Виновата любовь? - Аткинс Дэни (читать книги полностью TXT) 📗
Уговаривая себя, что паниковать нельзя, я почти вслепую нашарила левой рукой могильную плиту Джимми и кое-как поднялась на ватные ноги. Телефон я умудрилась оставить в гостинице, так что единственным моим шансом было добраться до дороги. Хватаясь за надгробные камни — владельцы, надеюсь, не обиделись, — я медленно, пошатываясь, двинулась через кладбище.
Поле зрения в левом глазу уменьшалось с пугающей быстротой, как будто трубка, через которую я смотрела, все больше и больше сжималась. Я старалась не думать, что слепота может оказаться необратимой, не поддаваться охватывавшему меня ужасу и изнеможению. Это было непросто — больше всего на свете хотелось лечь и зажмуриться, спрятавшись от наполненного болью кошмара. Каждый шаг давался с огромным трудом. Со стороны я, наверное, походила на только что выбравшегося из могилы зомби.
Последняя плита осталась позади, и мне вдруг смутно послышался какой-то звук вдали. Поезд подъезжает к станции… или это машина? Еще ведь и одиннадцати нет, не так уж поздно. Кто-то вполне может ехать мимо. Но здесь, в тени от церкви, между деревьями разве меня увидят?!
Шум нарастал. Все-таки машина!
— Помогите! — крикнула я. — Стойте, мне нужна помощь!
Я рванулась вперед, взмахнув руками над головой, чтобы привлечь внимание. Это был последний идиотский поступок за этот вечер. Пытаться бежать не лучшая идея, когда едва стоишь на ногах и к тому же почти ничего не видишь. Я полетела головой вперед и отключилась, когда автомобиль только начал взбираться на холм и его фары осветили усыпанное звездами небо.
Глава 3
Очнувшись, я сразу почувствовала острую боль в голове, по-прежнему странно тяжелой и будто увеличившейся в размерах. Я осторожно, едва-едва повернула ее — бинты зашуршали о наволочку подушки. Попыталась поднять руку, но натянулась трубочка, шедшая из запястья. Сзади раздавалось мерное пиканье какого-то аппарата — значит, я под капельницей и на системе жизнеобеспечения. Получается, меня доставили в больницу. Но почему я ничего не вижу? Я попробовала моргнуть, однако веки не слушались, и вокруг, как я ни пыталась, по-прежнему была сплошная темнота.
Что произошло? Меня захлестнула паника. Почему я ничего не помню? Я напрягла память, и в голове замелькали мимолетные обрывки вчерашнего дня. Я у своего старого дома… потом сразу, без перехода, ресторан. Оттуда я отправилась в гостиницу… На такси, наверное? Вошла в номер… и… и на этом все. Дальше зияла ничем не заполненная пропасть.
Я зашевелилась, пытаясь сесть, но мешали трубки и провода. Шум моих бесплодных попыток привлек, однако, внимание еще кого-то, кто находился в палате.
— Ну, я вижу, мы очнулись. Добро пожаловать, Рейчел. Приятно, что вы вновь с нами. Пойду сообщу вашему отцу.
Раздался звук открывающейся двери, и быстро удаляющиеся шаги рассыпали эхо по коридору. Я осталась одна, прежде чем мне удалось выдавить из себя хоть слово и что-то выяснить. Медсестра сказала, что сообщит отцу — по телефону, видимо? Значит, он знает, что я попала в больницу? Меня словно холодом обдало — как это отразится на его состоянии? Он слишком болен, ему нельзя волноваться. Хоть бы мне дали с ним поговорить. Может, если он услышит мой голос, я сумею его убедить, что со мной все в порядке. Только как же это сделать, если я сама не знаю, что со мной? В отчаянии я беспомощно застонала.
— Ну-ну… не надо, не надо. Все будет хорошо.
Уверенные быстрые шаги приблизились к моей кровати.
— Папа? Папа, это ты?
Знакомая теплая загрубелая ладонь накрыла мою, лежавшую на жестких больничных простынях.
— Конечно, я, дорогая.
Я почувствовала на щеке его дыхание, когда он наклонился меня поцеловать, ощутила колючее прикосновение бороды.
— Папа… — проговорила я снова и вместо всего того, что могла и должна была сказать, вдруг неожиданно для самой себя разревелась.
— Ну, ну, ну… — бормотал отец, в замешательстве нервно похлопывая меня по руке. Я как будто видела его растерянное лицо — он никогда не мог выносить моих слез. Чтобы не волновать его лишний раз, я сделала над собой усилие, и поток, лившийся из моих глаз, унялся.
— Как хорошо, что ты здесь, папочка, — всхлипнула я напоследок.
— Хорошо, что ты пришла в себя, милая. Ты не представляешь, как я испугался, когда увидел тебя такой — в проводах, трубках. Столько ужасных воспоминаний.
У него перехватило голос. Еще бы, снова перенестись на пять лет назад, в вечер, когда произошел тот несчастный случай. Я боялась и подумать, каково отцу было тогда, когда он сутками не отходил от меня, лежавшей на такой же вот больничной койке. Только гораздо позже он признался мне, в каком кошмаре жил все те дни, что я оставалась без сознания. Хотя врачи и уверяли его, что просто нужно время, что меня реанимировали прежде, чем могла создаться угроза повреждения мозга, и что я обязательно поправлюсь, папа буквально места себе не находил, пока я не открыла наконец глаза.
Камень упал с его души, однако тяжким грузом лег на мою. Я не поддавалась на уговоры «отложить это на потом», не хотела дожидаться, когда я «буду готова». Да и как можно подготовиться к страшному известию о том, что твой лучший друг погиб, спасая тебя? И вот пять лет спустя отец вновь оказался во власти тяжких воспоминаний, которые меня не оставляли ни на миг.
— Совсем как тогда, после аварии, — мягко произнесла я.
— Аварии? — с недоумением переспросил он. — Нет, милая, это напомнило мне о твоей бедной матери.
Ответ озадачил меня — папа вообще нечасто о ней говорил. Наверное, мысль, что он может меня потерять, всколыхнула былые страхи.
Открылась дверь, послышались шаги нескольких людей.
— Здравствуйте, доктор, — сказал отец.
Он как будто обращался к хорошо знакомому человеку. Когда же они успели? Только теперь я сообразила спросить:
— Я давно здесь?
— Немногим больше тридцати шести часов, юная леди, — ответил доктор.
Его голос звучал успокаивающе, но мне стало только тревожнее. Мой мозг лихорадочно заработал, пытаясь из разрозненных кусочков головоломки собрать цельную картину произошедшего, и вдруг в голове будто искра проскочила. Внезапно я все вспомнила: кладбище, парализующую боль, почти полную потерю зрения… Моя левая рука, не опутанная всякими медицинскими штучками, метнулась к забинтованной голове.
— Меня пришлось прооперировать, да? Из-за болей? И из-за слепоты?
Доктор только изумленно фыркнул в ответ. Что смешного я спросила?!
— Боже упаси, Рейчел, с чего ты взяла, что ослепла?
— Но я ничего не вижу! — чуть не взвыла я.
Снова смех — на этот раз даже папа присоединился.
— Это потому, что у вас на глазах повязки, — объяснила медсестра. — Вы получили небольшие царапины, когда упали, — вероятно, от кусочков гравия. Вот головой вы ударились знатно.
Я повернулась в ее сторону. Что за чушь она несет? То ли не видя, то ли игнорируя выражение на моем лице, она продолжала:
— Доктор Таллок здесь именно за этим — чтобы снять повязки и проверить швы.
— Но я не ударялась головой, — упрямо бросила я. Почему меня никто не слушает?
Рука отца снова накрыла мою.
— Рейчел, успокойся, не надо волноваться. Ты сейчас не можешь как следует все вспомнить, это нормально.
— Я бы запомнила, наверное, если бы упала и ударилась? — резче, чем хотела, сказала я. — У меня страшно болела голова, понимаете? Буквально невыносимо.
— И сейчас болит? — насторожился доктор.
— Сейчас… нет, — ответила я, внезапно осознав, что голова у меня хоть и ноет, но не разрывается на части, как раньше. — Немного только тяжелая…
— Неудивительно. Еще денек-другой, и пройдет. Как сказала медсестра, падение было серьезным.
Я хотела было снова запротестовать, но протянувшиеся сзади руки принялись разворачивать кокон бинтов на голове, в которых я, наверное, походила на мумию. С каждым оборотом давление повязки ослабевало, а моя тревога усиливалась. Момент, когда упал последний виток, обернулся острым разочарованием.