Спецкор. Любовь и тигры (СИ) - Аади Ал (лучшие книги TXT) 📗
Причины появились незамедлительно. Кусты раздались, и из них высунулась внушительное рыло, полоснув по нам совсем не травоядным взглядом налитых кровью глазок. Чуть дальше от пятачка — размером с блюдце, если не тарелку, который никто бы не назвал ‘милым’ — желтели внушительные клыки. До приснопамятного слоносвина остальной туше этого зверюги было далеко, но окажись я на земле — был бы еще большой вопрос, кто на кого смотрел бы сверху вниз. Сразу за головой тело вздувалось чудовищным горбом, и вообще — одичавший вариант обычной домашней свиньи мало походил на розовенькие тугие сосисочки на ножках, которые не раз видела на ферме и в передачах.
Приблизительно так соотносятся волкодав и болонка. И принципиальное отличие тут совсем не в размерах — в поросячьих глазках нашего гостя читалась волчья свирепость.
Своей возней мы явно вызвали неудовольствие хозяина этих мест — кабана. Я постаралась, впрочем безуспешно, как-то по удобнее устроится на ветке — рука с лопаткой мешала достать оружие, хотя много ли толку от револьвера против такой-то туши. Освободить конечность не получилось, очень уж не хотелось сверзнуться вниз, зато копошение привлекло ко мне внимание чудовища, и оно, недовольно поведя рылом, издало утробный звук, более походящий на рокот землетрясения. В ответ Кроха пробежал до самого конца ветки и принялся возмущенно, и как-то очень противно, верещать, изо-всех сил тряся ветку. Никакого пиетета к непрошеному гостю он не испытывал. Кабан начал взрывать передним копытом землю, но мой защитник запустил в него отломленным сучком, не прекращая верещать на весь лес.
Мне показалось, что сейчас разозленная гора мяса кинется вперед и вывернет дерево с корнем, несмотря на всю его толщину, или хотя бы попытается подрыть корни, но свин оказался умнее. Он вполне оценил нашу диспозицию и, просто возмущенно хрюкнув — прозвучало это как близкий удар грома — гордо удалился от наглых, но недоступных его гневу существ. Следом за ним через кусты прошествовали несколько туш поменьше, тоже мазнув по нам взглядами, и несколько совсем маленьких. Видимо кабанье семейство шествовало мимо по каким-то своим свинским делам.
И тут я почувствовала, что из руки у меня забрали лопатку, а саму меня весьма крепко держат двумя лапами за пояс. Тело, как водится, сообразило быстрей головы — голова еще связывала логическую цепочку: ‘чуть не съели — кабаны — одичавшие свиньи — свинина — тушенные ребрышки’, а руки, подчиняясь древним охотничьим инстинктам, рвали из кобуры оружие. Кроха одобрительно пыхтел над ухом, пока я ловила в прицел самую мелкую тушку, но не возражал и не поправлял мои действия, только зачем-то провернул барабан направленного на добычу оружия и подпер снизу пятку рукояти. Целиться на раскачивающейся ветке было не слишком удобно, я держала оружие ‘по-русски’, двумя руками, Кроха страховал меня и не давал раскачиваться, но все равно уверенности не было от лова ‘совсем’. Не было — до того момента, когда на левый бок почти скрытого в траве силуэта легли три точки лазерного прицела. И всё — я сама куда-то пропала, не слышала даже колотящегося с жутким грохотом в ушах сердца, остался только превратившийся в лепесток цветка палец, дожимавший спуск и треугольник меток прицела, в последний момент сошедшихся в одну точку.
Выстрела практически не услышала и даже не почувствовала отдачи, хотя обычно револьвер лягался как конь, всё внимание было на добычу, которая подпрыгнула над травой, чтобы рухнуть в нее уже тушкой. Так просто! Я была даже удивлена такой удачей, но кадавр не мешкал. Пользуясь тем, что все остальное стадо после выстрела мгновенно исчезло в лесу, вопреки всем ожиданием — не то что не ‘с диким треском’, а даже ветки на подлеске не колыхнулись — Кроха уже деловито волок по траве подстреленную тушку, громко пыхтя. Это только с дерева добыча казалась маленьким поросеночком, в реале это оказался скорее подсвинок, размером и весом не намного меньше самого кадавра, если и не поболее.
Меня же мой ‘защитничек’ бросил на дереве, предоставив искать пути к слезанию самостоятельно. К тому моменту, когда я, наконец, сползла вниз, он уже успел сбегать за веревкой, и теперь перебрасывал ее через сук, привязав к одному из своих ножей. Так что возмущение его поведением мне высказать не удалось, да и не сильно хотелось — я как-то начала гораздо спокойнее относиться к окружающим, принимая их такими, какие они есть. И только слегка удивляясь таким изменениям в себе.
Мне в руки мигом был вручен второй конец веревки, и мы совместными усилиями подтянули тушу вверх. Разделка не вызвала особого отвращения, скорее каждая клеточка дрожала от предвкушения, видя перед собой такую гору мяса, пусть и сырого, но инстинкты чуть ли не требовали вцепиться в него зубами. Это ж надо так оголодать! Вон, даже у Крохи зубы к сыроядению приспособлены лучше, но он ведь держится — только кровавые брызги с морды слизывает, но это не в счет.
Подтянув тушку так, чтобы пятак оказался на высоте колена, кадавр быстро перерезал горло, предоставив крови стекать в выкопанную для нее ямку, а сам выпотрошил тушу, мигом унеся в сторону все внутренности, кроме заботливо завернутой в лист лопуха печени. Затем начал сноровисто снимать пласты сала, откладывая их в сторонку. Потом пришел черед мяса. Что интересно — он снимал его совсем не так, как я это привыкла видеть. Вместо освобождения от всяческих ‘лишних’ пленок, кадавр наоборот снимал каждую мышцу отдельно, стараясь не повредить покрывающие мясо пленки и оставляя на краях сухожилия.
Очень быстро, хотя возможно за работой мы просто не замечали хода времени, от свина остался один костяк с ошметками.
Три следующих дня запомнились, как череда бесконечной обжираловки с заготовкой еды ‘в дорогу’ в промежутках между едой и послеобеденным сном. Столько мяса, едва разбавленного различными салатиками, я наверно не съела за всю жизнь. Мы питались практически сырой печенкой, едва обжарив ее на благословенной лопатке вместо сковороды, варили бульон из языка, тушили сердце с черемшой и диким чесноком, и конечно жарили и тушили просто мясо. В общем — оторвались на пару лет вперед. Бывало, что едва наевшись и насобирав по округе дров для самодельной коптильни, садились есть вновь.
Жаль только, что мясо и сало отчетливо припахивало порохом, но это даже было пикантно. Ведь ели почти без соли. Единственную пачку этого продукта, прихваченную запасливым кадавром, мы экономили еще и потому, что он в нее вбухал просто немеряно молотого перца. В итоге, хорошо посоленное оказывалось жутко перченым. Часто приходилось и вовсе обходится золой от костра, и это нисколько не портило результата, как ни странно.
К концу третьего дня Кроха закончил перерабатывать ту часть мяса, которое не удалось снять с костей, не повредив пленку. А начал он его бесконечно варить в вытопленном жире до полного высушивания еще в первый день. Котелок и большой горшок с литровой чашкой пришлись очень даже кстати. А готовую продукцию этот хомяк разливал в пакетики, пошитые из многофункционального парашюта. Шить их пришлось, разумеется, мне. С ужасом думала, что будет, когда мы все это погрузим на собственный горб и потащим в сторону горизонта, но как оказалось в результате вышло не так уж и много. Свой вес не тянет. Плот Кроха пустил на дрова, которые все израсходовал на заготовку мяса, а поплавки от самолета — не поленился, зарыл в песок. От кого уж мы так прятали следы, даже и не знаю. И мы отправились дальше пешком.
Глава 26
Часто просторы степи сравнивают с морем, не понимая, что это значит на самом деле. Формально — постоянно колышущаяся под ветром поверхность травы действительно похожа на воду, но на самом деле главное не это. Просто трава, а она тут по пояс, если не выше, скрывает всё, что творится под ней еще надежнее, чем вода. И кануть бесследно в нее даже намного проще.
Трава для человека не менее чуждая среда. Тут нет риска утонуть, и не стоит опасаться шторма, зато населенность зеленого моря превышает всё мыслимое и немыслимое. Почему-то именно джунгли считают сосредоточием жизни, хотя как раз степь является самым продуктивным биоценозом. Недаром африканский слон — самый крупный, да и прочие земные гиганты водятся непосредственно в саванне. Чем же они умудряются питаться в этой предельно сухой, похожей на пустыню, степи? Ведь тому же слону нужны десятки тонн зелени в сутки.
