего несовершеннолетия, и заканчивая тем, что сюда, на хутор, были перевезены не только ничейные суки, но даже несколько из родовитых волчиц.
— Не дело это, — ворчал старик, стоя за левым плечом юного вожака и выслушивая, как тот отдает указания. — Неча бабам делать в мужском поселке. И уж точно не на хуторе, полном чужаков.
Шонаг Ларс обернулся и, скалясь, даже не зло, а весело, поинтересовался:
— Хочешь бросить мне вызов, старик? — и бровь нахально изогнул, подлец, зная, что никогда старейшина на это не пойдет, а в связи c явным расположением к новому правящему роду Темной королевы, и никому другому не позволит.
— Ты долго жил вне общины, шонаг, — шон Урс попытался засунуть поглубже свое недовольство, но оно все равно время от времени пробивалось седой шерстью на висках. — У нас так не принято. Может, тебе стоит подучиться немного... Уверен, многие захотят стать твоими наставниками, только прикажи...
— Может, и стоит, — легко согласился Ларс и жестом отослал назначенного в мальчики на побегушках оборотня. — Определенно, стоит. Но не думаю, что здесь найдутся достойные учителя... Уж если они ничему не смогли научить бывшего вожака, почему ты полагаешь, они преуспеют в моем случае?
Дверь тихонько скрипнула, и в библиотеку вошла та, что называла себя нынче Соньей Эро, а по сути являлась Ингрид Хорт, которую все давно считали умершей. И она была лишней здесь. Его бы, старого Урса, воля, отправили бы эту пышущую здоровьем молодую волчицу в женскую деревню, за такой приз каждый захотел бы поучаствовать в играх...
Женщина кинула на старейшину хмурый взгляд и, перехватив удобнее у бедра чужую девочку, в которой не было ни капли волчьей крови, сообщила:
— Ларс, я хотела насчет комнаты для Пашкиных эфоров распорядиться, но меня никто не слушает...
— Да что ж за жизнь? — возмутился вожак и посмотрел злобно, не на наглую бабу, нет, на него, на старого Урса. — Ступай, старик, видишь же, ни минуты покоя. Отложим наш разговор на потом. На после праздника. На весну... Нет, слушай, давай на будущий год, а?
И теперь оплеванный опальный старейшина стоял на крыльце черного хода, с тоскою прислушиваясь к тому, что творится в старой усадьбе. Дом стонал от наплыва чужаков. Русалки, черти, чужие дети, эльфы, домовые и черт знает кто еще бегали по старым лестницам, смеялись, двигали мебель и красили стены.
Под их варварским напором уже погиб Зал Предков, и все старые кости были торжественно сожжены в бездействовавшем десятилетия крематории. Конюшни открыли, и свора глупых радостных кобелей сейчас суетилась там, обхаживая чужих лошадей. Кухня дымила белым паром, дышала вызывающими бурное отделение слюны ароматами и гремела посудой.
— Это конец всему, — проворчал старейшина Урс, спускаясь с крыльца. — На этот раз, все. Оборотни окончательно повержены.
Он поднял к небу слезящиеся глаза и простонал, глядя в желтое лицо Койольшауки:
— Прости, богиня, я сделал, что мог.
Тем вечером домашние не дождались старейшину к ужину, а поиски снарядить удалось только к обеду, когда улегся чудовищный по своей силе снежный буран, унесший с собою не одну жизнь и, как выяснилось, жизнь старого Урса тоже. Впрочем, тем вечером об этой смерти никто не знал и даже не догадывался, да и поиски, организованные остальными старейшинами, не дали успеха. Пропажа нашлась только весной, когда окончательно растаял снег, недалеко от старой Усадьбы, у ограды, за конюшней. Старый Урс сидел, прислонившись спиной к одному из медных столбиков, и его мертвое лицо было обращено к небу.
