Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" (библиотека книг TXT) 📗
Испытывать на своей шкуре гнев стража отнюдь не хотелось. Даже в пылу битвы, даже после величайшего в жизни разочарования яшмовый льор не терял расчетливости. Кидаться на врагов в самоубийственном порыве он не планировал. Лишь сетовал, что вновь ему не достался сильный талисман. Но тараканы никогда не останавливаются. В Эйлисе еще обретались неразведанные гробницы. Возможно, один из талисманов сумел бы восстановить портал или объединить все камни.
***
Тьма… Бесконечная тревожная тьма. Звуки… Точно где-то дотронулись до зыбкой струны. Звуки арфы? На ней умела играть мать, перебирала нежными пальцами тонкие струны — так доносили чудесные воспоминания из далекого-далекого детства.
Жизнь и смерть замкнули круг прошлого, настоящего и будущего, поэтому образы разных времен встали в один ряд. И казалось, что можно представить Софию матери. Они бы наверняка понравились друг другу, одинаково добрые и гордые в непреклонном благородстве. Только мать всегда что-то скрывала, хранила отпечаток горькой печали, а потом постепенно начала угасать. Но приняла это так, будто знала, что обречена. Раджед помнил, что с самого рождения она грустно улыбалась ему и отцу, точно постепенно прощалась. Впрочем, ее печаль всегда оставалась светлой, словно она отдала жизнь во имя чего-то крайне важного. С такой же улыбкой он разрушил портал… С такой же провалился на дно темноты. Почти не страшно, если бы не боль. Но ныне их с матерью роднила еще и невыносимая горечь: они так и не узнали, как спасти Эйлис.
«Прости меня! Я не нашел душу мира», — говорил Раджед с матерью. Она молчала, и отчетливый образ постепенно таял и отдалялся. Остаться в одиночестве? В беспроглядной мгле? Что там, за гранью?
«Живи!» — вдруг донесся иной возглас. Мать, положив руку на сердце, вновь приблизилась и легким жестом повелела обернуться. Он послушался, отчего едва различимый зов донесся отчетливее: «Живи!»
И сквозь мрак проступили милые черты: София, Софья, тянула руки, моля вернуться в многоскорбный мир живых. Мать же лишь мягко улыбалась, рядом с ней встал отец. Родители вновь прощались с ним: не время, не все прожито, не все исполнено. И весь древний род Икцинтусов, мерцая янтарными глазами, вновь вел его дорогой возвращения. Затем шествие остановилось и одновременно все на разные лады помахали рукой: «До встречи!»
«До встречи», — отозвался Раджед. В мир живых звал долг перед родным миром, и бережно несла оттаявшим теплом великая любовь.
Раджед резко распахнул глаза, хватая ртом воздух, вздрагивая. Однако его тут же мягко вернула на место знакомая рука.
— Тихо ты! Тихо! Нельзя так резко! — скороговоркой бормотал Сумеречный Эльф, заставляя лечь обратно. Краем глаза Раджед заметил, что находится в своей спальне, которая не изменилась с момента нападения. Значит, башня все еще стояла на законном месте. А портал… Мысль о нем воскресила пронзительную память: сам разрушил, считая, что обречен. Впрочем, он прошел по грани, отчетливо ощутив, как приоткрылись врата на ту сторону темноты. И что там? Вечный свет? Другая жизнь? Перерождение?
В разных мирах придумывали разные утешительные объяснения. В Эйлисе ячед говорил, будто там места, где каждый сделается льором. Несчастные люди придумывали какие-то малопонятные культы. Чародеи же признавали некого Абсолюта, который создал Вселенную и, естественно, наделил могуществом камни, однако никогда не заставляли верить в него, не спорили о необходимости поисков доказательств Его существования или отсутствия.
Все они увязали все больше с каждым веком в прагматизме и тяге к знаниям обо всем, что приносило видимую материальную выгоду. О смерти задумывались тоже как о важном предприятии: построить каменную гробницу, расписать, какие талисманы и как переходят к наследникам. Льораты никогда не делили, предлагая младшим детям оставаться либо при старших, либо строить свои, отвоевывая у соседей земли.
Самый мощный родовой камень переходил только к старшему сыну или дочери. Остальные получали лишь ослабленные отголоски магии, если у супруги льора — или бездетных родственников — не находилось равного по силе талисмана. Так и начинались междоусобицы, братья и сестры, выросшие в холе и неге чудесных башен, беспощадно проливали кровь друг друга, пока не оставался последний, самый могущественный и хитрый. Племянники захватывали земли дядьев; бывшие друзья детства из соседних королевств сходились в ожесточенных поединках.
Среди чародеев не нашлось того, кто встал бы над всеми, а до каменной чумы не случилось и внешней опасности, что объединила бы их. И войны шли уже восемь тысяч лет — с начала воцарения первых династий, когда и появился гордый титул «льор». Они погрязли с тех самых пор в поклонении самоцветам, каждый проливал кровь, но о загробной жизни мыслили ничтожно мало.
Теперь же Раджед задумчиво и в высшей мере отрешенно глядел в расписной потолок над парчовым балдахином, и ценность всех этих великих богатств приближалась к нулю. Побывав по ту сторону, он осознавал, как мало они стоят, как слаба сила талисманов в сравнении с нитями мирами. Кто-то их создал, такое сложное плетение не под силу человеческому рассудку, пусть хоть трижды усиленному самоцветами, магией, таинственными наговорами или некой сложной наукой. Свить все так ладно, повелеть развиваться — во всем этом обреталась какая-то неразгаданная высшая цель, которая куда важнее выяснения, кто сильней. Эти мысли вились на уровне чувств, не складываясь в слова, не веля двигаться какое-то время. Вне всего, обновленный, иной.
«Найдите душу мира», — все звучал и звучал болезненным пением арфы далекий голос матери. Теперь-то Раджед не сомневался, что у всего есть душа, она спрятана где-то среди всех этих сложных линий, которые, как он догадывался, не до конца контролировал даже Страж Вселенной. Их, тринадцать дерзких воинов, покарали за попытку подчинить эту незримую силу. А льоры расплачивались каменной чумой за то, что вовсе позабыли о них. Пожалуй, впервые янтарный чародей оглянулся на всю историю своего мира и почти ужаснулся, какой жестокостью она пропитана. И еще все книги обрывались на самой первой записи: восемь тысяч лет назад воцарились первые династии, подчинившие самоцветы. А кто же жил раньше? Сведения терялись, наверное, тогда еще писать не умели. Или же среди туманных веков намеренно скрывалась некая страшная правда. Впрочем, размышлять на полном серьезе не было сил.
Воздух вязкими комками циркулировал через поврежденное горло. Раджед поднес ослабшую затекшую руку и, проведя по коже, нащупал свежий рубец. Однако ни следа повязки или швов. Сумеречный был рядом, не стоило гадать, кто спас от неминуемой смерти.
Друг вернулся! Это приносило невероятное успокоение и согревало сердце непривычной радостью. Льоры крайне редко заводили настоящих друзей, ради которых хоть в огонь, хоть в воду. Чаще — союзников, партнеров, заключали династические браки, хотя нередко свекры бились с тестями. Весь Эйлис тонул в крови неуемных правителей без подданных. И вот в наследство им оставили только каменную чуму и сотни могил, которые ныне жадно вскрывал Нармо. Права была София, во всем права, когда говорила, что у них нет души. Ничего у них нет, кроме гордыни. Но вот завелся же настоящий друг у янтарного льора. Раджед с благодарностью попытался улыбнуться, сиплым шепотом проговорив:
— Кх… Я уж думал, что умру действительно. Но я тогда не льор. Кх… — голос дрогнул: — Она не пришла?
