Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II (СИ) - Горышина Ольга
Льетесь вы ранней и поздней порой…
Льетесь безвестные, льетесь незримые,
Неистощимые, неисчислимые, —
Льетесь, как льются струи дождевые
В осень глухую, порою ночной.
Граф оставался на ногах и не отошел от своего стула, а Валентине казалось, что он стоит от нее в одном шаге, так ей вдруг сделалось невыносимо холодно. Даже ватный халат не спасал. Она не могла отвести взгляда от бледного лица, на котором темные губы соперничали по блеску с глазами. Или просто ее собственный взгляд увлажнился, а его лицо оставалось по-прежнему невозмутимым?
Дору лениво поднялся со своего стула и не дал ей дочитать стихотворение:
— Papa, неприлично заставлять женщину стоять…
— Я ни к чему не принуждаю твою невесту, — отчеканил граф и направился к лестнице, но, схватившись за балясину, обернулся: — О, как убийственно мы любим, как в буйном омуте страстей мы то всего вернее губим, что сердцу нашему милей…
Не дочитав стих, граф вспорхнул по лестнице.
— Хотели, как лучше, получилось, как всегда… — простонал Дору. — Мне не хочется ни петь, ни танцевать, ни даже смотреться тебя. Что будем делать?
Глава 8 "Пятизвездочный замок"
Валентина смотрела на пустую лестницу и вспоминала, как впервые поднималась по ней с Дору. Удивленный взгляд блуждал по всем четырем сторонам света — вернее, тьмы. В руках вампир держал фонарик: довольно яркий в пределах обесточенной квартиры, в огромном замке он играл незавидную роль тусклого софита. Блуждающий электролуч высвечивал для краткого знакомства то цветные витражи сводчатых окон, то завитушки лестничных перил, то пасторальные гобелены на стенах, то свешивающиеся с потолка тяжелые круглые лампы с давно оплывшими свечами.
— А где паутина? — решилась на шутку Валентина, чувствуя, что бедное сердце трепещет уже высоко в горле. — В вампирский замке обязана быть паутина.
Дору шел рядом, поддерживая за руку, и сейчас затормозил ее, заставив повернуться к нему лицом.
— Паутину я собственноручно перенес в соседнее нежилое крыло — надеюсь, паучки остались довольны своим новым жилищем, хотя выселять бедных было слишком невежливо с моей стороны. Но что только не сделаешь ради живой невесты…
И у этой уже полумертвой невесты сердце заработало со скоростью пулемета — тртытута! Дорога из Варшавы в Бухарест и дальше по румынским снежным просторам заняла почти двое суток. Валентина чувствовала себя разбитой физически и абсолютно спокойной внешне. Вампир держал под контролем мозг, но вот душа порой вырывалась на свободу, где ее тут же сковывало нечеловеческим страхом.
— Из слуг у нас один-единственный живой горбун… Тут мы не отступили от канонов сказки, верно? И чтобы он мог со всем справляться самостоятельно, мы оставили относительно обитаемой лишь треть замка. Мой совет — даже не пытайся проникнуть в закрытые комнаты. Кроме пауков и паутины ты там ничего не найдешь. Задохнешься и никто тебя не спасет.
Валентина сильнее стиснула пальцы, лежавшие на холодных перилах. Ладонь вспотела, и гостья удивлялась, как это дерево не покрылось в считанные секунды инеем.
— Я не собираюсь никуда ходить, — Зубы стучали как на морозе. — Ты собирался показать мне комнату…
Звук "у" совиным криком взмыл под самый потолок, и Валентина вздрогнула уже не только от холода.
— Мы приготовили для тебя башню. Но я не хочу, чтобы ты чувствовала себя в ней плененной принцессой. Ходи куда хочешь. Здесь нет никаких секретов. Кровавых в том числе. Только паутина и пауки. Не ядовитые, так что можешь не дрожать. В башне мы протопили камин, так что спать будет относительно тепло, и все же, будь я живым, сапоги не стал бы снимать даже в кровати.
Валентина ответила улыбкой на улыбку. И потом спросила о том, что мучило ее все время длинного зачитывания прав принцессы — все обязанности они обсудили в дороге:
— Ты все время говоришь "мы"? А ведь ты ждал меня в городе и, как сказал, уже два месяца не появлялся в замке.
Дору, кажется, немного смутился.
— Это сделал для тебя отец, — почти что прошептал он, будто кто-то их подслушивал.
Валентина опустила голову, но не нашла никого внизу. Затем запрокинула до боли в шее — та же темнота.
— Я познакомлю вас завтра. Граф не желает доставлять тебе еще больше неудобств, чем уже доставила дорога и вот… такие пятизвездочные апартаменты,
— уже с неприкрытым смехом закончил Дору. Живой хохот звонким эхом покатился по перилам и замер в темноте и пустоте первых этажей. — Хочешь принять с дороги ванну? Серджиу нагрел колонку.
Губы Валентины дрогнули в подобие улыбки.
— Спасибо за заботу, но нет, не сегодня. Я еще не настолько согрелась, чтобы раздеваться. Может, утром?
— Может, утром…
Дору потянул ее за локоть — легонько и при том твердо. Три последние ступеньки Валентина нащупала легко, а вот несколько метров по коридору дались ей с превеликим трудом. Окна залепило снегом, повалившим с темных небес, как только они подъехали к замку. Она с трудом различала собственные руки, а электрическая дорожка, бежавшая перед ней по длинной галерее, по яркости не могла соперничать даже с млечным путем.
— Вот моя спальня, — В желтом круге появилась огромная кованая дверная ручка и чуть выше ромбик-глазок. — Вернее будет сказать комната, — поправился Дору.
— Это куда больше соответствует действительности. Но знакомство со склепом мы оставим до вечера. До твоей башни тридцать метров. Вернее, шагов.
И он начал считать. Вслух. И она считала вместе с ним, чувствуя, как с каждым шагом ей становится на душе все спокойнее и спокойнее, точно она наглоталась успокоительных.
Дору толкнул дверь и погасил фонарик. В спальне — а все пространство здесь действительно занимала массивная дубовая кровать под бордовым бархатным балдахином с золотой бахромой — горела керосиновая лампа. На прикроватном столике. Другая стояла на простом деревянном стуле. И, собственно все — на этом мебель, не считая прикроватной скамеечки, заканчивалась. Шкаф она обнаружила позже. Ничего, кроме окна с сиденьем в углублении не напоминало о том, что они находятся в башне. А все потому, что в одном отсеке — самом большом, была оборудована ванная комната с дополнительным камином, в другом оказался шкаф, а в третьем, самом крохотном — туалет. Вернее дырка с деревянным стульчиком — дачного типа.
— Не переживай. Запаха почти не остается, — усмехнулся Дору, поправляя свободной от лампы рукой пучок сухой ароматной травы, засунутый прямо в железный держатель для факела. — Это в дремучие века над дыркой развешивали одежду, чтобы убить блох. У нас блох нет. У тебя, надеюсь, тоже?!
На последнем вопросе Дору выпроводил гостью вон, плотно затворив дубовую дверь в туалет.
— Извини, у нас все тут такое. Электричества нет, а за мобильным интернетом приходится бегать на край леса.
В камине, располагавшемся в промежутке между гардеробной и входной дверью, продолжали тлеть угли, и Валентина с радостью и облегчением скинула куртку.
— До утра должно хватить тепла, а потом Серджиу поможет тебе найти теплое место в замке, чтобы скоротать день до нашего пробуждения. Боюсь, что всю ночь ты с нами не просидишь, — добавил он, задумчиво глядя в изможденное лицо гостьи. — Но через пару дней войдешь в ночной режим.
Валентина кивнула.
— Прости. Но дорога выдалась неожиданно тяжелой.
— Ничего. Это ничего в сравнении с тем, что ждет тебя дома…
По его усмешке Валентина поняла, что речь идет о замке, а не об ее съемной конуре в Варшаве. Она тяжело вздохнула и присела на освободившийся от лампы стул.
— Оставить тебя в покое, или все же показать тебе самое важное место в доме? — Дору выдержал театральную паузу. — Склеп. Где развернется основное действие нашего спектакля.
Валентина перевела усталый взгляд на кровать, и Дору понял ответ.
— Ложись спать. В кровать. А я дождусь рассвета и лягу до заката в гроб.
