Твое имя – страсть - Файер Тори (читать хорошую книгу txt) 📗
Но Стив продолжал колоть дрова, не останавливаясь. Разошедшаяся на спине голубая ткань открыла загорелую кожу. От взгляда на нее у Моники замерло сердце.
— Ничего страшного, — сказал Стив, вновь поднимая топор.
— Но если бы ты не стал колоть мне дрова, не порвал бы рубашку, — возразила она, прикусив губу.
— Да все равно бы порвал! — Он остановился, устанавливая на колоду здоровенную чурку. Взмахнул топором и плавным движением опустил его вниз. Полено разлетелось, половинки стукнулись о землю. — Этой рубахе почти столько же лет, сколько мне. Давно пора ее выбросить. Просто она мне вроде как нравилась.
— Выбросить? Просто взять и выбросить?
Он улыбнулся. У нее это прозвучало так, словно выкинуть изношенную рубаху было совершенно немыслимым делом.
— Нет, не надо, — заявила Моника, сердито мотнув головой. — Оставь ее мне. Я починю.
— Починишь? — недоверчиво переспросил он, глядя на обтрепанные рукава. Рубаха не стоила тех ниток, что уйдут на починку, не говоря уже о времени.
— Конечно, — подтвердила она. — Тебе не придется покупать новую. Правда.
Стив вонзил топор в колоду и повернулся к девушке. Вид у нее был такой же несчастный, как и голос, когда говорила, что это из-за нее он испортил рубашку.
— Пожалуйста, — тихо добавила Моника, положив ладонь на его руку.
— Все в порядке, солнышко, — отрезал он, чуть коснувшись ее щеки ласковыми мозолистыми пальцами. — Ты не виновата.
Моника не сумела сдержать дрожь, пронизавшую ее от прикосновения. Стив заметил этот предательский трепет и тут же напрягся.
Перевел взгляд с пальцев, сильнее стиснувших его предплечье, на внезапно расширившиеся зрачки девушки и понял — он ей желанен. Надо же, она считает его бедняком, который не может купить себе на смену рубаху, и все же беспомощно дрожит от его нечаянной близости.
Эта мысль буквально пронзила Стива. Одновременно он понял, что еще никогда не желал женщину так сильно, как сейчас.
— Моника, — прошептал он. Но не было таких слов, которые могли бы передать его состояние, рассказать о жарком пламени, бушевавшем в груди.
Жесткой рукой он взял ее подбородок и склонился к лицу. Но потребовалось мучительное напряжение всей силы воли, чтобы лишь слегка коснуться губами губ девушки, унимая их трепет, и не сделать ничего большего. От поцелуя она лишь на миг застыла, потом задрожала сильнее прежнего.
Стив заставил себя отпустить Монику, хотя желал лишь одного — раздеть, пролиться горячим тяжелым ливнем, ощутить, как она прольется в ответ…
И тут он заглянул ей в глаза, широко раскрытые от удивления, любопытства и, возможно, желания. Моника не ответила на его поцелуй ни движением губ, ни объятием. Может, почувствовав его яростную страсть, испугалась? Почти девочка, она оказалась в уединенном месте с мужчиной чуть не вдесятеро сильнее ее…
Стива потрясло, как она беззащитна.
— Все в порядке, малыш, — сказал он хрипло, — я тебя не обижу.
4
Весь обратный путь вниз на ранчо Стива не оставляли мысли о доверчивой, почти застенчивой улыбке девушки. И жар в крови не унимался. Он хотел было поучить Монику пользоваться топором, но не осмелился. Не доверил себе — побоялся оказаться так близко к ней. Стив болезненно жаждал от Моники большего, чем тот единственный мимолетный поцелуй, и все же не решился больше к ней прикоснуться. Вдыхать запах волос, видеть легкое дрожание губ, чувствовать свежесть дыхания Моники - вот все, что он мог себе позволить, чтобы удержаться, не окунуть лицо в ее сияющие пряди.
Застонав, Стив постарался прогнать эти мысли. Невероятно, чтобы в наши дни девушка была столь невинна! И все же факт — вела себя так, словно никто никогда ее еще не целовал. Определенно не знала, как ответить на ту беглую ласку, — не прижалась, не приоткрыла губы…
Такая полная неосведомленность поражала, интриговала и возбуждала. Все женщины, которых Стив встречал раньше, были опытными, умудренными, точно знающими, чего хотят. Иногда он брал то, что они охотно предлагали. В большинстве случаев просто отходил прочь, с отвращением обнаружив в глазах красоток вместо истинного желания долларовые значки.
Моника не знала, что он богат. Смотрела на него и видела мужчину, а не его деньги, которые разумный человек не сможет истратить за всю свою жизнь. И хотела этого мужчину.
Стив почувствовал свое завораживающее воздействие на девушку. Ее, похоже, волновал он сам, а не его банковский счет и будущее наследство. Она дрожала от его прикосновений, а не от своих фантазий о неисчерпаемых деньгах. Однако все настолько неожиданно, что в это трудно поверить.
Подъезжая к дому, он принял решение. Надо найти беспристрастный способ оценки невинности и честности Моники. Он слишком сильно желает ее, чтобы положиться на собственные суждения. Это столь же очевидно, как тугая натянутость его джинсов. Конечно, хотелось бы верить, что она именно такая, какой кажется, — совершенно неразбуженная, но чувственная, и все-таки…
Содрав с себя порванную рубаху, Стив понес ее к мусорной корзине. Уже почти разжал пальцы, как вдруг заколебался. В конце концов он пообещал Монике, что позволит ей починить рубашку. Правда, заметив, какое облегчение при этом она испытала, чуть не сказал, что в состоянии покупать себе столько рубах, сколько захочется. Но представил, как ее нежные руки потрогают каждую складку и каждый шов, оставляя на материи что-то от нее самой, и передумал. Он гораздо охотнее позволит ей поверить, что слишком беден, нежели даст понять, что богат и день ото дня становится все богаче.
На столе его ждали бухгалтерские счета, но Стив прошел мимо, прямо к телефону.
Ему не терпелось поговорить с профессором Мэрлоком.
— Тед? Это Стив Диксон. Хочу спросить вас о студентке, которую вы прислали наблюдать за Лугом.
— Это вы про Монику Семс? Она не студентка, по крайней мере, формально. Представляете, задала задачку факультету антропологии. Готов поспорить, как только там подведут окончательный итог практики, она станет выпускницей, а не учащейся. Но с ее родителями это неудивительно. Профессора Семс всемирно известные специалисты по…
— Задала задачку? — перебил Стив, по опыту зная, что, если доктора не отвлечь от темы антропологии, пройдет немало времени, прежде чем они вернутся к разговору о Монике.
— Вот именно. С ходу сдала выпускные экзамены по некоторым предметам, хотя лекции не посещала, — пояснил Мэрлок. — Когда вы имеете дело с нестандартным обучением, такое случается. А бедная девочка никогда не была в настоящем классе.
Стив ничего этого не знал, но ему было очень интересно, поэтому он постарался направить Мэрлока в нужное русло. Теперь оставалось только усесться поудобнее и слушать.
— Да-да, так оно и есть, — продолжил профессор. — Она говорит на нескольких экзотических языках, может состряпать на костре аппетитное блюдо из совершенно неописуемых продуктов и умеет делать руками такие вещи, что у моих студентов-антропологов глаза на лоб повылезали. Погодите, вы еще увидите, как она мастерит смертельно острый нож из разбитой пивной бутылки!
Тихое подбадривающее бормотание Стива потонуло в потоке слов Тэда Мэрлока.
— Она еще и очень милая крошка. А какие глаза! Бог ты мой, я таких глаз не видел с тех пор, как ее мать много-много лет назад была моей первой и самой лучшей студенткой. Моника во многом на нее похожа. Ясный ум, здоровое тело и так мало денег, что их не хватит даже для того, чтобы позвонить из автомата. Впрочем, она и не знает, как это делается. Моника, конечно, не такая, как ее мать. Бедная девочка, когда только приехала, не умела спускать воду в туалете. А на кухне совсем растерялась. Электрическая плита повергла ее в недоумение, посудомоечная машина ошеломила, а мусоросборник добил окончательно. По правде сказать, мне это действовало на нервы. Но теперь я понимаю, что чувствуют туземцы, когда мои пытливые студенты снуют вокруг них с фотоаппаратами, кинокамерами, магнитофонами… Впрочем, девочка учится быстро. Очень умная. Очень и очень. И все же родители слишком затянули с ее отправкой сюда. Теперь она годится разве только для жизни пастуха-кочевника.
