Вампиры: Когда ночь сменяет ночь Книга 2 (СИ) - Тигиева Ирина (полная версия книги txt) 📗
— Ты знаешь, что это за вид? — я легко стукнула по крышке.
— Мамуши[1].
— Мамуши?.. И это — научное название?
— Щитомордник. У тебя есть на примете проводник?
Я неопределённо качнула головой.
— Нужен какой-нибудь сосуд для яда.
Ненадолго исчезнув в соседней комнате, Акеми вернулась с небольшим стеклянным блюцем в руках. То, что последовало потом, при других обстоятельствах вызвало бы у меня смех. Акеми наотрез отказалась притрагиваться к змее: "послана" она была в ответ на мой вопрос, значит, мне с ней и возиться. Конечно, это было отговоркой, но я не стала спорить и целиком сосредоточилась на "мамуши". О том, как "добывают" яд из живого пресмыкающегося, я имела весьма смутное представление и немало измучила и себя и змею, прежде чем несколько капель желтоватой жидкости сползли по стенке блюдца. Акеми захлопала в ладоши.
— Но всё же стоит запастись большим количеством, — она кивнула на беспомощно болтавшуюся в моих руках змею. — На всякий случай.
Досадливо скрипнув зубами, я повторила процедуру. Кажется, к моменту, когда я выпустила измочаленное пресмыкающееся из рук, змея была близка к обмороку. Акеми пообещала подержать её в тазу пару дней — опять-таки на всякий случай, и на том мы расстались. Прежде чем отправиться к Доминику, я ещё позвонила профессору Вэнсу: во время раскопок он часто оказывался в местах, где ядовитые змеи не были редкостью, и наверняка мог дать совет относительно противоядий. Профессор дал не только совет, но и номер телефона врача, который не раз "снаряжал" его для поездок в дикие места Африки и Южной Америки. Я тут же связалась с доктором Лики и договорилась о встрече на следующую ночь.
Всё это я с гордостью выложила Доминику, в доказательство продемонстрировав блюдце с ядом. Улыбнувшись, он поцеловал меня в висок.
— Осталось найти проводника.
— Я сразу подумала о Лодо.
— Ученике тибетского шарлатана? — брови Доминика сошлись на переносице. Напоминаний о той ночи он не любил.
— Разум Лодо открыт сверхъестественному, как никакой другой. И, надеюсь, он согласится. Пожалуй, отец Энтони и брат Клеомен должны присутствовать при сеансе…
— Я тоже буду на нём присутствовать, — заявил Доминик. — В здании монастырской школы наверняка найдётся свободная комната. Я предупрежу падре, чтобы всё подготовил. Кстати, он о тебе уже спрашивал и несомненно будет рад встрече.
— И когда вы успели так сдружиться…
Доминик состроил лукавую гримасу и притянул меня к себе.
— Знаешь, что сегодня за ночь?
Я всем видом выразила неведение.
— Ты вернулась ко мне ровно год назад. Не хотел отмечать ночь, когда Арент сделал тебя бессмертной, но ночь, когда мы снова…
— Я считаю, что меня обратил ты. Арент меня всего лишь умертвил.
Доминик погладил меня по щеке.
— Он видел, как ты умирала — и это, единственное, что я готов ему оставить. Но наблюдать за тем, как ты меняешься, находиться рядом в момент твоего пробуждения… То, что я не испытал этого, не восполнит мне даже его гибель…
— Я тоже хотела, чтобы твоё лицо было первым, которое я увижу… Но то, что это было по-другому — не такая уж и высокая цена за вечность рядом с тобой…
Растроганный взгляд, мимолётная улыбка — и Доминик прижался к моим губам. Но, будто о чём-то вспомнив, отстранился.
— Едва не забыл…
Я только хлопнула ресницами, когда в его руках, словно из воздуха, появился плоский бархатный футляр. Не скрывая любопытства, я подняла крышку… и тихо ахнула. На белом атласе сверкал и переливался драгоценный гарнитур: колье, серьги, кольцо, браслеты, диадема… Сотни сверкающих камней, от насыщенно фиолетового до бледно-сиреневого цвета, соединённые в колоски лаванды настолько искусно, что, если бы не блеск, их можно было бы принять за живые цветы. И во всём этом лиловом великолепии, точно крошечные звёздочки, сверкали маленькие изумруды.
— Светлячки… — догадалась я.
— Тебе нравится?
— Нравится?.. Это… это настоящее сокровище…
— Ты — моё сокровище, — прошептал Доминик. — Это — всего лишь камни.
Водрузив диадему — колоски лаванды делали её очень похожей на корону — я обвила руками его шею.
— Не знаю, как и благодарить тебя за подобный подарок.
Янтарные глаза обжигающе сверкнули.
— Может, попробуешь угадать?
— А как же отец Энтони? — поддела я.
На лице Доминика отразилась досада, я утешающе его поцеловала.
— Моя благодарность из-за небольшой отсрочки не пострадает. Она как вино: чем дольше выдержка — тем выше ценность.
Рассмеявшись, Доминик покачал головой.
[1] Мамуши — японский щитомордник, Mamushi Gloydius blomhofii.
Отец Энтони был не один. Кроме него в унылой по-спартански обставленной комнате находились брат Клеомен и аббат Джозеф, которых я ожидала увидеть, брат Уильям и брат Томас, присутствие которых меня удивило, и ещё два гостя, которых я не знала вообще. Аббат их тут же представил:
— Брат Бартоло Конти и отец Джоффредо Бьянчи, помощники его святейшества кардинала. Надеюсь, их присутствие вас не смутит, дочь моя.
Я покосилась на суровые лица итальянцев, потом на Доминика. Тот едва заметно кивнул, и я заговорила. Присутствующие слушали меня, сдвинув брови. Когда я замолчала, аббат задумчиво потёр лоб.
— Вы предлагаете использовать змеиный яд в качестве галлюциногена?
— Скорее в качестве психотропного средства. Он не замутит разум, а, наоборот, поможет его расширить.
— Многие народы древности прибегали к подобным методам, чтобы выйти за пределы собственного сознания, — вмешался отец Энтони.
— Вы имеете в виду состояние транса? — уточнил брат Томас.
— Мне больше нравится термин "состояние повышенной бессознательной деятельности". Человек остаётся в сознании, но перешагивает за его грань, получает доступ к другим сферам бытия и становится способным к ясновидению. У примитивных народов это состояние считалось входом в потусторонний мир. Шаманы располагали целой системой толкования образов, которые являлись им в этом мире. Расшифровав образы, они достигали высших уровней знания.
— И змеиный яд поможет этого добиться? — усомнился аббат.
— Конечно, доза должна быть небольшой, — вставила я. — И не мешало бы использовать противоядие. Через несколько часов я встречусь с врачом, у которого надеюсь получить консультацию. Что до проводника, то у нас есть на примете смертный, идеально подходящий на эту роль. Он — уроженец Тибета, знаком с тайными учениями тибетских магов и медитативными практиками.
Аббат Джозеф вопросительно посмотрел на помощников кардинала.
— Мы должны испробовать все средства, — на ломанном английском заявил один.
Другой поддакнул:
— Времени остаётся всё меньше. Возможно, это — последняя возможность выяснить, где всё произойдёт.
— Похоже, у нас нет другого выбора, — вздохнул аббат.
— Я свяжусь с Лодо…
— В этом нет необходимости, — перебил аббат. — У нас уже есть проводник.
Брат Клеомен, до того не произнёсший ни слова, понял, о ком шла речь, на секунду раньше меня. Рот его приоткрылся, но озвучила ужасное предположение я:
— Патрик? Вы имеете в виду Патрика?..
— Он связан с потусторонним миром, в какой-то мере он — часть его, — пояснил аббат. — Не случайно ведь ему посланы видения…
— Патрик — ещё ребёнок! И вы готовы сознательно травить его змеиным ядом?
— Разве минуту назад вы не сказали, что в малых дозах он безвреден?
— Для взрослого человека!
— Прошу тебя, Джозеф, — взмолился брат Клеомен. — Подумай, что ты говоришь. Это же — Патрик… Наш Патрик…
— Тот самый мальчик, который видит, как ломаются печати? — подал голос один из итальянцев. — Избранный? Конечно, знание может открыться только ему.
— Знание откроется тому, кто сможет его постичь, — насмешливо возразил Доминик. — И, разумеется, смертному, который знаком с подобными практиками, это удастся лучше. Я испытал на себе силу чар тибетских мудрецов. Ученик одного из них способен на большее, чем несведущее испуганное дитя.
