Слезы (СИ) - Шматченко Мария (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
— Адриан, что с тобой происходит? — но юноша молчал, опустив голову. — Ну, я же вижу, что что-то не так… Расскажи мне.
Её голос звучал мягко и нежно. Но бывший раб не из вредности, не из-за капризов молчал, просто не хотел беспокоить госпожу, жаловаться ей. К тому же Адриан всё-таки был мужчиной, хотя ещё совсем молодым, но мужчиной…
— Я понимаю… — уговаривала она. — Я понимаю, как тебе тяжело сейчас… Тебе больно, и я восхищаюсь твоим терпением, смирением. Я бы так не смогла. Мне даже представить страшно, что было бы со мной. Пойми, я не лезу к тебе в душу. Не хочу лезть. Просто мне важно понять… — Фелиция погладила его по голове. — Ты мне очень дорог. Эта боль ест тебя… иногда надо дать ей выход… Ты ж так с ума сойдёшь… Что с тобой происходит? Вы все такие, что ли, мужики? Стыдно признаться?
— Признаться в чём? — неуверенно спросил он, понимая, что так долго молчать уже неприлично.
— В том, что тебе больно, может быть, страшно…
Голос её звучал по-прежнему мягко, но Адриан словно бы забыл все слова, словно оцепенение какое-то завладело всем его существом. Быть может, он и сказал бы, да отчего-то не мог. И леди начала уговаривать племянника, говоря, что он всего лишь человек, что он не железный, и в жизни чего только не бывает. И так получилось, что судьба была безжалостна к нему… А может, кто-то другой. Фелиция клялась Адриану, что она с ним, и никогда не оставит. Она просила рассказать, что происходит. Просила не стыдиться своей боли, ведь боль не значит слабость.
— Расскажи мне. Не бойся. Помнишь, когда ты был ещё маленьким, мы сидели на скамейке? Я научила тебя писать и читать… Ты никогда меня не боялся. Моё отношение к тебе не изменилось. Я по-прежнему очень люблю тебя.
— Вы всегда были добры ко мне. Спасибо вам за всё.
— И всегда буду… — Фелиция снова погладила его по голове, чтобы успокоить скорее себя. — Тебя… тебя пытали?
Её вопрос прозвучал очень вкрадчиво, осторожно и тихо… Адриан вздрогнул.
— Да… — почти неслышно ответил он после некоторого молчания.
Женщина, его родная тётя, — но юноша об этом не знал, — опустилась на пол и села перед ним на колени. Она взяла его руки, как тут же он тоже опустился на колени, ведь нехорошо, что госпожа на полу, а раб на диване.
Леди рассмеялась, спросила, чего это он сел, и велела сесть обратно на диван, но тот замотал головой, мол, не сяду.
— Ну, что мне с тобой делать?
— Я не могу сидеть на диване и спокойно смотреть, как моя госпожа стоит передо мной на коленях.
— Ну, и ладно! — снова засмеялась она. — Я тогда тоже не сяду! Мне твои глаза нужны, а ты в упор на меня смотреть не хочешь… — и уже мягко спросила его, продолжая их разговор: — И ты боишься, что это повторится, что тебя снова отправят туда… в… в… на живодёрню?
— Они уволились… Я с тех пор не видел их больше, но, говорят, они сказали, что, хотя очень интеллигентны, но не потерпят, чтобы им мешали делать своё дело, врываясь и прерывая работу… Их нет… Разумом я понимаю, что… они не достанут меня, а сердцем…
— Боишься?
— Да…
— Радость моя, чтобы там ни было, чтобы не случилось, если они, или кто-то другой попытаются это повторить, мы этого не допустим. Да Фил любому укажет на место! В тюрьме. Не бойся.
— Я очень благодарен сэру Филиппу и вам.
— Я знаю, соты мои медовые, — кажется, она уже научилась тоже звать его ласковыми прозвищами. — Какими бы страшными ни были воспоминания, помни всегда, что теперь ты не один, и этого никогда-никогда не повторится, — она поднялась. — Давай вернёмся на диван. Вставай, моя лапочка. Садись. Что они с тобой сделали?
Эх, опять эти «солнышки» и «лапочки», но сама «радость» уже научился не обращать внимания.
— Что сделали? — переспросил Адриан.
— Как это произошло…? — мягко ответила она, но голос её от чего-то дрогнул.
— Как? Прошу вас, моя госпожа, не заставляйте меня вспоминать об этом. Это было как в аду… Я в оба раза терял сознание, потом они приводили меня в чувства, чтобы продолжить работу.
— Оба раза? — изумилась леди. — Это два раза было?
— Да…
— Бедняжка мой! — она порывисто, неожиданно обняла его и бережно прижала к себе.
Фил не сказал матери, сколько раз наказывали Адриана, чтобы не пугать ее, а тут, оказывается, его ни один раз отправляли в большой дом на окраине ранчо, а два.
Она просила прощения за то, что воскресила в нём воспоминания…
— Почему? За что? — прошептала она.
— Я не знаю, — отозвался Адриан, думая, что вопрос адресован к нему. — Я рассердил своего господина, плохо себя вёл…
— Рассердил? Плохо себя вёл? Ты не в чём не виноват, — прервала его Фелиция и заглянула ему в глаза, наполненные слезами. — Тут нет твоей вины. Не пытайся отыскать её. Просто одному мерзавцу пришло в голову это с тобой сделать. И живодёры поиздевались по его приказу.
Но Адриан попытался оправдать господина, предположив, что, может, он и не приказывал, может, это «чисто их творчество».
— Как и ты их работу называешь, — усмехнулась Фелиция. — Тоже мне творчество! По его приказу. Он в таком случае их сам бы выгнал, ведь те чуть до смерти тебя не довели.
— Да? У меня была мысль, что приказано было только… только высечь, а они… — и тут он закрыл лицо руками. — О Боже! Что я делаю? Я не имею права вам этого рассказывать…
— Почему? — Фелиция погладила его по спине. — Имеешь…
— Жаловаться на своего господина для меня непозволительно. Такой раб заслуживает наказания. Моё дело только терпеть. Он имел права, а я, как эгоист…
— Никакой ты не эгоист! — тут же прервала его леди. — Поделись со мной… Как они приводили тебя в чувства, когда ты терял сознание?
Фелиция корила себя за эти вопросы, но она думала, что Ларри и Берти ударили чем-то её любимого племянника, и причина его замкнутости и отстранённости ещё и в этом. Тогда тут надо бить тревогу. И юноша, преодолев себя, собравшись с духом, ответил, что Берти и Ларри обливали его водой, в основном, чтобы привести в чувства. Иногда били по щекам, подносили что-то с резким запахом.
— Или… Или… — его брови насупились, на ресницах заблестели слезы, ему было тяжело это вспоминать. Тёплая ладонь леди Фелиции накрыла его руку, и юноша продолжил. — Или… или один из них целовал меня, чтобы мне не чем становилось дышать, и тогда я приходил в себя.
Женщина, услыхав такое, даже отпрянула назад, схватившись за сердце.
— Целовал?! Куда?! — воскликнула она в полном ужасе, боясь услышать самое противное.
— В губы. Видимо, я дышал ртом…
— Боже… Он ненормальный… Они тебя по голове не били?
— Не помню. Нет, наверное. Им было запрещено трогать голову и лицо…
— Может, ещё спасибо сказать? — усмехнулась Фелиция. — Это всё потому, что ты очень красивый, ему было бы жалко, если тебе испортили бы лицо.
Адриан ни слова не проронил в ответ. Она смотрела на его лицо, освещённое свечами на люстре, смотрела, как блестят его прекрасные глаза от подступивших слез. Боже, что с ним сделал этот проклятый Джеральд?! До чего доводит порою ревность!
— Спасибо мистеру Томасу и господину Филиппу, — произнёс после некоторого молчания племянник. — Они меня у них забирали.
— Бедняжка… — она снова обняла его. — Я понимаю тебя. Это было бесчеловечно. Мне самой больно всё это осознавать. Ты неправ, Джеральд не имел права этого делать. Господь так не велел. Он учил нас добру и милосердию. И умер на кресте за всё человечество без исключения. Не останавливай слёзы, мой хороший, не стыдись их. Этого больше никогда не повторится. Всё в прошлом. Знаю, это трудно забыть. Но постарайся, а если не получается, не надо, не заостряй внимания. Просто научись с этим жить. И помни, здесь нет твоей вины, ты не грязный, ты не ничтожество, если так получилось, ты не очерняешь никого и ничего своим присутствием. Наоборот, освещаешь. Поверь мне, ведь я всегда любила тебя.
— Я тоже люблю вас, и никогда не забуду вашей доброты. Спасибо вам за всё.
