Медицинская академия им. Макоши. Спецкурс (СИ) - Кутузова Елена (читать книги без сокращений .txt) 📗
— будет. У всех. И очень строго. Ибо анатомия и физиология — суть основа медицины.
Дав несколько минут на осмысление, учитель начала урок. Слушать об истории предметов было скучно, а уж когда начались имена! Ну, ладно Пирогов, Авиценна или Гиппократ! Об этих-то каждый слышал. А вот Гарвей, Андрас Везалий или Шванн сводили с ума.
Ну кому это надо?
Через десять минут стало ясно, что моя ненависть к медицине взаимна. И что я или нахожу способ свалить, или… не доживаю до выпуска.
А еще вездесущая Майя! Когда я выползла наполнить чайник, она сочувственно покачала головой и прошептала в ухо, словно секретом делилась:
— Анатомичка у вас — зверь. Но предмет знать будешь. И что мой тебе совет: учи все, что задает, иначе… — движение ладони возле горла было понятно даже идиоту.
— И поешь перед спец, он может затянуться.
— Я не пойду! — желания возвращаться на Кромку не было ни капли.
— Да ладно! — Майя опешила. Не картинно, а на самом деле. — Тебе что, параллельные миры неинтересны? Да ученые и фантасты жизнь готовы отдать за возможность хоть одним глазком…
— Я не ученый, и тем более не фантаст. Я человек, которого насильно отправили в этот дурдом Поверь, все, о чем мечтаю — свалить как можно быстрее и как можно дальше.
И ушла к себе. Только услышала изумленное:
— Вот дела-а-а!
Вот наивная! Не видела я этой «сказки» шестнадцать лет, и еще бы три раза по столько не видела! Вместе с долбанным училищем. Пардон — Академией. И Макошью заодно.
4.2
Но прогулять просто так занятия… Мне уже рассказали, чем такое чревато: замучаешься допуск добывать. И это в училище! В Академии, наверное, еще строже. Пришла пора включать фантазию! А она у меня безграничная!
Ну, и хронический тонзиллит помог. В детстве я много и часто простужалась, горло болело почти всегда, результат — увеличенные миндалины. Они особо не беспокоили, поэтому удалять их не стали. А классе в пятом я сообразила, что простуда — прекрасная отмазка для школы.
Может, и здесь прокатит?
Заглянув в горло, фельдшер ахнула:
— Сильно болит?
Я покивала, привычно делая вид, что не могу говорить. Результатом была справка- освобождение от сегодняшних занятий и приказ немедленно обратиться в поликлинику.
Получилось!
Я занесла справку в деканат и позвонила маме. Удивительно, что она до сих пор не раскусила обман.
Вот и теперь — примчалась немедленно. И забрала домой — лечиться.
— Вот и оставь тебя одну на несколько дней! Ледяную воду пила? Или мороженым объелась? А, может, ночью окно не закрыла, продуло?
Я только кивала, радуясь, что «больное горло» спасает от ответов.
Дома мне развели полоскание и велели лечиться. Противный привкус лекарство я считала платой за свободу от занятий.
Зато можно было не думать об Академии. И разработать план побега. Надо только мамин настрой прощупать! Может, отыщу слабое место.
— Ничего себе! — послышалось из большой комнаты, папа как раз включил телевизор.
По всем каналам передавали одну и ту же картинку — на перегоне столкнулись пассажирский и товарный поезда. Последний вез мазут, который разлился. Пожар признали беспрецедентным.
Стена огня, пожирающего деревья и валяющиеся на боку составы, вызвало острое чувство дежавю. А мечущиеся фигуры только его усилили.
Врачи, пожарные, МЧС… теперь я видела в их работе упорядоченность. И знала, кого будут спасать в первую очередь — людей с красной и желтой нитками на запястьях.
Это было страшно.
— Тоня? Тонечка? Тебе плохо? — мама пощупала лоб. Ее рука была холодной. — Температура, так и знала! Марш в кровать!
Я не сопротивлялась. Но, свернувшись калачиком под одеялом, видела плачущих людей, крики обожженных звучали, как наяву. А еще я знала: тот мужчина, который только что давал интервью — погибнет. Потому что я видела его, неподвижно лежащего на деревянных носилках, с черной ниткой на запястье, и берегиня осторожно закрывала его лицо белой тряпицей.
Но ведь были и другие! Были те, кто выжил! И, если Баба Яга права, они уцелеют и в этом аду!
Думать, а тем более вспоминать не хотелось. И организм ответил на нежелание тяжелой, затяжной болезнью: ангина перешла в бронхит, я провалялась в кровати почти месяц. И окончательно решила, что не вернусь в Академию. Все эти походы на Кромку, геройства ради спасения чужих жизней не для меня. Если останусь, о спокойствии можно забыть.
Главной проблемой оставалась мама. Теперь, после поступления, она окончательно видела меня в медицине.
Ну да ладно! В конце концов, не всем быть спасателями! И на «Скорой» не всем работать. Устроюсь куда-нибудь в кабинет, и буду жить тихо мирно, без катастроф и ужасов.
Но в академии считали иначе.
— Ты много пропустила, — первое, что сказал при встрече Павел Семенович. — Надо нагонять. Готова работать?
— Нет, — я ошалела от собственной наглости и не представляла, чем может закончиться этот бунт. — Я не хочу на Кромку. Я не хочу учиться в академии. Хватит и училища!
Куратор помрачнел:
— Рекомендую подумать. С твоим Даром…
— Что мне с того Дара? Помогает кому угодно, только не мне. Подруги ржут, прозвища придумывают. Даже не уговаривайте, я все решила!
— И все-таки, не торопись!
Спецкурсники были не столь деликатны:
— Дура ты, Тоня, — сходу залепила Майя. — Другие бы душу за такую возможность отдали…
— Готова поменяться!
— Ну чего пристала к человеку? Не видишь — не на своем она месте, — Кирилл поставил на плиту чайник и сунул в микроволновку всегдашние бутерброды. — Хуже нет, чем заниматься тем, что ненавидишь.
— Но ее Дар…
— Ее Дар — ее личное дело. Но все же, — он повернулся ко мне, — рекомендую сходить на пару занятий. Может, узнаешь что-то интересное.
— Даже не подумаю! Не хочу время терять — мне по основным предметам класс догонять!
— Как знаешь! — забрав бутерброды, Кирилл скрылся в своей комнате.
— Тебя будет не хватать, — робко вклинилась в разговор Даша.
— Почему это? Я же всего один раз с вами работала, и то — в сторонке просидела.
— Баба Яга тебя хвалила. Говорит, берегини благодарили, да и спасти благодаря твоему Дару сумели многих.
— Дару, не мне, — вот это было обиднее всего. И я только укрепилась в своем решении.
В этот день на спецзанятия так и не пошла. Зубрила в комнате анатомию — мне уже сообщили, что преподавателю плевать, болел ты или нет — пройденный материал должен от зубов отлетать.
Последствий не было, разве что Прокуда громко вздыхал и время от времени скидывал что-то с полок. Я делала вид, что не замечаю.
Через несколько дней стало ясно: никто никого силком на Кромку не потащит. Спецкурсники со мной почти не разговаривали — здоровались, и только, а в остальное время делали вид, что студентки Антонины Бересклетовой не существует.
Куратор был другого мнения:
— Тоня, твой Дар — редкостная находка! Ты не представляешь, скольким людям он
может спасти жизнь.
— Павел Семенович, — я решилась на прямой разговор. — Меня в это училище запихнули насильно, мама воплощает свою мечту. Будь моя воля — давно бы документы забрала. И так несладко, а тут еще вы со своей Кромкой…
— Понимаю, — куратор сник. — Очень жаль, что…
— Подождите! — встрепенулась я. — Меня что, на самом деле отпустят? Вот просто возьмут и… отпустят?
— Почти. Конечно, переведут на обычную форму обучения, да и из комнаты придется переехать, но это детали.
— А… вы не боитесь, что я кому-нибудь расскажу?
Он засмеялся. Искренне, открыто:
— И тебе поверят? Подумай: какая-то Кромка, Баба Яга, другой мир… Сама бы поверила?
— Ни за что!
— То-то! Но на всякий случай отказавшихся поят отваром забудь — травы.
— Я потеряю память? — стало страшно.
