Воронята (ЛП) - Любительский перевод (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
И он пропустил часть про магию и энергетическую линию.
— Это сумасшествие, — сказала Эшли. Ее глаза замерли на журнале. — Почему ты думаешь, что он здесь?
Было два возможных варианта ответа. Первый был основан на простой истории и подходил для бесконечного общего потребления. Второй добавлял в уравнение элементы предсказаний и магию. Иногда, в некоторые хреновые дни, Адам верил первому варианту и только ему. Но быть другом Гэнси означало чаще надеяться на второй. Тут, к неудовольствию Адама, Ронан был не превзойдён: его вера в сверхъестественное объяснение была непоколебима. Убежденность Адама же была несовершенна.
Эшли, то ли потому что она была временной, то ли потому что ее считали скептиком, получила историческую версию. Своим лучшим профессорским голосом Гэнси объяснил немного о валлийских названиях местности, артефактах пятнадцатого столетия, найденных в земле Вирджинии, и историческом подтверждении раннего, до колумбийского, прибытия в Америку.
В середине лекции, Ноа — третий, затворнический житель Фабрики Монмут — появился из маленькой комнаты рядом с той, которая, как утверждал Ронан, была его спальней. Кровать Ноа делила крохотное пространство с каким-то таинственным оборудованием, Адам считал, это была своего рода печатная машинка.
Ноа, ступив дальше в комнату, не столько улыбался Эшли, сколько вытаращил глаза на нее. Он не очень-то был хорош в общении с новыми людьми.
— Это Ноа, — представил его Деклан.
Он произнес это таким тоном, который сразу подтвердил подозрения Адама: Фабрика Монмут и парни, что жили здесь, были туристической остановкой Деклана и Эшли, лишняя тема для беседы за поздним ужином.
Ноа протянул руку.
— Ой! У тебя холодная рука. — Эшли прижала пальцы к кофте, чтобы их согреть.
— Я был мертв семь лет, — сказал Ноа. — Они настолько теплые, насколько получилось.
Ноа, в отличие от его безупречной комнаты, всегда выглядел немного неопрятным. Было что-то неуместное в его одежде, его, в основном, зачесанных назад светлых волосах. Его небрежная униформа всегда заставляла Адама чувствовать себя хуже, чем он мог вытерпеть. Было трудно ощущать себя частью Аглионбая, стоя рядом с Гэнси, чья хрустящая-как-Джордж-Вашингтон белая рубашка с воротником стоила больше, чем велосипед Адама (любой, кто утверждал, что нельзя отличить рубашку, купленную в молле, от рубашки, сделанной талантливым итальянцем, никогда не видел последнюю), или даже с Ронаном, кто тратил девятьсот долларов на татуировку, только чтобы вывести брата из себя.
Эшли вынужденно захихикала, но была прервана открывшейся дверью спальни Ронана. На лице Деклана появилось такое выражение, будто туча закрыла солнце и всё, светило из-за неё больше никогда не выглянет.
Ронан и Деклан Линч были, бесспорно, братьями: с теми же темно-каштановыми волосами и острым носом, но Деклан был тверд, там, где Ронан был хрупок. Модная прическа Деклана и улыбка говорили: «Голосуйте за меня», в то время как короткая стрижка Ронана и тонкий рот предупреждал, что эта особь была ядовитой.
— Ронан, — заговорил Деклан. В телефонном разговоре с Адамом ранее он интересовался, когда Ронан будет недоступен. — Я думал, у тебя теннис.
— Был, — ответил тот.
Наступила минута молчания, за которую Деклан решал, что он хотел сказать, чтобы это услышала и Эшли, а чего ей не стоило бы слышать. А Ронан наслаждался эффектом, оказываемым на брата неудобной тишиной. Два старших брата Линч — а всего в Аглионбае их было трое — имели разногласия столько, сколько Адам их знал. В отличие от большей части мира, Гэнси предпочитал Ронана его старшему брату Деклану, и отношения натянулись. Адам подозревал, что предпочтение Гэнси заслужила искренность Ронана, даже если он был ужасен, ведь с Гэнси честность на все золота.
Деклан передержал паузу, и Ронан скрестил руки на груди.
— Перед тобой, Эшли, практически настоящий мужик. Тебя ожидает великолепная ночь с ним, а затем, завтра, великолепная ночь ожидает какую-нибудь другую девицу.
Где-то далеко, у них над головами, жужжали и бились в оконное стекло мухи. За Ронаном, его дверь, вся увешанная копией его штрафами за превышение скорости, мгновенно захлопнулась.
Рот Эшли не выдал очередного «О», так как расплылся в поперечном «D». И вот опять после слишком долгой паузы, Гэнси стукнул Ронана по руке.
— Он сожалеет, — сказал Гэнси.
Рот Эшли медленно закрылся. Она перевела взгляд с карты Уэльса на Ронана. Он верно выбрал оружие: горькая правда.
— Мой братец… — начал было Деклан, но не закончил фразу.
Ему просто нечего было еще добавить. Ронан и так проявил себя во всей красе, и уже всем всё доказал, что хотел. Поэтому Деклан сказал:
— Мы сейчас же уходим. Ронан, мне, кажется, ты должен пересмотреть своё…
Но он опять не закончил фразу, потому как не нашел подходящих слов. Его брат позаимствовал у него все броские эпитеты. Деклан поймал Эшли за руку, отвлекая девушку от рассматривания квартиры, и потащил её к двери.
— Деклан, — начал Гэнси.
— Даже не пытайся, как-то всё исправить, — предупредил Деклан.
Когда он уже вытащил Эшли на крошечную лестничную клетку, а потом и вниз по лестнице, Адам слышал, как Деклан уже начал ездить девушке по ушам:
— У него проблемы, я же тебе говорил, я старался так подгадать, чтобы его здесь не было. Он обнаружил отца, и у него все пошло кувырком. Давай пойдем и перекусим морепродуктами. Тебе не кажется, что мы и сами сегодня выглядим как омары? Да, так и выглядим.
В тот момент, когда дверь закрылась, Гэнси сказал,
— Ну ты даешь, Ронан.
Выражение лица Ронана, говорило о том, что он всё еще не успокоился и с удовольствием бы продолжил быть возмутителем спокойствия. В его кодексе чести не было места ни для измен, ни для случайных связей. Не то, чтобы он не мог их оправдать, он просто не мог их принять.
— Ну, так он же шлюха, только мужского пола. И это не твоя проблема, — сказал Гэнси.
Вообще-то, по мнению Адама, Ронан не был и проблемой Гэнси, но они уже выдвигали этот аргумент.
Одна из бровей Ронана приподнялась, острая как бритва.
Гэнси закрыл свой журнал и завязал на нем веревочки.
— Со мной это не прокатит. У неё нет ничего общего ни с тобой, ни с Декланом.
Он произнес слова с «тобой» и с «Декланом», как будто это были физические объекты, нечто такое, что можно поднять и рассмотреть со всех сторон.
— Ты паршиво к ней отнесся. Ты и всех нас заставил выглядеть погано.
Ронан выглядел виноватым. Но Адам не купился на это, он прекрасно знал, что Ронану ничуточки не стыдно за свое поведение. Единственное за что тому было неудобно, что при его перепалке с братом присутствовал Гэнси и видел его таким. То, что жило между братьями Линч, было достаточно мрачным, чтобы вовлекать еще чьи-либо чувства.
Но, Гэнси, безусловно, всё это знал, так же как и Адам. Он провел большим пальцам туда-сюда по своей нижней губе. Привычка, которую он казалось, не замечал, а Адам так и не удосужился ему о той сказать. Перехватив взгляд Адама, он сказал:
— Господи, теперь я чувствую себя грязным. Пошли к Нино. Закажем пиццы, и я позвоню медиуму, а весь мир пусть катиться к черту.
Именно поэтому Адам мог простить эту поверхностную глянцевую версию Гэнси, с которой он поначалу познакомился. Из-за его денег, славного имени его семьи, из-за того, что у него такая красивая улыбка и из-за того, что он так легко мог рассмеяться, из-за того что он нравился людям (несмотря на его опасения, что всё было совсем наоборот) и они отвечали ему взаимностью. Гэнси мог подружиться с кем угодно, если бы захотел. А вместо этого, он выбрал их троих, трех парней, которые, по трем различным причинам, могли бы так и остаться одинокими, без друзей.
— Я не иду, — сказал Ноа.
— Требуется побыть в одиночестве? — осведомился Ронан.
— Ронан, — отрезал Гэнси, — спрячь оружие в ножны. Ноа, мы не станем заставлять тебя есть. Адам?
Адам поднял отвлеченный взгляд. Его разум блуждал где-то между плохим поведением Ронана и интересом Эшли, проявленным к журналу, и он задался вопросом, было ли это больше, чем просто людским любопытством, возникающим при встрече с Гэнси и его навязчивыми прибамбасами. Он знал, что Гэнси решит, будто он чрезмерно подозрителен и проявляет излишнее собственничество в поиске, который Гэнси был бы рад разделить с большинством людей.
