Любовник из каменного века (СИ) - Халла Тару (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Ру зарычал и забился в конвульсиях, сжимая Верины запястья с такой силой, словно хотел их сломать. Вера тоже задёргалась. Она пыталась освободить руки, но не успела. Внутри вдруг запульсировало, а потом её накрыло. Она кончала глубоко и мощно — не только маткой, а всеми внутренностями, спинным мозгом и даже головой. Как никогда в жизни. Она кричала в голос, а из неё брызгало и лилось, и это было лучшее, что с ней случалось в постели. Вера потеряла сознание.
Она выплывала из оргазмического марева, как субмарина с пустыми балластными цистернами всплывает со дна моря. Опустошённая до звона, счастливая до самозабвения, усталая до обморока, она потянулась за одеждой, но рубашка и штаны уже дотлевали в очаге. Сгорела лягушачья шкурка в пламени любви, придётся царевне другую одёжку искать. Она надела мятые шортики, майку и шатаясь вышла на улицу.
— Гыр-гыр-гыр! — заверещали девицы, гладя её помятую попу.
Ох, теперь они в каком-то смысле её родственницы. И, главное, не ревнуют совсем. Привыкли, наверное, к мужской полигамии.
— Что, провожать меня собрались? Ваш босс, я так понимаю, снова куда-то исчез? Признавайтесь, у него есть тайный бункер?
— Гыр! Гыр!
— Ну понятно! Когда у человека двадцать жён, без тайного бункера ему не выжить, — Вера шмыгнула носом. — Повезло вам, девки, с мужем, берегите его. Лучший ё@арь неолита. Впервые с ним по-взрослому кончила...
С песнями и плясками девушки проводили её до Гростайна, который сиял огнями, как вход в ночной клуб. Вера тронула камень и не почувствовала преграды: ни желе, ни пластилина. Стопроцентная активация портала.
— Ну, что? Мне пора, сёстры мои молочные. Меня ждёт слава и богатство. Не поминайте лихом! Му, ты супер!
Девчонки бросились обниматься, и Вера расцеловала каждую, кто сумел к ней пробиться. Потом, растроганная и всё ещё оглушённая, шагнула в двадцать первый век.
Глава 3
Глава 3
Июль баловал петербуржцев ливнями, грозами и ночными заморозками. Каждый день женихи и невесты боролись со шквальным ветром, который выворачивал зонты наизнанку, а Вера фотографировала их отражения в лужах и успокаивала: «Дождь — это символ плодородия», хотя была уверена, что дождь на свадьбу — это к слезам.
Вечером она приходила домой и лежала на раскладушке с ноутбуком. Ей нужно было обрабатывать свадебные фотографии, ставить невест на ладошку, а женихов класть на руки друзьям, но вместо этого она читала в интернете стишки-пирожки, листала рецепты и тестировалась на интеллект. Выходило, что она очень умная. Если её донимал голод, она заказывала суши из «Рыбной лавки», надеясь, что от них попа не вырастет ещё больше. Японки-то все стройные.
Так проходили дни и недели, но легче ей не становилось. Случайно сжечь флешку с уникальными фотографиями — это ещё полбеды; катастрофа в том, что она обнаружила невосполнимую потерю только в Питере. Вера в сотый раз вызвала в памяти картину дымящихся останков рубашки и застонала от горя.
В тот день, когда она выпала из Гростайна в дружеские объятия профессора Олафсона, за дверью музея бесновался Антон:
— Эй, мужик, выходи, или я всё тут разнесу! Последний раз Веру видели с тобой! Куда ты её увёл? Верни мне мою девушку!
Английский язык Антон знал, но орал почему-то на русском. Олафсон испуганно прошептал:
— Этот человек целый день за мной гоняется. Кто это? Твой муж? Такой страстный! Я его боюсь.
— Я сама его боюсь, — буркнула Вера. — Он то пассивный, как дохлый тюлень, то отжигает за троих. Подожди меня тут, о’кей? Я разберусь с моим бывшим, потом вернусь и всё тебе расскажу. Олафсон, ты не представляешь, как там здорово!
Но вернуться Вере не удалось. Антон, переволновавшийся за последние сутки больше, чем за всё время их знакомства, накинулся на неё с претензиями и даже немного потряс за плечи. Вера отвечала в меру сил, но весовые категории были не равны, к тому же она стеснялась мутузить Антона на глазах туристов. Некоторые достали телефоны, чтобы заснять видео потасовки. Подняв руки в жесте капитуляции, Вера села в машину. Антон сообщил, что они выбились из графика, а кемпинг, в котором планировалась ночевка, уже закрылся, поэтому придётся вернуться в Финляндию и проложить новый маршрут с учётом отставания. Как говорил Суворов, дисциплина — мать победы. Мать-мать-мать. Вера сползла по сиденью, закрыла глаза и притворилась мёртвой. На самом деле она перебирала свои эротические переживания, как Кощей Бессмертный перебирает злато и серебро. И часа не прошло, как она лежала под Ру. Стояла. Задом стояла, передом лежала.
— Так где ты шлялась целые сутки? — спросил Антон, когда выехал на трассу. — Почему телефон был вне зоны?
Вера не ответила. Она мысленно загородилась от Антона волосатой грудью Ру, его мускулистыми ногами и толстым пенисом и чувствовала себя как в домике. Этот приём психологической защиты она вычитала в женском журнале. Никакой враг не заберётся внутрь, пока там горячо, влажно и пахнет...
— Чем от тебя воняет?
— М-м-м... оленями?
Антон нюхнул в сторону Веры и скривился. Задумчиво проехал ещё с километр и затормозил на обочине горного серпантина.
— Нет, олень — это я. Рогатый такой олень. От тебя несёт коньяком, потным мужиком и сексом.
— Не может быть.
— Какая же ты шлюха, Вера! Я переживал, что бросил тебя на дороге, где одна машина в час проезжает. Думал, ты плачешь там в тундре и делаешь правильные выводы. Раскаиваешься... А ты за сутки успела кого-то подцепить, переспать с ним и сидишь теперь передо мной и хлопаешь глазами, как пьяная школьница. Кто он?
Вера сглотнула и выпрямилась. Если он кинется драться, лучше сидеть, а не лежать.
— Я попала в прошлое. Познакомилась с вождём племени...
— Ты идиотка?
— Когда-нибудь это должно было случиться. Я тебя не люблю.
— А его что, любишь?
