Мать Сумерек (СИ) - Машевская Анастасия (читать хорошую книгу .TXT) 📗
От щедрот более южных мест таны старались разделить равные доли. Чтобы у тем, у кого эти щедроты отняли, не казалось происходящее несправедливым, китобои переправляли с Бану пахучий рыбий жир, столь нужный в простуду — а, значит, особенно ценный для детей на севере. Китовое и моржовье мясо переправляли с тем же трепетом, с которым встречали грузы овощей и фруктов по эту сторону гор. Те и другие товары по разные стороны Астахира были диковинными, желанными, и являлись не только редким угощением, но и жизненной необходимостью. Бану и Маатхас, после долгих переговоров, взяли на себя транспортировку, избавив поселенцев от лишней нагрузки во времени и деньгах.
— То есть как, просто так? — уточнил Кхассав у одного из моряков, расспрашивая о дальнейшей судьбе огроменных туш. Они с Таиром стояли у последней китовой самки, наблюдая разделку.
— Ну, так, — объяснил моряк, пожимая плечами. — Просто так, приходят, берут и все. Мы не берем денег за мясо, без которого все тут умрут от голода или холода за несколько часов.
— За несколько часов?! — влез Таир.
Моряк оглядел столичного гвардейца презрительно, хоть и был ниже того на голову.
— Видно, что вы южане. Не бывали у нас в январь, да? Хм, — он усмехнулся почти брезгливо и с сочувствием поглядел на таншу. — Чего им только не приходится делать, видимо, будучи танами.
Кхассав от такой наглости побелел бы, если бы не был пунцовым, как стыдливая девица, от мороза.
— Ну, — проходя мимо замершего Кхассава, который с отвисшей челюстью наблюдал, как ловко и уверенно орудуют ножами мясники, танша остановилась. — Теперь видите, почему я не горю желанием, чтобы эти люди платили какие-то там еще подати в столицу?
— Эм… — Кхассав растерянно посмотрел на Бану, пожамкал губы, чтобы хоть что-то сказать. — Это не…
Он так и не сообразил, что сейчас хочет сказать. И хочет ли вообще. Столько часов, проведенных в ледяном хаосе вконец его доконали. Видимо, именно это Джайя называет адом. Хотя, если верить её словам, в аду чудовищно жарко. Значит сие место определено еще хуже, твердо решил Кхассав.
— Бану! — позвал Хабур. — Тебя Сагромах потерял.
— Иду, — Бансабира заторопилась вместе с Хабуром, а Кхассав застыл недвижно и неотрывно глядел ей вслед. Потом, наконец, отмер, стал оглядывать остальных, всякий раз возвращаясь взором к Матери лагерей.
Замерзшая, в промоченном до нитки плаще под выстуженными ветрами с ледяного моря… Такому она точно не могла выучиться в Багровом храме! Храм Даг чаще отсылает воспитанников в Ласбарн или в Мирасс, или в южный Яс, или на Бледные острова — куда угодно, но не на север Яввузов и Маатхасов. Так неужели она стала своей в доску и вместе с тем госпожой, уважаемой настолько, чтобы без вопросов принять какого-то её знакомца, всего за несколько лет?
Кхассав сжал челюсти и кулаки. Он точно был проклят за грехи отца и матери, если Джайя Далхор в Гавани Теней не смогла добиться и десятой доли этого признания. Сагромах — баловень.
— Не поторопитесь, останетесь без ужина, — подсказал Шухран, уталкивая вагонетку с мясом в сторону туннеля, в котором даже летом, в середину июля, стены и своды объяты ледяной коркой.
Кхассав кивнул и, сбросив оцепенение, увидел, что произошло. Меньше, чем за час от многотонной туши остались только позвоночник и челюсти. Раман оглядел берег по-новому: он был пуст — только ветер и громадное кладбище китов.
Вопреки ожиданиям рамана, Таира, и оставшейся части их братии, вечер оказался сравнительно теплым. Сопровождению Кхассава хозяин усадьбы выделил ночлег в пристройке для охраны. Даже тут нужны бойцы — отбиваться от непрошенных гостей с моря, от здоровенных северных волков и медведей, забивать моржей на зиму.
Так что в их обиталище южанам выкроили немного места. «Зеленого китобоя с дружком», как жена местного старосты Аргерль, смеясь, нарекла рамана и Таира, расселили в доме. В общих комнатах, оно понятно, но все-таки.
Охотники и моряки собрались в просторном зале усадьбы и расселись за небольшими круглыми столами в окружении четырех каминов и нескольких жаровень, расположенных и по периметру, и частично в центре помещения. Когда-то тут, в этой части танаара, были свои, ненамного отличные от прочих северных традиций, обычаи приветствия гостей и правления. Например, круги столов, призывающие к равенству перед лицом грозных сил Зимы и Стужи, все-таки обозначали ясное разделение между местным правителем, многоопытными капитанами, морскими волками-китобоями, охраной, которая всегда по обязанности состояла из лучших охотников, и новичков в этом непростом деле. Самый молодняк рассаживали за дальними столами, со статусом повыше — ближе к капитанам и героям зверобойни.
Сегодня Гед, староста и управленец поселением, господин древо-каменной усадьбы, сидя за главным столом с восточной стороны зала, чуть подвинулся вместе с женой. В дни, когда гостили таны, почетное место всегда оставалось за ними. Пока еще Бансабира и Маатхас не переоделись в сухое с охоты, но скоро они выйдут.
Явятся на роскошный запах горячего прогревающего супа из китовьих плавников, на запах жаркого из забитого вчера тюленя. На аромат горячего вина, приправленного специями, на привоз которых танша никогда не скупилась. А теперь и тан помогал, как мог.
Сказителям, которые пели охотничий молебн тоже отвели высокие места — по левую сторону от стола старосты. Здесь непринято было звать их жрецами, но Бансабира, глядя на них, все чаще вспоминала друида Таланара из своей далекой юности, понимая, что эти сказители смыслят в Богах не меньше, чем он — и больше, чем все остальные.
Девушки из усадьбы разносили блюда с едой, кубки с напитком. Повсюду вдоль стен зажигали лампы и факелы на китовьем жиру. Они коптели, отчего стены залы давно почернели, и уже, кажется, лет двести никто не пытался их выскоблить. Но они грели вместе с жаровнями, погружая комнату в потрескивающий удушливо-уютный полумрак, который здесь был дорог, как нигде, едва вспомнишь, что за дверью ночью опять заметет вьюга.
Таны спустились еще до того, как вся еда появилась на столах. Однако их не ждали: раньше, в дни первой совместной охоты, было дико начать ужин, не дожидаясь хозяев двух танааров, которые, как теперь знали все, однажды станут единым. Но Бану почти сразу заявила, что для тех, кто выжил в борьбе с морем, не самая лучшая благодарность — ждать возле еды, изнывая от голода, только потому, что она «не умеет переодеваться быстрее».
Со временем статная Аргерль предложила очевидное решение этой проблемы, и все нашли его уместным. Вскоре такие встречи после охоты окончательно приобрели домашний характер.
Моряки скидывали плащи, стягивали сапоги, закатывали штанины, рассаживаясь за столы боком, чтобы можно было вытянуть затекшие ноги ступнями к жаровням, и как следует отогреться. Единственное, на чем непременно настаивали хозяева усадьбы, чтобы сапоги китобои стаскивали в боковой комнатенке от главной трапезной залы и мыли ноги в горячей воде. А то были случаи, смеялась как-то Аргерль, когда люди «от этих раздвательств в обморок падали».
Кхассав, которого с Таиром пригласили за столы среди малоопытных китобоев, разинул рот, увидев, как Сагромах заявился в зал только в штанах, а Бану — в полотняной тунике до щиколоток с боковыми разрезами выше, чем до колена, чтобы удобно было и ходить, и сидеть. Её чуть потемневшие от влаги и сумрака волосы явно были недавно вымыты, но уже потихоньку подсыхали и висели растрепано. А глаза… Не обладая по-настоящему выразительной красотой, Бансабира отличалась невиданной магией обаяния и аурой доверительного почтения. Даже Кхассав, государь, как ни старался, не смог это отрицать.
Девушки, наконец, закончили с разносом еды и горячего вина и расселись рядом с мужчинами. Комнату заполнили многочисленные запахи, чадящие ароматы, потрескивание факелов, мягкий гул голосов. Харо, один из капитанов с примыкающих к владениям Бану северных островов, сегодня особенно отличился, и теперь пожинал свою долю похвал. Одна из девушек усадьбы, Анаис, разливала прогретое вино, сидя за столом, и поглядывала на Харо с интересом. Она ему тоже приглянулась, и теперь Харо казалось, что в этом году вылазка за китами вместе с танами принесла ему особенную удачу. Анаис была крепкой, рослой, с белоснежными, как склоны Астахира, зубами и светлыми, как молодая пшеница, волосами, струящимися почти до ягодиц. Она прямо разворачивала плечи, держалась уверенно, а её руки явно знавали и котел, и меч. Ладная, хозяйственная, воинственная — чего еще желать от женщины, которую хочешь видеть в своем доме? Харо знал наверняка, что вступит с Анаис в связь еще до следующего выхода на кита. И знал, что в этот раз покинет усадьбу Геда женатым человеком.
