Туман и гроза (СИ) - "Lacysky" (полная версия книги txt) 📗
— О… э… — кажется, он совсем не ожидал того, что с пациентами придётся разговаривать. — Я вас разбудил?
— Это даже к лучшему, — успокаивает его Кристина и аккуратно садится на кровати, морщась от того, как тяжело даётся каждое движение. — Расскажите, где комната для девочек и когда я могу вернуться к занятиям?
Казалось, события прошлой ночи были очень давно. Ей хочется ворваться в оранжерею магических растений, посмотреть на пегасов, вспомнить, как управлять светом. Палата выглядит слишком обыденно, будто вытащенная из мира немагов.
— Вас не велено никуда выпускать, — горячо возражает лекарь, поправляя шапочку, которая ему явно велика. Впрочем, как и халат, который бесформенно висит на его долговязой фигуре.
— Даже в туалет?
Кончики ушей под шапочкой краснеют от смущения.
— После палаты сразу направо, — бормочет он, хватает несколько банок и торопится выйти в коридор, на ходу тараторя. — Только никуда не уходите, я сейчас старшую лекарку позову. И скажу, чтобы завтрак несли. Или сначала анализы? Ох, сейчас-сейчас, я всё узнаю!
Кричит он уже в коридоре, оборачиваясь на ходу, одновременно удерживая охапку банок и пытаясь снова поправить шапочку. Кристина сомневается, что сможет уйти куда-то дальше коридора. Ломота в теле и жуткая слабость позволяют только с трудом дойти до туалета и ванной.
Стоит ей умыться и вернуться в палату, как туда входит заведующая лечебницей. Невысокая и крепкая, волосы заколоты под белоснежную косынку. Слева на халате блестит небольшой значок, который ловит солнечного зайчика. Кристина пытается понять, что изображает значок, но блики мешают.
Лекарь что-то сумбурно объясняет, комкая в руках шапочку и сутулясь ещё больше.
— Захар, успокойся, — одёргивает она лекаря и обращается к Кристине. — Здравствуй, меня зовут Вера Григорьевна. Мне нужно взять у тебя пробу силы и кровь на анализ. Надо понять, что с тобой случилось.
— Я и так могу рассказать.
Она не любит лечебницы и не верит в мягкие убеждения лекарей. Стерильность палаты и белые стены давят, ей не хватает воздуха. И даже распахнутых настежь окон мало.
— Знаю, — мягко отвечает Вера Григорьевна, наклоняется и смотрит на показатели механизма. — Так, пульс в порядке. Но меня интересует твой организм, а тут уж извини — надо спросить у него самого. Это не больно.
Какая глупая ложь. Всегда бывает больно. Кристина застывает, вспоминая взгляд старшей сестры в лечебнице, который цеплялся за всех, кто был рядом. Лизе тоже обещали, что будет легко и просто. Один маленький укол, освежающий эликсир… та ночь была полна отчаянных криков и страшной боли.
С другой стороны, хорошо, что всё обошлось. Лиза так навернулась со своего мотоцикла в тот раз, что на мгновение Кристина успела поверить в худшее. Она никогда не видела сестру такой… сломленной от боли.
— Нет, — качает головой Кристина, подтягивая колени к груди. — Я не согласна.
Сейчас она ощущает себя отчаянно одиноко, отрезанная от остального мира стенами палаты. Ей хочется вдохнуть полной грудью — и не получается.
Вера Григорьевна присаживается на край кровати, касаясь своей сухой ладонью пальцев Кристины. «Не надо, — проносится в голове. — Не надо меня успокаивать и трогать». Скажи она это вслух, окончательно покажет себя капризным ребёнком.
— Солнышко, никто тебе не хочет навредить. Это не страшно и не больно, правда.
Ты не будешь знать страха и боли. Слова вспыхивают в голове, обжигают, касаются, как тени. К горлу подкатывает тошнота. Кристина падает в темноту, полную шепота, смрадного дыхания и ледяных прикосновений.
Вера Григорьевна обхватывает её запястья в желании успокоить. Кристина вскакивает на кровати, прижимаясь спиной к шершавой холодной стене. В теле всё ещё болезненная слабость, но сейчас она забыта под волной злости.
— Только посмейте до меня дотронуться. Вы хотели узнать, в порядке ли моя сила? Пожалуйста.
В белизне и стерильности палаты лечебницы поднимается вихрь с запахом моря, который сметает со стола все пробирки и склянки. Лёгкие кружевные занавески рвутся с карнизов, вздымаясь парусами. Захар не удерживает шапочку, и клочок синей ткани кружит в водовороте воздуха. Вера Григорьевна отшатывается, спохватывается, и из пола вырастает каменный щит, окружая её и лекаря.
Кристина неловким прыжком приземляется на холодный пол. Главное, выбраться на воздух. Ещё влажный после уборки пол холодит босые ступни, волосы путаются и липнут на лицо от бурного ветра.
Звенят окна. Осколки осыпаются на пол.
Вперёд к солнцу и воздух даже сквозь стены. Дышать. Не быть запертой в клетке больницы.
И всё же энергия магии ещё не до конца ожила. Вихрь срывается с рук, крушит всё вокруг в последнем порыве… и опадает безмятежным бризом. Кристину шатает. Ей хочется осесть на пол, но это непозволительная слабость. Главное, сила осталась с ней. Потому что на мгновение ей показалось, что у неё её отняли.
В коридоре слышны быстрые шаги, и через мгновение в палату заходит Кирилл, медленно оглядываясь по сторонам. Под его высокими шнурованными ботинками хрустит стекло: осколки разбитых банок. Кристина чуть не спотыкается о него взглядом. О его решительные и быстрые движения, о чёрную косоворотку навыпуск над тёмно-серыми брюками. Форма стража как никогда ему идёт.
— У вас, я посмотрю, тоже доброе утро. Как самочувствие после теней?
— Кирилл Романович, она отказывается сдавать анализы… — начинает Вера Григорьевна. Каменный щит тут же осыпается комьями земли на белоснежный пол. Бледный и испуганный Захар поднимает с пола измятую шапочку и аккуратно водружает её обратно на голову.
— Я спрашивал не у вас. Кристина, что тут произошло?
Она чувствует, как краска заливает её лицо. Теперь её вспышка кажется дуростью.
— Они хотели взять пробу силы. Как вчера. Вчера уже это сделали.
— Что сделали? — Кирилл вскидывает руку перед заведующей, которая снова пытается встрять.
— Когда пришли тени, с ними пришёл ещё кто-то. Он или она, я не знаю, взял кровь из вены. Вот.
Под закатанным рукавом серой пижамы чёрный синяк на сгибе локтя. Вся вена почерневшая как тонкая нить.
— Кирилл Романович, успокойте её, пожалуйста, и пусть она отлежится несколько дней. Девочка же уставшая совсем, — сбивчиво причитает Вера Григорьевна. — Сейчас тут такой ураган выпустила! Вон, сколько побитого теперь.
Она морщится и пинает носком белого ботинка кучу пыли, оставшуюся после щита. Неосознанно Кристина хватается за сильную руку Кирилла, стискивая ткань рубашки. Ей кажется, что он вздрагивает.
— Я хочу на воздух, — она старается, чтобы это звучало не капризом, а просьбой.
Кирилл смотрит ей в глаза несколько секунд и кивает. Её рука безвольно соскальзывает с его предплечья, когда он отступает к выходу.
— Прошу прощения, мне надо её допросить. Одевайся. Я подожду в коридоре.
— Какой допрос?! У вас совесть есть?! — Вера Григорьевна похожа на кипящий чайник с красными щеками и возмущением в голосе.
Кристина уже собирает по палате разлетевшиеся водолазку и джинсы. Кирилл замирает у выхода, придерживаясь рукой за косяк. Он не оборачивается, когда слова слетают и остаются в воздухе тенями.
— Не знаю насчёт совести, но у меня есть Служба.
Вместо мягкой серой пижамы привычные джинсы и свитер под осеннюю погоду. Удобные для прогулок мартинсы под кроватью. Последний взгляд на палату — но вокруг только осколки стекла и опавшие занавески. Сейчас после страха и злости в лечебнице ей стыдно от своего поведения.
— Извините, — неловко бормочет Кристина. — Мне здесь слишком тяжело. Я приду на обследование.
Ей в спину укоризненное молчание и запах разлитого спирта.
***
На улице по-осеннему тепло и пахнет жареными каштанами, которые продают с маленьких тележек на колёсах волонтёры одного из студенческих обществ. На лужайках Академии рассыпаны разноцветные пледы, похожие издалека на огромные цветы. В такую погоду многие предпочитают колдовать на свежем воздухе в перерывах между занятиями. Одна группа даже вытащила алхимический стол с инструментами и колбами.
