Пирожок для спецназовца (СИ) - "Янтарна" (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
В день Преломления Хлеба и очередную годовщину подписания мирного договора полицейские и спецназовцы вышли на дежурство в полной боевой готовности. Два броневика — в один из них погрузились Шольт и Мохито — укатили к главному храму Хлебодарного, на центральную площадь города. Полицейские рассаживались в машины по четверо, отправлялись на патрулирование, вооруженные до зубов. Площадь Двух Алтарей оцепили, на аллеях поставили рамки, выборочно досматривали богомольцев, вытаскивая из очереди. Йонаш пришлепал в кафетерий за полчаса до начала торжественной службы, купил слойку с мясом и бульон — «Мохито сварил суп, но он невкусный» — и спросил:
— А вы будете смотреть трансляцию представления?
— Наверное, — Ахим пожал плечами. — Телевизоры работают, отчего бы не посмотреть? Все равно покупателей почти нет.
— Тогда я у вас посмотрю. Дома скучно.
Позже Ахим многократно порадовался тому, что Йонаш остался в кафетерии. И что они всей компанией, вместе с Ёжи и Славеком, сели смотреть трансляцию на веранде. Если бы он не успел купить телевизоры, мальчишка бы ушел домой и встретил беду один на один.
Город притих, с площади Двух Алтарей разнесся гулкий колокольный звон, оповещавший о готовности к трапезе. Камеры, установленные на центральной площади, скользили по толпе, задерживались на жрецах и выходящих из главного храма участниках представления. Когда хор затянул: «Славься сноп пшеничный», в кадр попал Шольт. Он стоял на парапете, возвышаясь над заполонившими площадь прихожанами, и не сводил взгляда с какой-то точки. Рука в кевларовой перчатке поднесла к лицу рацию. Шольт что-то проговорил, пошел по парапету, сначала медленно, затем почти побежал. Камера, неотступно следовавшая за ним, запечатлела бег, прыжок в гущу толпы — и, через секунду — взрыв. Звук был негромким, почти не слышным за песнопением. Тем ужаснее оказалось зрелище: кровь, полетевшие в стороны куски тел. Взмывшая в воздух и упавшая на парапет рука в кевларовой перчатке, оторванная по локоть. Славек и Йонаш завизжали одновременно. Ахим вскочил, закрыл собой экран, заставил мальчишку уткнуться в себе в живот, и, цепенея от страха, начал твердить:
— Не плачь! Всё будет хорошо! Там врачи, папу сейчас отвезут в больницу. Всё будет хорошо, Йонаш.
Мир замер, словно они зависли в каком-то параллельном пространстве: исчезли звуки, потускнели краски, окаменели прохожие и машины. Это продолжалось несколько секунд, не дольше. Йонаш всхлипнул, разбивая опутавший их кокон, и на Ахима обрушился водопад криков. От полицейского управления, здания МЧС и штаба спецотряда к кафетерию побежали оборотни. Первым веранды достиг знакомый эксперт, лис-омега. Он отодвинул Ахима, обнял Йонаша, и начал повторять те же слова: «хорошо», «врачи», «отвезут в больницу». Мальчишка попытался посмотреть на экран, но Славек уже сообразил, выключил телевизоры. Эксперт погладил Йонаша по голове, непререкаемым тоном заявил:
— Сейчас поедем ко мне домой. Дети и Алекс будут рады тебя видеть. Поживешь в гостевой комнате, как в прошлый раз, а когда врачи разрешат, навестим папу в больнице.
Йонаш закивал, вцепился в лиса обеими руками, как утопающий в спасательный круг.
— Надо только сменщика дождаться, я же на дежурстве. Подождем немножко? Пойдем ко мне в кабинет? Или в дежурку? Пойдем, Йоша, — в голосе лиса появились вкрадчивые нотки омеги, умеющего уговорить капризного ребенка. — Я телефон в кабинете оставил, а Алекс сейчас трезвонить начнет. И первым делом потребует, чтоб я тебя привез, уж будь уверен.
Ахим — расстроенный, прикоснувшийся к чужой беде — чуть не заступил лису дорогу, собираясь уточнить, на каком основании он уводит ребенка. Куда звонить, что сказать, если родственники?..
Чуть не заступил — и осекся. Йонаш льнул к лису, слова «как в прошлый раз» Ахим слышал своими ушами. Наверняка Шольт оставлял какие-то распоряжения, подумал о том, что за сыном кто-то должен присматривать в случае его ранения или… да, смерть при исполнении служебных обязанностей тоже бывает. Судьбы не миновать.
Веранда постепенно заполнилась: прибежали трое спасателей, двое спецназовцев в экипировке, но без оружия. Толпа окружила Йонаша, утешая на разные голоса и начала перемещаться к полицейскому управлению. На площади Двух Алтарей шумели прихожане: славили встречу богов, хором пели псалмы. Можно было включить телевизор, узнать, что творится на центральной площади, но Ахим понимал — о судьбе Шольта не скажут ничего конкретного. Ни сегодня. Ни завтра. О нем, скорее всего, будут молчать или когда-нибудь упомянут короткой строчкой некролога, если он скончается в больнице. Что армия, что полиция помалкивала о потерях, не расщедриваясь даже на списки погибших при терактах гражданских лиц.
— Закрываемся.
Славек вздохнул. Ёжи кивнул и признался:
— Хочется напиться. Или «пыли» нюхнуть.
— Но-но! Хоть один намек на «пыль» и вылетишь вон, — погрозил пальцем Ахим, и поторопил. — Шевелитесь! Когда моление закончится, не все на центральную улицу пойдут. Кто решит к трамваю выбраться, как раз на нас наткнется. Захотят посидеть, отдохнуть — закрыться уже не получится.
Словно в подтверждение его слов, из-за здания МЧС показалось семейство с плачущим малышом. Славека с Ёжи как шилом в задницу укололо — вмиг занесли часть стульев, опустили жалюзи, затащили в помещение холодильник с мороженым. Ахим заметался, разрываясь между двумя желаниями: рискнуть и попробовать просочиться в полицейское управление, чтобы послушать служебные новости, или спрятаться в квартиру, чтобы пережить накатывающий ужас в одиночестве.
— А действительно… Давайте выпьем? — проговорил Славек, когда они прошли во двор. — У меня есть бутылка дедушкиной настойки, кому слишком крепко и сладко — будет разводить. Кому нормально — так выпьет.
Ахим хотел отказаться и отвлекся на телефонный звонок. Отец обеспокоился, спросил, не случилось ли чего на площади Двух Алтарей — а то в новостях могут и умолчать — и посоветовал закрыться:
— Всех денег не заработаешь. А если кто через рамку не рискнул сунуться, вполне может и в твое кафе свернуть. Отправить пару полицейских на небо в честь праздника.
— Мы уже закрылись, — ответил Ахим. И, не сдержавшись, добавил: — Я знаю того альфу, которого на куски разорвало. Он у нас кофе пьет. Я его сыну пейзаж в школу рисовал.
— Волк? — уточнил отец.
— Он? Да, волк.
— Если голову не оторвало — выкарабкается. У чистокровных волков регенерация лучше, чем у полукровок, лис и медведей.
— Ему руку оторвало! Совсем!
— Людям руки и ноги пришивают, если конечность сразу в пакет со льдом убрать, а ты про оборотня беспокоишься. Кости сложат, артерии с венами сошьют, а сухожилия и ткани уже волк нарастит. У нас на работе несчастных случаев было — не счесть. Серьезно говорю: главное, чтоб голова на месте удержалась, всё прочее прирастет.
— У вас медведь без руки остался, — вспомнил Ахим.
— Ему металлом раскаленным сожгло. Напрочь. Пришивать нечего было. И еще не забывай — к нам «Скорая» по полчаса ехала, а там, вокруг храмовой площади, в праздничные дни всегда пара машин стоит. Чем быстрее в больницу доставят, тем больше шансов.
— Хочется верить, — вздохнул Ахим. — Мелкого все равно жалко. Он трансляцию видел, у нас как раз сидел.
— Дети быстро забывают плохое.
— Да, наверное… — промямлил Ахим, смутившийся под внимательным взглядом Славека. Изливать душу при подчиненном не хотелось, уходить и рассказывать об отсутствии второго отца, и том, что Йонаша увел эксперт-лис — тоже. Разговор скомкался, закончился дежурными пожеланиями хорошего дня.
Славек все-таки принес бутылку смородиновой настойки и три широкие рюмки. Ёжи поставил на стол крохотный приемник, нашел волну местного радио. Тягучую медленную песню сменила короткая врезка новостей. Ведущий сообщил, что после взрыва на площади перед главным храмом госпитализировано двадцать восемь оборотней. Тринадцать — с легкими ранениями, дюжина со средней степени тяжести, трое доставлены в больницу в критическом состоянии. Двое гражданских лиц и один полицейский. Террорист-смертник скончался на месте от многочисленных ранений.
