Ведьмина зима (ЛП) - Арден Кэтрин (серия книг txt) 📗
— Ты не видел раньше мое лицо? — спросило существо. — Ах, нет, зимой ты видел зверя и тень, но не человека, — он медленно встал на ноги. Они с Константином были почти одного роста. — Не важно. Ты знаешь мой голос, — он опустил взгляд, как девочка. — Я тебе нравлюсь, божий человек? — сторона его лица без шрамов изогнулась в улыбке.
Константин прижался к двери, кулак был у его рта.
— Я помню. Ты — черт.
Мужчина поднял голову, его глаз сиял.
— А? Люди зовут меня Медведем, когда вспоминают. Ты не думал, что рай и ад ближе, чем ты веришь?
— Рай? Ближе? — сказал Константин. Он ощущал все выступы досок за собой. — Бог бросил меня. Он отдал меня чертям. Рая нет. Есть лишь этот мир из глины.
— Именно, — демон развел руки. — Чтобы менять его под себя. Что ты хочешь от этого мира, маленький батюшка?
Константин дрожал всем телом.
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что ты мне нужен. Мне нужен человек.
— Зачем?
Медведь пожал плечами.
— Люди делают работу чертей, да? Так всегда было.
— Я — не твой слуга, — его голос дрожал.
— Кому нужен слуга? — сказал Медведь. Он приближался по шагу, понижая голос. — Враг, любовник, страстный раб — возможно, но не слуга, — его красный язык коснулся верхней губы. — Я щедрый.
Константин сглотнул, во рту пересохло. Его дыхание вырывалось с отчаянием, ему казалось, что стены кельи сдвигаются.
— Что я получу взамен на свою… верность?
— Чего ты хочешь? — спросил черт так близко, словно шептал Константину на ухо.
В душе священника была отчаянная скорбь.
«Я молился все эти годы. Молился. Но ты молчал, господь. Если я и заключаю сделки с чертями, то только из — за того, что ты бросил меня», — этот черт выглядел так, словно слышал его мысли.
— Я хочу забыться в преданности людей, — он впервые озвучил эту мысль вслух.
— Готово.
— Я хочу удобства князя, — продолжил Константин. Он тонул в том глазу. — Хорошее мясо и мягкую постель, — он выдохнул последнее слово. — Женщин.
Медведь рассмеялся.
— И это.
— Я хочу власть на земле, — сказал Константин.
— Насколько позволят твои руки, сердце и голос, — сказал Медведь. — Мир у твоих ног.
— Но чего хочешь ты? — выдохнул Константин Никонович.
Ладонь черта сжалась в кулак с когтями.
— Я хотел лишь свободы. Мой гадкий брат сковал меня на поляне в конце зимы, продолжал так делать много поколений людей. Но теперь ему захотелось другого, и я свободен. Я увидел звезды, ощутил запах дыма, вкус людского страха.
Черт добавил тише:
— Я узнал, что черти стали тенями. Теперь люди командуют их жизнями звуками проклятых колоколов. И я хочу сбросить колокола, свергнуть великого князя, пока я здесь, а еще сжечь весь этот мирок Руси и посмотреть, что вырастет из пепла.
Константин смотрел в восторге и страхе.
— Тебе это понравится, да? — спросил Медведь. — Это проучит твоего Бога за то, что он не слушал тебя, — он добавил после паузы спокойнее. — Вкратце, я хочу, чтобы ты пошел сегодня туда, куда я скажу, и сделал то, что я велю.
— Сегодня? Город беспокоен, и уже за полночь, а я…
— Ты боишься, что тебя увидят после полуночи, общающегося со злом? Это оставь мне.
— Почему? — сказал Константин.
— Почему нет? — парировал Медведь.
Константин молчал.
Черт выдохнул в его ухо:
— Ты бы лучше остался и думал, что она мертва? Сидел в темноте и страдал по ней, мертвой?
Константин ощущал кровь там, где зубы сжали щеку.
— Она была ведьмой. Она заслужила это.
— Но ты не рад этому, — прошептал черт. — Почему, думаешь, я пришел за тобой первым?
— Она была страшной, — сказал Константин.
— Она была дикой, как море, — сказал Медведь. — И полной тайн, как море.
— Мертва, — сухо сказал Константин, словно слово могло отрезать память.
Черт хитро улыбнулся.
— Мертва.
Константин ощутил, как воздух загустел в его легких, он словно дышал дымом.
— Мы не можем мешкать, — сказал Медведь. — Первый удар… должен быть этой ночью.
Константин сказал:
— Ты обманывал меня раньше.
— Могу сделать это снова, — отозвался Медведь. — Боишься?
— Нет, — сказал Константин. — Я ничему не верю и ничего не боюсь.
Медведь рассмеялся.
— Как и должно быть. Потому что только так можно сыграть. Когда не боишься потерять.
6
Ни костей, ни плоти
Дмитрий и его люди разгребали костер на реке. Саша работал с остальными с безнадежным отчаянием. В конце на тающем люду оказалось поле дымящихся бревен. Клетка выглядела как остальное горелое дерево, и они едва могли различить, где остались ее части. Толпа убежала, это была самая холодная и темная часть ночи. Они стояли среди угасающего огня между холодной землей и весенними звездами.
Ужасная сила вдруг пропала из тела Саши. Он прильнул к боку своей лошади, от которой пахло дымом. Ничего. От нее ничего не осталось. Он не мог перестать дрожать.
Дмитрий убрал волосы со лба, перекрестился и тихо сказал:
— Упокой господь ее душу, — он опустил ладонь на плечо двоюродного брата. — Никто не может совершать месть в моем городе без моего ведома. Ты получишь отмщение.
Саша молчал. Но великого князя удивило выражение лица двоюродного брата. Горе, конечно, гнев. Но… растерянность?
— Брат? — сказал Дмитрий.
— Смотрите, — Саша отбросил ногой бревно, другое, указал на обломки клетки.
— Что? — с опаской сказал Дмитрий.
— Костей нет, — сказал Саша и сглотнул. — Как и плоти.
— Сгорели, — сказал Дмитрий. — Огонь был горячим.
Саша тряхнул головой.
— Он недолго горел.
— Идем, — сказал Дмитрий, теперь переживая. — Брат, знаю, ты хочешь, чтобы она была живой, но она умерла. Она не может вернуться.
— Не может, — Саша глубоко вдохнул, но еще раз осмотрел адскую черно — красную реку, а потом резко пошел к лошади. — Я пойду к сестре.
Испуганная тишина, а потом Дмитрий понял.
— Хорошо, — сказал он. — Скажи княгине Серпухова, что я… сожалею о ее потере и твоей. Она… была смелой девушкой. Господь с тобой.
Лишь слова. Саша знал, что Дмитрий не жалел о смерти Васи, она была проблемой, которую он не знал, как решить. Но в костре не было костей. А Вася… с ней ничего нельзя было предсказать. Саша повернул лошадь и разогнал ее по холму к посаду и вратам Москвы.
Дмитрий повернулся, хмурился и кричал приказы страже. Он очень устал, и теперь в Москве было два пожара, и второй был не менее разрушительный, чем первый.
* * *
Врата Ольги были разбиты, двор — затоптан. Но Дмитрий послал всех людей, которых можно было выделить. Они навели порядок, не дали обворовать строения. Двор был тихим.
Саша миновал людей Дмитрия с тихим словом. Несколько конюхов остались, когда толпа пошла к реке. Саша разбудил одного в конюшне и отдал ему поводья своей лошади, почти не замирая.
Снег во дворе был примят и в крови, и следы ног и клинков были на двери терема. Испуганная служанка открыла на его стук, но ему пришлось уговаривать ее, чтобы войти.
Ольга сидела у горячей печи в спальне, не спала, все еще была одета. Ее лицо было осунувшимся и серым в свете свечи, тени усталости испачкали ее молочную красоту. Марья в истерике рыдала на коленях матери, черные волосы ниспадали, как вода. Они были одни. Саша замер на пороге. Ольга посмотрела на его вид, грязный, в саже и волдырях. Она побелела.
— Если у тебя новости, это может подождать, — она взглянула на ребенка.
Саша не знал, что сказать: слабая и ужасная надежда казалась глупой после увиденной крови во дворе и горя Марьи.
— Маша в порядке? — сказал он, пересекая комнату и опускаясь рядом с сестрой.
— Нет, — сказал Ольга.
Марья подняла голову и мокрыми и опухшими глазами.
— Они убили его! — всхлипывала она. — Убили, а он не вредил никому, кроме злых, и он любил кашу. Они не должны были убивать его! — ее глаза пылали. — Я подожду, пока Вася вернется, и мы убьем тех, кто его погубил, — она хмуро оглядела комнату, глаза снова наполнились слезами. Гнев пропал из нее так же быстро, как возник. Она упала на колени, сжалась, рыдая в колени матери.
