История Гарнета (ЛП) - Эвинг Эми (полная версия книги .txt) 📗
— Добрый вечер, — говорю я ей с поклоном. — Мой господин, моя госпожа.
Мать выглядит довольной. Я не знаю, чего она ожидала. У меня все-таки есть хоть какая-то воспитанность.
Оказалось, что от нас с Корал никто не ожидает разговоров. Мать и Леди Пера обсуждают, когда и где должна быть свадьба, кто должен ее обслуживать; я пытаюсь прервать их и придумать что-то другое. Но ничего не приходит в голову. Моя будущая жена стоит рядом со мной, и мне даже нечего ей сказать.
Начинают прибывать гости, поэтому Мать переключает свое внимание на них. Корал и я стоим вместе, и перед нами выстраивается небольшая очередь. Всевозможные варианты «Поздравляю» и «Я так счастлива за вас обоих». Пустые слова от пустых людей. Половину из них волнует только то, что они вообще были приглашены. Другая половина, скорее всего, надеется, что я сотворю что-нибудь заслуживающее сплетен.
Подходит Карнелиан с ее компаньоном.
— Полагаю, я должна тебе десять тысяч диамантов, — говорит она с ухмылкой, сжимая руку своего партнера. Должно быть, она наслаждается ситуацией. Довольно необычно видеть ее счастливой, когда я тот, кто несчастен.
— Я не настаиваю, сестренка, — говорю я. — Не хотелось бы, чтобы ты потеряла все свои деньги за один раз.
Ее лицо немного грустнеет, и я чувствую себя виноватым. Но она не может меня оскорблять и думать, что я не скажу что-нибудь в ответ.
— Я желаю вам обоим всех благ, — говорит компаньон, и мне приходится приложить немало усилий, чтобы не закатить глаза.
— Спасибо, мистер Локвуд, — заливается соловьем Корал. Откуда она знает его имя? Я не помню, как его зовут, а он живет в моем доме. Затем я замечаю, что многие женщины в зале оглядываются на него.
Я совсем не понимаю привлекательности компаньонов.
Они отходят от нас, чтобы дать другим оказать нам фальшивые любезности. Я подслушиваю обрывки разговоров, пока тупо улыбаюсь и пожимаю руки.
— … не видела ее еще сегодня.
— Думаешь, она беременна?
— Нет, мы бы знали.
— Я слышала, что Курфюрстина начинает нервничать.
— Чепуха. Курфюрстине не о чем волноваться.
— Но если Графиня хочет, чтобы ее дочь вышла замуж…
В этот момент прибывают Курфюрст и Курфюрстина. Все низко кланяются, и все разговоры прекращаются. Леди, которых я подслушивал, спешат подлизаться к Курфюрстине. Звучало так, будто они говорили о суррогате Матери.
Я чувствую каплю вины, когда вижу Люсьена. Я не рассказал ему о новой виолончели и о том, что сказала Мать в машине в тот день. Но в данный момент суррогат меня не очень волнует.
Я не заметил ее прибытия, но в какой-то момент я замечаю ее в толпе. Она стоит рядом с Матерью, которая беседует с Леди Пера и Курфюрстиной. Люсьен подает Курфюрстине бокал шампанского, и наши взгляды на секунду встречаются.
Мне сдавливает грудь — меня посетило неприятное ощущение. Я чувствую себя загнанным, беспомощным. Куда бы я ни повернулся, везде мне предъявляются требования и ожидания. Я хочу повернуть время вспять, вернуться туда, когда моя жизнь вращалась вокруг вечеринок, которыми я действительно наслаждался, когда суррогаты были лишь маленькими пешками на шахматной доске, молчаливыми предметами рядом со своими хозяйками. По моему бедру стекает капля пота, и я чешу свою промежность, не обращая внимания на то, что я на публике. Что еще Мать может сделать со мной?
— Итак, — говорю я Корал, когда поздравительная очередь заканчивается. — Это было забавно.
Это сарказм, но она с энтузиазмом улыбается.
— Не правда ли? Мне никогда прежде не уделяло внимание столько людей. И все выглядят так мило, да? Поверить не могу, что это все ради нас!
Я так опешил от ее искренности, что на мгновение теряю дар речи. Она не понимает, что мы для них — развлечение? Никто не пришел сюда, потому что их волнует наша свадьба. Мать даже не пригласила моих настоящих друзей. Мы как цирковая программа на пару дней. Через несколько дней мы, скорее всего, нас сменит что-то еще.
Самое грустное — это то, что мне нравилось быть подобным цирком.
— Ага, — говорю я, потому что у меня есть чувство, что если я скажу, о чем думал на самом деле, то она может заплакать. Заиграла музыка, и начались танцы. Карнелиан выводит своего компаньона на танцпол, неловко двигаясь в его руках. Мать танцует со всеми, создавая идеальный образ идеальной хозяйки, смеясь и салютуя бокалом шампанского, и для всего мира выглядит так, будто она по-настоящему счастлива за своего сына.
Вся эта ложь и фальшь… Я вырос в этом окружении, но до этого вечера мне никогда не было настолько тошно.
— Эш Локвуд — весьма желанный компаньон, — говорит Корал, кивая туда, где моя кузина наступает ему на ноги. — Карнелиан повезло, что твоя мама купила его.
— М-м, — говорю я.
— У меня был прекрасный компаньон, — мечтательно говорит Корал. — Его звали Рай. Он был очень забавным.
Не уверен, что сказать на это. К счастью, теперь, когда мы свободны от наших матерей и обязанностей вечеринки, Корал не нуждается в собеседнике для поддержания разговора.
— Знаешь, я собираю миниатюрные чайные сервизы, — говорит она. — У меня их почти две сотни. Самая большая коллекция в Жемчужине. — Она гордо поднимает подбородок. — Некоторые из них датируются эпохой Диаманты Великой.
Миниатюрные чайные сервизы? Она не могла просто читать книги или вышивать крестиком как нормальная девушка? Разве нормальные девушки не этим занимаются?
Она как раз описывает один из сервизов, светло-голубой с изящной детальной росписью в виде стаи птиц в полете, когда меня спасают идущие к нам Мать и Отец. Мать призывает к тишине.
— Благодарю вас всех за то, что присоединились ко мне для празднования этого особенного события! — восклицает она. От меня не ускользает то, что она не упомянула Отца. — Давайте поднимем бокалы за счастливую пару — Гарнета из Дома Озера и Корал из Дома Пера.
Поднимаются бокалы, и люди пьют.
— А теперь, — продолжает Мать, — мой суррогат исполнит для вас небольшую программу. Не пройти ли нам в концертный зал?
Я вижу, как Уильям уводит ее, а затем Мать выводит меня из бального зала, Корал рядом со мной, и все гости следуют за нами по главной лестнице в концертный зал.
— Суррогат твоей матери так чудесно играла на балу у Курфюрста, — говорит Корал. — Я не знала, что она сыграет нам сегодня!
— Я тоже, — говорю я.
Мы занимаем свои места в середине первого ряда. Я замечаю, что Курфюрстина заботится о том, чтобы Курфюрст сидел слева от нее, как можно дальше от Матери. Стул, пюпитр и виолончель уже на сцене. Публика перешептывается, и я вижу, как Карнелиан бормочет что-то своему компаньону, от чего он слегка хмурится.
Затем на сцену выходит суррогат, и весь зал бурно аплодирует. Надеюсь, она снова сыграет ту песню, которая была на балу у Курфюрста. Хоть что-то хорошее произойдет сегодня.
Кажется, она меньше нервничает, может потому что она уже это делала и даже перед большим количеством людей. Она ставит виолончель между колен и оглядывает море лиц, будто она Рид Пурлинг или какой-то другой музыкант, будто ей платят за то, что она здесь. Словно она главная на этой сцене, хотя бы на мгновение.
Ее стоит за это уважать.
Она переворачивает страницу на пюпитре, поднимает смычок и начинает играть. К моему удовольствию, это та же самая песня с бала Курфюста. Я даю нотам омыть себя водопадом звука. Я снова думаю о своей клетке, о ходе жизни, и что я мог бы сделать, если захотел, если бы имел свободу выбора. Кого бы я выбрал в жены? Я думаю обо всех девушках, которых когда-либо целовал, которым улыбался, флиртовал, и ни одна из них не заставляет меня хоть что-то почувствовать. Разве ты не должен хоть что-то чувствовать? Или это просто устаревший взгляд, возникший у меня в голове после чтения огромного количества сказок в детстве? Между моими мамой и папой определенно нет любви, как и у родителей моих друзей, если уж на то пошло.
Я никогда не задумывался, как это грустно.
