Виновата ложь - Локхарт Эмили (книги онлайн TXT) 📗
Дедушка закрыл их в доме, прежде чем уехать с острова.
А мы не подумали о них.
Я убила тех собак. Я жила с ними и знала, где спали Принц Филипп и Фатима. Остальные Лжецы не задумались о ретриверах — по крайней мере, не слишком. В отличие от меня.
Они сгорели заживо. Как я могла о них забыть? Как я могла так увлечься собственной глупой и преступной задумкой, своим возбуждением, своей злостью на тетушек и дедушку…
Бедные, бедные Фатима и Принц Филипп. Нюхающие под нагретой дверью, вдыхающие дым, тявкающие, с надеждой виляющие хвостами, ожидая, что кто-то придет за ними.
Какая ужасная смерть для несчастных, любимых, непослушных собак.
76
Я выбегаю из Уиндемира. На улице уже стемнело, почти время ужина. Мои чувства вытекают через глаза, разъедая мне лицо, прорываясь сквозь кожу, когда я представляю собак, как они еще надеются на спасение, глядя на дверь, из-под которой валит дым.
Куда идти? Я не могу видеться со Лжецами в Каддлдауне. В Рэд Гейте могут быть Уилл или тетя Кэрри. На самом деле остров так чертовски мал, что мне некуда пойти. Я заперта тут, в этом месте, где убила этих бедных, несчастных собак.
Вся моя утренняя бравада,
власть,
идеальное преступление,
свержение патриархата,
спасение Лжецами летней идиллии, возрождение,
сохранение семьи — путем ее частичного уничтожения…
Все пошло прахом.
Собаки мертвы. Глупые, милые собаки,
которых я могла спасти.
Невинные псины, чьи морды светились от радости, когда ты предлагал им кусочек гамбургера
или просто подзывал.
Которые любили плавать на лодках
и весь день носились повсюду, пачкая свои лапы.
Что за изувер совершает действия, не подумав о тех, кто может быть заперт в верхних комнатах, кто доверяет людям, которые любили их и всегда окружали заботой?
Я издаю тихие и странные всхлипы, стоя на дорожке между Уиндемиром и Рэд Гейтом. Мое лицо все мокрое, грудь сжимается. Я пячусь обратно домой.
На ступеньках стоит Гат.
77
Завидев меня, он спрыгивает и обнимает меня. Я плачу ему в плечо и прячу руки под его куртку, обняв его за талию.
Он не спрашивает, что стряслось, пока я не говорю сама:
— Собаки. Мы убили собак.
Он отвечает не сразу:
— Да…
Я снова умолкаю, пока не перестаю дрожать всем телом.
— Давай присядем, — предлагает Гат.
Мы устраиваемся на ступеньках крыльца. Он прижимается головой к моей голове.
— Я любила их.
— Все их любили.
— Я… — Я запинаюсь. — Не думаю, что нужно это обсуждать, или я снова заплачу.
— Хорошо.
Мы сидим с ним какое-то время.
— Это все? — спрашивает Гат.
— Что?
— Это все, из-за чего ты плакала?
— Господи помилуй, а есть еще повод?
Он молчит.
Молчит и молчит.
— Черт, есть или нет? — В груди пустеет и леденеет.
— Да… есть еще кое-что.
— То, чем со мной никто не делится. То, о чем я не должна вспоминать, так мама хочет.
Пару секунд он обдумывает мои слова.
— Мне кажется, тебе говорят, но ты не хочешь услышать. Тебе было плохо, Каденс.
— Вы не говорите мне напрямую.
— Нет.
— Какого черта?!
— Пенни сказала, что так будет лучше. И… ну, с присутствием всех нас четверых, я верил, что ты вспомнишь сама. — Он убирает руку с моего плеча и обхватывает свои колени.
Гат, мой Гат.
От него веяло страстью и жаждой деятельности, интеллектом и крепким кофе. Мне нравятся веки его карих глаз, его гладкая темная кожа, его пухлая нижняя губа. Его мысли. Его мысли.
Я целую его в щеку.
— Я вспомнила о нас больше. Помню, как мы целовались у двери в прихожую, прежде чем все пошло наперекосяк. Как сидели на теннисном корте и обсуждали, что Эд сделал Кэрри предложение. На тропинке у скалы, где никто не мог нас увидеть. Как на маленьком пляже придумывали план пожара.
Гат кивает.
— Но я не помню, что пошло не так. Почему мы не были вместе, когда со мной это случилось. Мы поссорились? Я что-то натворила? Ты вернулся к Ракель? — Я не могу смотреть ему в глаза. — Мне кажется, я заслуживаю честного ответа, даже если наши отношения не продлятся.
Гат кривится и прячет лицо в руках.
— Я не знаю, что делать. Не знаю, что должен сделать.
— Просто расскажи мне.
— Я не могу остаться с тобой. Мне нужно вернуться в Каддлдаун.
— Зачем?
— Я должен, — говорит он, вставая. На пол-пути Гат останавливается и поворачивается. — Я все испортил. Мне так жаль, Кади. Очень, очень жаль! — Он снова плачет. — Мне не стоило целовать тебя или делать качели и даже дарить розы. Мне не стоило говорить, какая ты красивая.
— Но я этого хотела.
— Знаю, но я должен был держаться подальше. То, что я сделал, полная фигня. Прости.
— Вернись, — говорю я, но он не двигается, и я сама иду к нему. Кладу руки ему на шею и прижимаюсь щекой. Целую его со всей страстью, чтобы он понял — это всерьез. Его губы такие мягкие. Он лучший человек, которого я знаю, лучший, кого я когда-либо узнаю, и неважно, что плохого между нами произошло, неважно, что будет потом.
— Я люблю тебя, — шепчу я.
Он отодвигается.
— Об этом я и говорю. Прости. Я просто хотел увидеть тебя.
Он поворачивается и теряется в темноте.
78
Больница в Мартас-Винъярде. Лето-номер-пятнадцать, после моего несчастного случая.
Я лежу на кровати под голубым одеялом. Казалось бы, больничные одеяла должны быть белые, но эти голубые. В комнате жарко. Из руки торчит игла капельницы.
Мама и дедушка уставились на меня. У деда в руках была коробка Эдгартаунских ирисок, подарок.
Это было так трогательно, что он вспомнил, как я их обожаю.
Я слушала музыку в наушниках, потому не слышала, что говорили взрослые. Мамуля плакала.
Дедушка открыл коробку, отломил от пласта ириску и протянул мне.
В моих ушах звучало:
Я поднимаю руку, чтобы вытащить наушники. Она забинтована.
Обе руки забинтованы.
И ноги. Я чувствую бинты под голубым одеялом.
Мои руки и ноги забинтованы, потому что обгорели!
79
Давным-давно жил-был король, у которого было три прекрасных дочери.
Нет-нет, подождите.
Давным-давно в маленьком домике в лесу жили-были три медведя.
Давным-давно рядом с мостом жили-были три козленка.
Давным-давно жили-были три солдата, марширующие по дороге после войны.
Давным-давно жили-были три маленьких поросенка.
Давным-давно жили-были три брата.
Нет, вот оно. Вот вариант, который мне нужен.
Давным-давно жили-были три прекрасных малыша: два мальчика и девочка. При рождении каждого из них родители радовались, небеса радовались, даже феи радовались. Они прилетели на крестины и одарили детей волшебными подарками.
Сопротивлением, упорством и сарказмом.
Сладостью, любопытством и дождем.
Страстью и жаждой деятельности, интеллектом и крепким кофе.
Однако появилась злая ведьма.
Куда же без ведьмы.
Эта ведьма была одного возраста с прекрасными детьми, и, пока они росли, она завидовала девочке и мальчикам. Они были благословлены дарами фей, в которых ведьме отказали на ее крестинах.
Старший мальчик был сильным и быстрым, способным и красивым. Несмотря на это, он был очень мал ростом.
Второй мальчик был старательным и добрым. Несмотря на это, он был изгоем.
