Гадкий утенок, или Повесть о первой любви - Баклина Наталья (книги полностью .txt) 📗
Шурочка полежала с полчасика и решила прогуляться. Достала джинсы, хотела сменить на них свои красные тренировочные штаны, но передумала и вышла на улицу.
На бревнышке у спортзала кто-то сидел. В сгущающихся сумерках было видно не очень отчетливо, да и очки Шурочка давно сняла. Очки были «для дали» — телевизор смотреть, автобусные маршруты издалека узнавать, формулы с доски списывать. В деревне они оказались ни к чему Автобусов здесь нет, телевизор она, судя по всему, не увидит, как минимум, месяц, доску в аудитории — тоже, а на кухне от очков одна морока. То запотеют, то с носа сползут. Ага, Леночка там, разобрала Шурочка знакомое хихиканье, Ира там, Элька. Четвертая фигура была явно мужской — на томные Ирины вопросительные интонации мужчина отзывался уверенным баритоном.
Шурочка подошла поближе, поздоровалась:
— Привет! В компанию примете?
— А, Шурочка, привет! Садись. — Ира подвинулась на бревне, как бы освобождая Шурочке место, хотя места и так хватало. Теперь Ира сидела вплотную к парню. Шурочка бросила на него быстрый взгляд — ничего особенного, носатый какой-то, — и села рядом с Ирой.
— Ну, и что дальше-то было… — теребила парня Леночка.
— Ну, дальше… Дальше, это, троса привязали к машине и тянуть, это, стали. Не идет, собака! А Петька-то, водитель, решил на другую сторону-то перейти и стал через трос, это, перешагивать. Как раз он его между ног, это, пропустил, а машину из ямы-то и вырвало. Трос, это, натянулся, ну, как струна, и Петьке, это, прямо по хозяйству.
— Ужас какой, — прижала Леночка ладошки к разрумянившимся щекам. — И что потом?
— Ну, это, в госпитале пролежал два месяца. Вместо хозяйства же, это, синяк. Он говорит, ему доктор написал этот, как его, ди… ди…
— Диагноз? — высунулась из-за Иры с подсказкой Шурочка.
— Точно, диагноз. Мы с парнями ржали, я слова наизусть выучил «Ушиб мошонки, пениса и прилегающих, это, мягких тканей металлическим предметом».
— Он остался калекой? — спросила Шурочка. Ей было очень жалко незнакомого Петьку.
— Не, оклемался. Ему девка его письма писала, сказал, что женится. Слушайте, девчата, а чё вы меня с подружкой-то не знакомите?
Шур, знакомься, это Вася, наш защитник. Он велел деревенским к нам не приставать, — протараторила Ира и спросила: — Вася, а почему ваши мужики так себя ведут?
— Как?
— Ну, пьяные ходят, матерятся всегда, к нам в первую ночь вломились.
— Да они, это, не со зла. Здесь прошлый год-то девчачий отряд из Томска на току работал. Учительши, чё ли, с педагогического. Меня-то не было, но мужики хвалились, что девки, это, дружили с ними хорошо. Они думали, это, и вы дружить захотите, — рассказывал Вася, а Шурочка старалась смириться с мыслью, что он ничуть не похож на актера Тихонова. Похож Вася был на маму, Анну Михайловну. Те же круглые глаза, тот же крупный нос. Серые волосы. Наверное, такие же у Анны Михайловны были до того, как она их выкрасила в рыжину. Рот Шурочка разглядеть не успела, а из-за Ириного пухлого плеча выглядывать было неудобно.
— Слушайте, девчата, а пойдемте по Гореловке гулять! Я вам деревню покажу! — воодушевился вдруг Вася, соскочил с бревна и встал перед девчонками, сунув руки в карманы и оглядывая всех четверых по очереди, задерживая на каждой, Шурочке показалось, оценивающий взгляд. Губы у него тоже оказались тонкими.
— Пойдем? — теперь он смотрел прямо на Шурочку, и она почувствовала, как запылали щеки: «Он меня выбрал. Меня!»
— Пойдем, — легко поднялась она с бревна и обернулась к подругам: — Девчонки, пойдемте!
— Ой, нет, Шур, вы уж вдвоем идите, — поджала губы Ира, — устали мы что-то, мы тут посидим.
— Ага, — прыснула Леночка, — нам Вася и так целый день анекдоты рассказывал. И истории всякие. Про армию. Пусть теперь тебе расскажет, в свежие уши.
— Ты там поаккуратнее, Василий, — сказала свое напутственное слово и Эльвира, — не вздумай нашу Шурочку обижать.
— Да я чё, не понимаю, чё ли, — откликнулся Вася и, сложив руку кренделем, подставил Шурочке оттопыренный локоть: — Прошу, — и повел ее в обход пруда в ночь. В пруду отражалась растущая луна и крупные острые звезды.
Глава 7
«Дорогая мамочка! Порадуйся за меня, я счастлива. У меня есть любимый человек. Он очень хороший, его зовут Вася. Он тракторист, он совсем не пьет. Мамочка, мне уже восемнадцать лет, и я решила, что выйду за Васю замуж. В городе он жить не сможет, да и негде там. А здесь нам дадут большой хороший дом. Я пока живу у его сестры Лизаветы. Она очень хорошая. И мама у него хорошая, добрая такая. Ты не волнуйся, я понимаю, что институт нельзя бросать, я и не брошу. Я переведусь на заочный. Вася сказал, что он будет отпускать меня на сессии. А я здесь работать буду. Может, поварихой в столовой — у меня уже хорошо получается. Или на ферме. А что, коров доить научусь! Ты не волнуйся за меня, мамочка. Я уже взрослая. И у меня все будет хорошо».
Шурочка поставила точку, еще раз перечитала письмо. И пока писала, и сейчас, когда перечитывала, она не могла избавиться от ощущения, что на самом деле она не так счастлива, как убеждает в этом маму. Чувствовала она себя странно, будто у нее в голове сидело две Шурочки. Одна собиралась замуж за Васю, писала письмо маме и планировала остаться жить в деревне. Другая все время пихалась острым локотком и нашептывала: «Может, не надо?»
«Ну, как же не надо? — заспорила первая Шурочка со второй. У нас ведь случилось ЭТО. И он теперь хочет на мне жениться. И я его полюблю… обязательно…»
Шурочка вложила письмо в конверт, заклеила, написала адрес и застыла, глядя на такое знакомое, с детства родное название ташкентской улочки. Она представила мамино лицо, но оно вдруг сменилось другим женским лицом, носатым, с круглыми светло-серыми глазами в белесых ресницах, с жирными черными линиями на месте бровей, с яркой помадой на тонких губах и ярко-рыжими прядями на лбу. Потом в памяти всплыло мужское лицо, тоже со светло-серыми, глубоко посаженными глазами в обрамлении белесых ресниц и тонкими губами под крупным с горбинкой носом. Вася был очень похож на свою маму, просто одно лицо.
Шурочка вдруг почувствовала волну щемящей тоски и сожаления, что все произошло так быстро и… не совсем правильно, что ли. Когда Вася увел ее от девчонок, Шурочка рассчитывала совсем на другое. Деревня, луна, звезды, тракторист — все это было так красиво, так романтично. Почти как в книжках! Дальше, по сюжету он должен был встречать с ней рассвет на берегу реки (правда, реки нет поблизости. Ну пусть тогда в поле встречает!) и влюбиться в нее красивой любовью. Такой, какую она предвкушала, и ждала, и звала уже целый год!
Вася провел Шурочку вдоль берега пруда и вывел к трем березам, что росли очень близко друг к другу и образовывали что-то вроде беседки. Под березами виднелось нечто вроде скамейки: нетолстое бревнышко, плашмя пристроенное на два кругляша. Шурочка уселась на бревнышко, Вася примостился рядом и обнял ее за плечи. Шурочка не возражала. Впервые в жизни ее обнимал мужчина.
— Как же тут красиво! — Шурочка откинулась на Васино плечо и запрокинула голову, как бы пытаясь разглядеть звезды сквозь шуршащую над головой листву.
— Ага, ничё так, — отозвался Вася, взял Шурочку за плечи, развернул к себе, близко-близко придвинул к ней свое лицо.
«Сейчас поцелует, — подумала Шурочка. — Интересно, а куда он денет свой нос?»
Вася нос куда-то дел и впился в Шурочкины губы так, что она почувствовала привкус собственной крови. Потом, оторвавшись от ее рта — Шурочка почувствовала, как распухают губы, — Вася принялся целовать ее шею, одной рукой сдвигая высокий ворот свитера, а второй забираясь под свитер снизу и путаясь в крае футболки.
— А ничё так сиськи у тебя, крепкие. Маленькие только, — прокомментировал он, добравшись-таки до Шурочкиной груди и пошарив по ней ладонью. Ладонь была жесткой и шершавой. Шурочке не очень понравилось, и она попыталась отодвинуться от парня.
