Льдинка (СИ) - "Awelina" (книги без сокращений .txt) 📗
Дезориентированная Станислава села на банкетку, дотянулась до своих ботильонов. Запоздалые злость и понимание запылали ярким огнем гнева.
— Знаете, это не методы, — осуждающе прошипела она, чувствуя, что в глазах закипают злые слезы. Хорошо, что наклонилась, этому ледяному Ледянову слабости показывать нельзя, тут же сожрет.
— Методы. Не обижайся. И потом, я ведь прав, согласись. Потому тебе и больно сейчас. А ты борись!
Девушка молча шнуровала ботильоны. Разумом она понимала подход Вячеслава, а внутри плескалось раздражение на себя и на него.
— Красивая у тебя обувь, — мужчина растянул в улыбке один уголок рта, одобрительно поглядывая на ее ноги. Закончившаяся обуваться Станислава встала.
— На ты мы не переходили, — заявила, твердо глядя в глаза Ледянова и надеясь, что он не увидит, насколько она задета и сбита с толку всем происходящим.
— Уже три минуты как перешли, — нагло указал он. — Пойдешь со мной завтра в кино? Или можем просто погулять.
Рот девушки приоткрылся в удивлении.
— Могу в восемь за тобой заехать. Ты вообще где живешь?
— Я завтра занята. — Станислава наконец пришла в себя. Резкие повороты и заносы его настроения, а также намерений пугали. Да даже отталкивали. — Готовлюсь к экзаменам. И послезавтра тоже.
— И послепослезавтра тоже, — кивнул Слава с холодной усмешкой. — Знаем, плавали. Короче, завтра в восемь.
— Да вы… — Девушка в возмущении зарычала, а потом, устыдившись этого, отвернулась от улыбающегося и совершенно не обиженного Ледянова.
— Ты, — поправил он со смешком.
— Да после этого я с вами…
— С тобой!
Не выдержав, Стася распахнула дверь и выскочила из квартиры. Вячеслав нагнал ее у лифта, который, как назло, приходить не спешил. Молча и долго разглядывал профиль поджавшей губы, рассерженной девушки, на щеках которой пятнами алел румянец. Привалился к стене боком.
— Стасенька, — вкрадчиво, с насмешкой позвал ее он.
Осеева сверкнула на него злыми ледяными глазами.
— Лучше не злись, — посоветовал он, выпрямившись, став абсолютно серьезным.
— А иначе что? — Станислава даже не повернулась к нему, гипнотизируя взглядом двери.
— А иначе на свидание мы отправимся прямо сейчас.
Выручил лифт, открывшийся в следующую секунду.
4
«Такого настырного и самоуверенного человека редко встретишь. А может, даже и не встретишь вовсе! Сбежать от него не удалось. Наглец подвез до дома. Не до моего, спасибо моей находчивости, до дома, где бабушка когда-то жила, к себе с ним ехать побоялась. Хотел и телефонами обменяться, но я была непреклонна. Впрочем, что-то мне подсказывает, мой номер он раздобудет в любом случае, труда это не составит. Хотя есть вероятность, что моя безучастность чуть охладит его странный пыл. Но… Вот именно сейчас мелькнула мысль, что именно моя безучастность и сопротивление, собственно, и рождают у него этот непонятный азарт.
Есть в нем что-то… Наверное, больше страшное, чем привлекательное. Надеюсь, мы с ним не встретимся».
Дочитав запись, Станислава усмехнулась: ох, святая наивность! Ледянов в бешенство пришел, когда раскрылось, что адрес девушка назвала ложный. Следующий же урок с Артемом был бессовестно прерван. Вячеслав заявился, сел на диван в гостиной, где проходили их занятия, и, оправдав свое присутствие фразой «Я здесь посижу и просто понаблюдаю», никуда не ушел. Занятие было провальным: Тёма постоянно отвлекался на брата, тот ему был более интересен, чем знаки препинания при причастном обороте, Стася нервничала и дергалась, так же не могла сосредоточиться под испытующим, обвиняющим взглядом мужчины.
Бешенство его прорвалось лишь в машине, когда за Артемом, отправившимся на тренировку, захлопнулась дверь, а Вячеслав повез Стасю домой. И бешенство это пугало тем, что оно было ледяным, проявляющим себя в крайней степени язвительности. Слава мог и умел беспощадно колоть, находя у обидчика наиболее уязвимые места.
«Он говорил, — записала потом девушка в свой дневник, — что ждал меня около двух часов, а потом терпение его лопнуло и он отправился звонить в каждую квартиру. И не поленился же докопаться до истины! Говорил, что я — это верх неблагоразумия и бессердечия, но он готов стать моим светочем на пути исправления. Говорил, что так жестоко обращаться с человеком, потерявшим от тебя голову, нельзя, и он готов научить меня, как правильно это делать. Говорил, что плохо быть такой замкнутой, недоверчивой, так и ведьмой можно стать, пусть и несказанно красивой и соблазнительной, но ведьма она и есть ведьма. Говорил… Он много еще чего говорил…»
Пробегаясь глазами по строчкам, Станислава вновь переживала те же ощущения, что основательно взболтали ее жизнь и спокойствие в тот день: замешательство, шок, стыд, возмущение и злость.
Если верить дневнику, она отправилась с ним на первое свидание двадцать пятого октября. Слава повел ее в кино, и девушка смогла спокойно дышать целые сутки после этого. Именно столько он не тревожил ее ни звонками, ни сообщениями, ни еще чем-либо. Потом было еще одно свидание. Выяснилось, что молодой человек может быть вполне нормальным, сдержанным, галантным. Они стали видеться сначала три раза в неделю, после — четыре. В декабре их встречи происходили практически ежедневно. Помимо этого они активно общались в чатах и соцсети.
Когда именно это произошло, в какой день, Стася сейчас не могла припомнить. Просто однажды, собираясь на встречу с ним, Осеева осознала, что на душе так тепло… горячо даже, что ей хочется улыбаться, что жизнь прекрасна и удивительна. И очень яркая. А еще она обнаружила, что мысли постоянно соскальзывают на то, как замечательно получилось разделить с ним какие-то моменты, пустяковые, на первый взгляд, но на самом деле для нее самой наполненные неисчерпаемым смыслом: полная луна, в окружении призрачных тучек нависшая над деревьями во дворе дома, где она жила, а он рассказывал ей о лунных морях и кратерах, названных в честь великих ученых; мокко, который она как-то решила попробовать, но, посмотрев в лицо Вячеслава, глядящего на напиток с наигранным ужасом, передвинула кофе ему со словами: «Ты первый» и рассмеялась, когда он с каменным лицом кивнул и, сняв пробу, сказал: «Просто переслащенная мечта, он тебе понравится»; как она поскользнулась и упала — гололед тогда не послужил причиной отмены их прогулки, — а он, сильно забеспокоившись, тут же сел рядом, ощупал ее ноги, сто раз переспросил, всё ли у нее благополучно, нигде ничего не болит ли, и абсолютно серьезно стал настаивать на том, чтобы сейчас же поехать и купить ей новую обувь, и избавиться от «чертовых каблуков».
Оказалось, что к Вячеславу Ледянову, довольно сложному человеку, склонному язвить и раздражаться, когда что-то идет не в соответствии с его желаниями, зло иронизировать и в лицо говорить то, что думает, — что привыкнуть к этому «колючке» очень легко. И даже больше: очень легко можно и влюбиться в него. Всего-то требовалось чуть-чуть открыться, довериться, проникнуться.
«Любовь — это лишь эмоция, — так написала Стася девятого декабря, накануне того самого знаменательного дня, расколовшего ее жизнь на осколки. — В ней есть приливы и отливы, как и на море. Как и вода, она может испариться, может прибыть и затопить прибрежные районы. Доминанта же, неколебимая и неизменная основа здесь — факт того, что человек тебе дорог, что он родной тебе. Не по крови, а по душе. Твоя вторая половинка, полностью отвечающая твоей сути. Едва ли для такой уверенности есть какие-то разумные основания. Она просто есть. Или появляется в один прекрасный, а может, и не прекрасный день…
Да, я неделю не вела записи. Всё из-за Славы. Он, конечно, непростой человек. И это, пожалуй, самое малое, что о нем можно сказать. Мелькала мысль, что мы ведь совсем разные, но… Но я вдруг обнаружила в нем кое-что. Кое-что невероятное! Он любит петь, а когда поет, его глаза так теплеют, прямо обжигают тебя. Он так обаятельно, лучезарно улыбается, когда берет мои руки в свои, целует запястья. Так заразительно смеется, и меня заставляет смеяться, рассказывая то откровенную чепуху, то забавные истории про себя и своих друзей. Будит во мне что-то, и душа словно оживает. Он целует меня так, что подкашиваются ноги, а сердце сладко замирает. Это ведь оно самое, настоящее, которое я давно ждала и о котором только читала… Даже грезить боялась.
