Леонтоподиум. Книга I-II (СИ) - Васильева Алиса (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗

Васильева Алиса

Леонтоподиум Город Эдельвейсов

Все персонажи являются вымышленными, любые совпадения с реальными людьми или событиями случайны.

Алик

У меня смешанные чувства по поводу охоты. С одной стороны, я не люблю ловить беглецов. Что бы обо мне ни говорили, чужие страдания не доставляют мне удовольствия. Конечно, мои собственные страдания доставляют мне еще меньше радости, поэтому я не склонен проявлять к беглецам сочувствия. Но не проявлять сострадания не значит не чувствовать его.

Это с одной стороны.

С другой стороны, охота дает возможность для многочисленных мелких удовольствий. Можно, например, купить пару новых книг и журналов. Всем настолько плевать на меня, что я практически беспрепятственно могу пронести в Леонтоподиум несколько запрещенных товаров. Я собрал дома довольно-таки внушительную библиотеку. Если бы ее кто-нибудь обнаружил, у меня были бы проблемы. Но ко мне отродясь никто не заходит в гости. Я не слишком популярен в родном городе.

Еще можно съесть мороженое. Обычно за охоту я съедаю десять-двенадцать стаканчиков. Мороженое на палочке мне не нравится — его приходится есть слишком быстро, иначе оно течет и пачкает одежду. Не то что бы это сильно ухудшало вид моего плаща — его вообще трудно чем-нибудь еще испортить, просто я не люблю тающее мороженое. А еще можно послушать уличных музыкантов. Музыку я люблю, а дома, по понятной причине, можно послушать только Вадика с Павликом. Ничего не хочу сказать о них плохого, их бряцанье на оголенных нервах таланта очень спасает от серого гула, я кручу их записи постоянно, но любить творчество моих братьев сложно. К удовольствию музыка «Кристы» не имеет никакого отношения.

В последнее время побеги из города участились, я выбираюсь на охоту регулярно и преимущественно по одному и тому же маршруту, так что даже выработал определенный ритуал. Выхожу из метро и сразу иду слушать двух девчонок в переходе. Одна играет на скрипке, вторая — на гитаре. Иногда та, которая с гитарой, еще и поет, но поет она не особенно хорошо, я предпочитаю чистую музыку. Они это уже поняли и, когда я появляюсь, просто играют. Поначалу с ними было сложно — после того, как я впервые отобрал у них деньги, они даже пытались убегать и кричать, но потом привыкли. Теперь, когда я прихожу, они всегда начинают с моей любимой песни — лав-стори. После трех-четырех мелодий я забираю деньги из их шляпы и иду покупать первый стаканчик мороженого с орехами и изюмом.

В метро мало книг и много журналов. Я предпочел бы, чтобы было наоборот, но тут ничего не поделаешь, такова жизнь. Зато в подземных киосках продаются альбомы. Я купил Куинджи и Ге. Бабуля-продавщица всегда очень недовольно смотрит на меня, но не гонит. И на том спасибо. Вот в книжных магазинах меня, например, вообще не замечают. Я для охранников и продавцов пустое место, а воровать книги запрещено. Принцесса Рада запретила нарушать законы Федерации.

Запугать девчонок, нелегально играющих в метро, которые к тому же явные кандидатки на эмиграцию в Леонтоподиум, — это одно. Они вроде как вне закона, почти наши. А вот нарушить законы Федерации в отношении ее добропорядочных граждан — это совсем другая история. Если я хоть раз выкину что-нибудь подобное, то до конца своих дней буду подметать улицы Леонтоподиума. В том смысле, что я, конечно, и так буду их подметать, но если разочаровать Раду, то это станет моим единственным и беспрерывным занятием. Поэтому я довольствуюсь книжным ларьком в метро.

Поезд замедлил ход. Я пропустил всех выходящих пассажиров и тоже вышел на платформу. День обещал быть очень приятным. Мои девчонки, как обычно, играли. Та, что со скрипкой, заметила меня первой и толкнула локтем подругу. В меня впились две пары ненавидящих испуганных глаз. Те, кто меня вообще замечает, обычно смотрят именно так. Я прислонился к стене, поглубже натянул капюшон и стал слушать.

Я люблю лав-стори. Мне не нужны слова, я и так знаю, о чем песня. Это один из моих немногочисленных талантов — понимать, о чем мелодия, даже если в ней нет слов. С книгами то же самое. Строго говоря, я не умею читать, но, если долго листать книгу, я способен вполне сносно уловить сюжет, иногда даже кое-какие особенно яркие подробности. Я вот недавно купил книгу про трех друзей и их собаку, так она просто стала моим самым большим сокровищем. Я к ней, даже можно сказать, пристрастился. Когда бывает совсем тошно, я ее листаю. Там про путешествие по красивой реке и беззлобный смех, и все в солнечных светлых тонах. Таких книг в метро больше нет. Я перещупал все книги в киоске бабули, но ничего похожего так и не нашел. В основной массе метрошные книги бесцветные и по вкусу как пережеванная вареная капуста. В смысле, если капусту сначала сварить, потом пожевать, выплюнуть, а затем снова попытаться пожевать. Ну, вот только не надо спрашивать, откуда я знаю про вкус такой капусты. Просто я иногда бываю в соответствующем состоянии.

Мои музыкантши доиграли лав-стори, переглянулись и заиграли Моцарта. Тоже хорошо. Это была мелодия про небо, такое, которое обычным людям не видно даже из Федерации, не то что из Леонтоподиума. Над Леонтоподиумом вообще нет неба. Мне бы очень хотелось забрать диск с такой музыкой в свой город, но там, как я уже говорил, и музыки тоже нет. Только то, что играют наши принцы. Потом была песня про отель, в который, случайно попав, хрен выберешься. Я не очень уверен, что с отелем все обстоит именно так, ведь слов этой песни я никогда не слышал, а прикол с билетом только на вход очень уж напоминает Леонтоподиум, так что тут, возможно, я немного изменил смысл мелодии в угоду своему мироощущению. От этой песни у меня всегда мурашки.

А потом такой многообещающий день стал портиться. Эти две идиотки вдруг заиграли песню Вадика и Павлика «Закрой свое сердце». Я даже вздрогнул от неожиданности. Как будто мне этого в Леонтоподиуме мало! Слушать музыку сразу расхотелось.

Я присел и потянулся к зеленой шляпе с красным бантом. И тут день стал еще хуже. Гитаристка дернулась ко мне.

— Оставь, ублюдок! Нам нужны эти деньги! — взвизгнула она.

Идиотка хотела схватить меня за руку, но у нее, конечно, не получилось. Если бы у меня было время подумать, я, скорее всего, поступил бы иначе. Но думаю я медленно. А нож выхватываю быстро. Два пальца упали в шляпу, на чьем зеленом брюхе, как опухоль, быстро разрасталось бурое пятно. Девушка закричала. Вторая бросилась к ней. Я вытащил из шляпы купюры, пока их не залило кровью, и облизал лезвие ножа. Надо уходить. На девушек стали оборачиваться прохожие.

— Забирай все! Ты псих сумасшедший! — закричала на меня скрипачка.

Она пнула шляпу, и монеты со звоном рассыпались по полу. Я не стал их собирать, зато подобрал отрезанные пальцы и сунул в карман. Девушки затихли, в ужасе глядя на меня.

— Ты же сказала, что я могу забрать все, — пожал я плечами.

— Мы же ничего тебе не сделали, — простонала гитаристка.

Она прижимала окровавленную руку к груди, и по ее светлому свитеру ползла причудливая клякса.

— Из-за каких-то денег, урод! Ради тысячи рублей! — всхлипывала ее подруга.

Я не ответил и поспешил по переходу, расталкивая остановившихся зевак. К девушкам уже спешил полицейский.

— Я порезалась порвавшейся струной! — услышал я голос гитаристки.

Можно было, конечно, объяснить этим двум дурам, что это не из-за денег. Я просто очень не люблю, когда ко мне тянут руки. Ничем хорошим, по моему опыту, это не заканчивается. Можно было бы даже сказать, что мне жаль, но толку-то? Меня никто никогда не слушает.

Я пересчитал деньги. Одна сотня и пять пятидесяток. Да, маловато. Надо было, конечно, собрать монеты. Даже на десяток стаканчиков не хватит, не говоря уже о книге.

Я направился к лотку с мороженым. Настроение у меня было поганое, но аппетит я не потерял. Если бы каждый раз, когда кому-то отрубают пальцы или другие части тела, у меня пропадал аппетит, я бы уже умер от истощения. Есть я хочу всегда.