Между нами, девочками - Нестерова Наталья Владимировна (книги бесплатно читать без TXT) 📗
— Есть у тебя, — допытываюсь, — в группе детишки разведенных родителей, которых папаши забирают?
— Колю Сидорова по пятницам папа берет, а Настеньку Хворостовскую отец по понедельникам приводит, — послушно перечисляет Лиза, не понимая, куда я клоню.
— Какие они из себя?
— Коленька непоседа, а Настенька…
— Я про отцов спрашиваю.
— Колин папа тренер по плаванию, — гордо произносит Лиза, словно имеет отношение к его спортивным рекордам.
— Значит, так. Со следующей недели начинаешь Сидорову его ребенка нахваливать. Мороси без остановки. Если у мужчины есть наследничек, не обязательно искать путь к сердцу через желудочно-кишечный тракт. Знаешь, скольких я отвадила, которые под папу клинья забивали? И маму всегда предупреждаю: «Тетя Юля сказала, что я хорошая девочка. Держи ухо востро!»
— Катя, иногда ты так выражаешься! Я тебя не понимаю.
— Не важно. Как говорит моя бабушка, можешь меня не слушать, но сделай, как я говорю.
Похоже, какой-то позитивный процесс в башке у Лизы пошел, потому что она спросила:
— А как же Родя? Родион Сергеевич?
— Не парься!
— Что?!
— Отпадет пиявка, я тебе обещаю.
Рыбаки вернулись с позорным уловом — три рыбешки меньше моей ладони. Вдобавок гости обгорели, причем не по-родственному, а в разных местах. У Родиона Сергеевича распухли и покраснели уши, а у Славика нос превратился в панцирь вареного лобстера.
Отца я деморализовала после сытного и вкусного обеда. Родион Сергеевич развалился в тенечке на шезлонге. Пузо поудобнее расположил и пыхтит, подремывая. Подхожу и на чистом глазу, проникновенно, насколько хватает актерского мастерства, заявляю:
— Я вас очень! Очень-очень уважаю!
Можно подумать, ему каждый день симпатичные девушки подобные вещи говорят! Зевнул протяжно:
— Спасибо, детка!
Не врубается, окорок. Набираю в легкие воздуха и быстро, как бы волнуясь, говорю:
— Когда Лиза случайно по пальцу ножом стукнула, вы склонились и поцеловали ее ранку. Как это мужественно! Как благородно! Вы же знаете, наверное, что у нее СПИД, вернее, ВИЧ-инфекция, которая передается через кровь и сперму. Я вас очень! Очень-очень уважаю!
Дошло. Без талька побелел, включая лысину, только красные уши как ручки у кастрюли торчат. Я развернулась и потрусила прочь. На очереди сын.
Живодер. Сидит за домом, ловит жучков и отрывает им лапки. В другой ситуации я бы сама ему кое-что оторвала, но не сегодня.
— Как тебе Лиза? — присаживаюсь рядом.
— Никак.
— Правда, она добрая и красивая?
— Нормальная.
Понятно, лишнее слово из него не вытащишь, словарный запас неандертальца. Или кроманьонца? Не помню, кто из них вторую сигнальную освоил. Точно — не Славик. У него в голове две извилины и несколько оттренированных умений, вроде плевков.
— Слабо, — спрашиваю, — тебе до яблони доплюнуть?
Оживился, напрягся, доплюнул. Он потом еще у меня минут пять «стрелял» по указанным мишеням. Это называется установить эмоциональный контакт. У меня даже с папиными подопытными кроликами получается. Иной раз они лапы отбросить собираются, а я приду, поиграю с ними, — оживают и к морковке тянутся. А папа еще говорит, что нам с бабулей одна скромность на двоих досталась, то есть очень мало. Но это я отвлеклась. Я о Лизе с пацаном поговорить хотела.
— Она очень хорошая, — рассказываю, — хоть и с отклонениями.
— Шиза? — поражается он.
— Нет, только заскок. У нее в детстве два брата-близнеца были. Гриша и Федя. Утонули в ванной по ее недосмотру. И теперь Лизка вбила себе в голову, что они в котов превратились и по ночам к ней в дом приходят. Я тебя как человека прошу: станет она уговаривать форточки не закрывать, ты не сопротивляйся. Ладно?
— А я чё? Мне по фигу.
— Значит, договорились.
К вечеру ответную телеграмму от моих родителей принесли. Их на туфте не проведешь. Пять лаконичных слов: «Пусть рожает целуем мама папа».
— Кто собирается рожать? — не понял Родион Сергеевич.
— Э-э-э, мэ-мэ-мэ, — заблеяла Лиза и беспомощно на меня уставилась.
— Если из вас никто рожать не собирается, — прихожу на выручку, — то мучиться буду я.
Честно говоря, мне немножко стыдно. Поэтому я за Пушкиным прячусь:
Родила царица в ночь
Не то сына, не то дочь;
Не мышонка, не лягушку,
А неведому зверушку.
Родион Сергеевич и Славик на меня с уважением посмотрели. За беременность или знание классики? А попробуйте ее не знать, когда бабушка специалист по басням в русской литературе девятнадцатого века.
Но вообще-то Славику и его папаше более всего хотелось смыться с дачи, на которой живут инфицированные сумасшедшие и школьницы на сносях. Не уехали потому, что Лиза перед ними только что на пузе не плясала.
Спать их положили в той комнате, где я предыдущую ночь провела. Лиза в другой комнате, а я между ними на веранде. Лиза пять раз попросила форточку не закрывать, предупредила, что котики придут.
Славик нахально хихикал, но потом ему было не до смеха. По-хорошему, пацану можно было посочувствовать. Я сама чуть от страха не свихнулась прошлой ночью.
Представьте декорации. Деревенское окно, полная луна как большое серебряное блюдо, тени деревьев колышутся. И тут появляется нечистая сила — силуэт громадного котяры, ну вылитый черт. Он бесшумно запрыгивает на форточку, секунду пережидает и летит вниз. Следом второй черт тем же манером в дом залетает.
Для надежности я Славикову раскладушку под окно поставила, чтобы Гриша и Федя прямо на него приземлялись.
Славик заорал басом, а потом на фальцет сбился. Некоторое время он в темноте бесновался и, видно, на котов наступал — те орали как резаные. Что-то у них падало, грохотало. Затем все на веранду вывалились. Я быстренько свет включила. Родион Сергеевич в ситцевых трусах семейных, Славик в белых трикотажных на резинке. Отец пытается сына поймать, а тот носится кругами и вопит:
— Духи ее мертвых братьев!
Лиза из своей комнаты выскочила в ночной рубашке с оборками, вроде бабушкиного платья Мальвинского.
