Классовый вопрос - Бэлоу Мэри (библиотека электронных книг .txt) 📗

Разве что произойдет чудо.

В планы она больше не верила, независимо от того, насколько тщательно они продуманы. Она боялась верить. Она была дурой.

Ее матери не было позволено поехать с ней, несмотря на то, что та рыдала, умоляла, умасливала, и даже – чрезвычайно редкий случай – вышла из себя, и Аннабель переполняло жуткое чувство вины. Mama не должна была пострадать. Но, конечно же, она страдала.

В данный момент Аннабель все еще была в Лондоне, где она, до поспешного бегства с Томасом Тиллом, наслаждалась увеселениями сезона. Хотя слово «наслаждение» было не совсем верным. Как можно было наслаждаться, если человек, которого она любила, не мог наслаждаться теми же самыми развлечениями, и ей удавалось видеть его очень редко и очень скрытно? И как она могла наслаждаться, когда получила строжайшие указания поощрять человека, к которому чувствовала отвращение? Поощрять только потому, что он был достаточно богат, чтобы заплатить долги ее papa в обмен на ее руку.

Весь сезон ее отец всячески обхаживал маркиза Уигнфорта и не сомневался в успехе. Маркиз был только на четырнадцать лет старше нее, только на полголовы ниже, и только наполовину лыс. И он был от нее без ума. У нее не имелось причин для жалоб. Так, по крайней мере, всякий раз, когда она жаловалась, заявлял ее отец.

Ее заперли в комнате без единой книги, кроме библии, а принадлежности для вышивания, живописи и письма были демонстративно удалены, чтобы она не могла отвлечься и забыть о своем положении. А дверь была заперта снаружи, чтобы не было никаких сомнений, что, к вящему удовольствию ее отца, она является пленницей.

Она ощущала себя злостной преступницей.

Два дня лишения свободы показались двумя неделями или двумя месяцами. Каждый час был длиною в день. И слишком часто Аннабель думала о том, что, может быть, побег с Томасом был величайшей ошибкой в ее жизни.

А иногда она думала, что, возможно, и нет.

Окно ее спальни выходило на маленький огород и скопище конюшен и каретных сараев позади него. Тут не на что было смотреть, и не было никой возможности узнать, кто подъехал, – если кто-то вообще подъехал, – к площади перед домом и, возможно, даже остановился у их двери.

Возможно, никого и нет.

Возможно, никого и не будет.

У нее уходила почва из-под ног. О, как она ненавидела эту беспомощность. Она никогда не была беспомощной. Скорее наоборот.

А затем она услышала отдаленный звук дверного молотка, громко ударившего в парадную дверь.

Конечно же, это мог быть кто угодно.

Похоже, действительно, это мог быть первый встречный. Аннабель удивила саму себя, громко прыснув над этой грустной шуткой. Она зажала рот рукой.

Лучше было бы не надеяться. Но как не надеяться? Для чего же тогда жить?

Прошло более получаса, прежде чем в замке ее двери заскрежетал ключ. Дверь распахнулась внутрь, явив на пороге отца, как обычно сурово нахмуренного, и матушку за его правым плечом. Бледная, с изнуренным лицом и слезами на глазах, та с ободрением улыбалась ей.

Аннабель стояла, стиснув руки перед собой.

У нее свело живот. Вина – ужасное чувство. Эта истина в полной мере открылась перед ней, когда она взглянула на мать. Мрачные предчувствия усилились. Что теперь? Карета готова и стоит у дверей, чтобы увезти ее в тьму-таракань?

– Ну, мисс, – сказал отец, войдя в комнату и, казалось, наполовину заполнив ее своей высокой, внушительной фигурой. Когда он хмурился, его большой крючковатый нос делал его еще более, чем обычно, похожим на хищную птицу. – Ты получишь больше, чем заслуживаешь.

Матушка кивнула и указательным пальцем стерла выступившую слезу.

Аннабель ничего не сказала.

– Меня уговорили понизить свои стандарты, чтобы вернуть моей семье, по крайней мере, хоть каплю респектабельности, – сказал он. – Хотя потребуется много времени, чтобы я простил тебя за то, что ты принудила меня к этому, Аннабель. Меня утешает только то, что ты будешь страдать больше, чем твоя мать и я, и что ты точно заслужила то, что получаешь.

Его губы растянулись в гримасе, которой, возможно, полагалось изображать улыбку. Но отнюдь не улыбку радости, веселья или привязанности.

Святые небеса, подумала Аннабель, бросив взгляд на мать, смахнувшую другую слезу, что же он имеет в виду? Неужели после всего случившегося маркиз Уингсфорт все же не отказался от нее? Неужели papa никогда не находился достаточно близко к нему, чтобы почувствовать запах его дыхания? Или увидеть его зубы? Неужели ее безрассудная попытка вырваться на свободу на самом деле так бесславно и окончательно провалилась? Но ведь papa сказал, что понизил свои стандарты?

– Только что мне нанес визит Мэйсон, – продолжил он, сцепив руки за спиной. Аннабель широко раскрыла глаза. Голову внезапно сковал холод, грозивший обмороком. Ей потребовалось сознательное физическое усилие, чтобы загнать воздух в легкие.

– Мистер Мэйсон? – глупо переспросила она, так словно отец говорил слишком тихо, чтобы быть услышанным.

Мистер Мэйсон был их соседом по Оукриджу. Он был чрезвычайно богат и чрезвычайно… ну, велик. Он также был, если верить ее отцу, чрезвычайно вульгарен, неотесан, и обладал множеством других безвкусных и низменных привычек. Другими словами, он не был одним из них. Он был не джентльмен. Он сделал свое состояние на угле, и угольная пыль, по словам papa, все еще была у него под ногтями. И он имел вопиющую наглость купить поместье, граничащее с поместьем papa, когда оно много лет тому назад было выставлено на продажу. Он снес старый дом и выстроил на его месте безумно дорогой и вульгарный особняк, намереваясь вступить в дружеские отношения и быть принятым на равных с самим графом Хаверкрофтом.

Он был выскочкой – ужасное обстоятельство для семьи с титулом, дарованным бесчисленные поколения назад. Возможно, еще во времена Завоевателя [4]. С тех пор, как Аннабель помнила себя, мистер Мэйсон был смертельным врагом papa. Ей и mama запрещалось замечать его или миссис Мэйсон даже тогда, когда они, время от времени, вместе бывали в церкви. Им не дозволялось даже смотреть на Мэйсонов или признавать сам факт их существования. Рapa всегда говорил, что это позволило бы Мэйсонам раздуться до невыносимых размеров и поощряло бы их на дальнейшую дерзость.

А теперь мистер Мэйсон прибыл с визитом?

– И вы приняли его, papa? – спросила Аннабель.

– Я велел проводить его в кабинет Палмера, а не в гостиную. Но он не пожелал изложить свое дело никому, кроме меня.

Мистер Палмер был секретарем papa.

– Я был вынужден увидеться с ним.

Ну, конечно же, вынужден. Ведь мистер Мэйсон так богат. А papa стал страшно беден после недавней потери всех тех денег и такого расточительства прошлым летом.

– Он приехал, чтобы предложить тебе брак, – добавил отец.

– Мистер Мэйсон… предложить брак? – страдающе пропищала она.

– Ох, Аннабель, – впервые заговорила ее мать, – Конечно же, миссис Мэйсон жива. Речь идет о мистере Реджинальде Мэйсоне, за которого ты выйдешь. Об их сыне.

Аннабель застыла. Если в ее голове еще и оставалась кровь, то сейчас вся она отхлынула. В ушах стоял легкий звон. Вдыхаемый воздух казался холодным. Она стиснула руки, вонзив ногти в покалывающие ладони, изо всех сил стараясь не осесть бесчувственной грудой к ногам родителей.

– Вы намереваетесь выдать меня за мистера Реджинальда Мэйсона? – наконец выговорила она, уставившись на отца.

Потому, что он богат. Или, во всяком случае, богат его отец. Никакой другой причины не было. Ненависть papa к мистеру Мэйсону была почти навязчивой идеей.

Отец зловеще улыбнулся.

– За сына угольщика. Получившего дорогое образование, но с угольной пылью, забивающей его вены. Необузданного молодого негодяя, слывущего безумно расточительным, порочным и распущенным. С отцом и матерью, являющимися олицетворением вульгарности. Все амбиции Мэйсона направлены на то, чтобы втереться в ряды бомонда. И так как ему самому не удалось достичь этой цели за тридцать лет с лишним лет многочисленных попыток, теперь, наконец, он увидел удобный случай для своего сына и, не колеблясь, ухватился за него. Ты можешь быть погублена, Аннабель, но ты все еще дочь графа Хаверкрофта. Ты все еще леди Аннабель Эштон. Для кого-то, вроде Мэйсона, ты все еще ценный приз. И он, несомненно, готов очень дорого заплатить даже за такой подпорченный товар.