Изобретательница динамита: Оригиналка - Егоренков Алексей М. (лучшие книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
Когда я возвращаюсь, Настя уже спит. Нижнее белье она натянула обратно. Кладу ей на плечо руку, девушка недовольно передергивает им и отворачивается к стене. Я стаскиваю штаны и укладываюсь рядом, к ней спиной. Засыпаю под тихие отзвуки колыбельной, которую в соседней комнате Криська поет своему сыну.
Глава 9
В офисе все по-старому, все размеренно вертится своим чередом. Настя до сих пор злится на меня за подпорченный вечер, холодно кивает на приветствие и общаться не хочет. Скучноватый рабочий день тянется, тянется — и потихоньку доползает до середины.
Звоню Сереге, единственному приятелю, оставшемуся с университетских времен. «Алло?» — отзывается офисный коммутатор его голосом.
— Привет, — говорю. — Как жизнь?
— Ка-а-ля-а-ныч!.. — восторженно ревет трубка. — Здорово!
— В гости завтра приваливай.
— Что?! — орет Серый на том конце. — Громче говори, хреново слышно. Из какого отстойника ты звонишь?
— С работы, — говорю. — В гости!.. — ору. — Приваливай завтра!
— Ой, не знаю. — Голос в трубке сбавляет тон. — Хозяйка квартиры завтра придет.
— Ну и что? — говорю. — Бери ее с собой!
— Да вещи будет кое-какие проверять, на месте ли, — говорит Серый.
— А что вещи? — спрашиваю.
— Да вещи… — мнется он. — Вещи я продал…
— Продал?
— Ну, то есть… пропил, — говорит. — Значит, так. Если все устроится, приду. Если нет, придется сражаться с хозяйкой. Ладно?
— А как оно устроится?
— Да фигня, — говорит Серый. — Пойду займу денег и выкуплю.
Уф. Ну ладно.
— Пока, — говорю.
— Давай, Коляныч! — орет мой приятель. — Если что, ты не переживай, потом соберемся.
Серега в своем духе. Что продается — продать, что продано — пропить.
Только я вешаю трубку, к моему столу подходит шеф.
— Что это вы, Николай, так медленно работаете? — спрашивает он. — Один несчастный проект — вторую неделю.
— В гости, — говорю, — придешь завтра?
— Еще не знаю. Посмотрим, — отвечает Артем.
Можно попробовать вызвонить еще кого-нибудь из знакомых со студенческих времен. Со своего факультета я общался только с Серым, зато знал много народу с медфака. То есть пил с ними. В основном с девчонками. Наверное, никто не устраивает таких оргий, как медики. В конце концов, это люди, которым нечего стесняться, которые в буквальном смысле знают человека и снаружи, и изнутри.
Являются Вадик и Владик. В гости завтра прийти отказываются, говорят, много дел. Предлагают выпить тут же, не отходя далеко от рабочего места. Оставляю свой стол и свои дела, иду с ними на улицу. Там стоит промозглая осенняя погода, по-настоящему грязная, сырая и мерзкая; такая бывает только между ранней и поздней осенью. Она подходит моему настроению, к тому же по дороге в «Ручей» на нас обрушивается настоящий ливень: вода, будто уже заранее грязная, хлещет с темно-серого неба, стекая в водостоки у бордюра пенистыми желтоватыми струями.
Мы моментально промокаем. Шлепать в «Ручей» по такому свинарнику уже не хочется. Мы сворачиваем в ближайший магазин. Лишь бы куда.
Помещение магазина, должно быть, нисколько не изменилось с советских времен: все тот же унылый серый интерьер, те же витрины-холодильники с треугольными боками, столики в полный рост, прилавок «соки-воды», ряд запыленных графинчиков с томатным соком и еще чем-то неопределенным желтоватого цвета. Возле графинчиков — стакан с поваренной солью. В нем торчит алюминиевая столовая ложка. Все как в моем детстве, добавился только холодильный шкаф от «Кока-колы» да рекламный плакат от нее же. Продавщица — все такая же увесистая хмурая дама.
Перед ней к прилавку приколот листок бумаги с неаккуратной грубовато рифмованной надписью: «Водки, пива и сигарет — НЕТ».
Тоже как в старину.
— А что есть? — интересуется у мощной королевы магазина Владик.
Та переводит на него угрюмый взгляд, оттененный дрянной косметикой, устало отвечает:
— Слива на коньяке.
— Давайте! — оживляется Вадим, роясь в карманах.
Мы расположились за шатким столиком. У него захватанная столешница салатного цвета, с шершавыми неровными краями. Они остались на месте алюминиевых набоек, сорванных кем-то когда-то неизвестно зачем.
«Слива на коньяке» подается в мутноватых граненых стаканах, выпивается залпом. Ее паршивый сладковато-едкий вкус положено глушить табачным дымом. Опьянение от этого напитка характерно тем, что на душе становится грустно и уныло, вплоть до апатии. Плюс изжога на весь оставшийся день.
Мы пьем молча, еще и еще. Потом я спохватываюсь, что впереди почти половина рабочего дня. Вадик и Владик провожают меня до двери офиса, точнее, до двери туалета, которая находится чуть дальше по коридору. Я закуриваю, пока они по очереди посещают это заведение. Потом Влад и Вадим прощаются, желают мне всего хорошего, любви, удачи, побольше денег и «чтобы не пил много». Улыбаюсь и киваю. Затем они уходят, а я остаюсь в одиночестве.
Стою один, курю в пустом коридоре. Здесь темно, свет льется только из окна в самом конце коридора, в тупике. За окном серое небо, по стеклу тихонько стучит дождь. Я поеживаюсь, втягиваю носом сырой воздух с острым табачным дымом. Чихаю.
Потом успокаиваюсь, делаю еще затяжку, выбрасываю окурок и шлю все на хрен.
Я всего лишь устал и заработался. Просто пора идти домой. Поужинать и ложиться спать.
Моя сестричка уже всю голову мне забила всяческими мнениями да рассуждениями. И я подозреваю, что в запасе у нее еще много.
Слушайте, честное слово, вот все хотят отличаться от других, всем интересны нетривиальные люди, которые живут необычной жизнью и думают не так, как остальные… Открою вам секрет: между средним человеком и вашим неадекватным героем — всего пара шагов, пара сломленных привычек или стереотипов. Но обратный путь ох как долог. Возьмите мою Криську. Какой психиатр и какими средствами смог бы сделать из нее нормального человека? Не уверен, что здесь поможет даже электрошок.
Она рассказала, что много раз пыталась успокоиться, бросить размышлять и писать стихи и зажить нормальной жизнью, но все впустую. У моей сестры вообще сплошь и рядом трагические разочарования. Что скажешь… Известно: как умеем, так и живем. А переучиваться уже поздно.
Я считаю: при нашей непростой жизни молодец тот, кто сумел сберечь в своей душе что-то от ребенка. Некую непосредственность, умение радоваться и легко забывать. Разве не так?
Моя сестра говорит, что не так. Если вам по этому вопросу тоже нужно мнение моей самобытной сестрички, то вот оно: Криська утверждает, что я просто боюсь жить. Она говорит, мол, здесь нет ничего необычного, боятся почти все.
Люди бегут от необъятной реальности, человека издревле пугало все бесконечное и прекрасное. Мы ищем спасение в серой монотонной рутине. Ругаем ее, но притворно: ведь каждый в душе понимает, что способен вырваться, взять да сломать равномерно текущую череду одинаковых дней, месяцев, лет… Но это страшно. Это значит предстать нагишом перед целым миром, посмотреть в глаза собственной жизни, или судьбе, если вы в нее верите.
Это значит оставить что-нибудь позади. Это значит меняться. А мы терпеть не можем ни то ни другое.
Криська говорит, что из всего огромного и прекрасного мира я оставил себе только офис, квартиру, кафе, автобус да коротенькие отрезки улицы от остановки и до остановки.
А я отвечаю ей, что это не волнует меня ни капли, будь оно самой большой проблемой за всю жизнь.
Грустно лишь то, что завтра у меня день рождения, мне исполняется двадцать четыре года, а у меня такое чувство, что отмечать его придется самому с собой.
Глава 10
Знаете, почему я люблю долго поспать? Да потому, что неохота просыпаться. Здесь, во сне, у меня все хорошо, мне легко и весело. Часто бывает, снятся девчонки, вечеринки-гулянки-оргии, прогулки по берегу моря. И откуда все берется в воображении? Почти каждый раз, под утро.
