Леди из Миссалонги - Маккалоу Колин (прочитать книгу txt) 📗
Но еще более приятной для Мисси была его реакция на ее присутствие. Он быстро подошел к ней, взял ее на руки и стоя, стал нежно покачивать ее, сам еще не до конца проснувшись. Его борода царапала ей шею.
— Доброе утро, — прошептала она, ее улыбающиеся губы целовали его в плечо.
— Доброе утро, — пробормотал он, очевидно, довольный ее реакцией.
Конечно, она умирала с голоду, за два дня практически не съев ни крошки.
— Я приготовлю завтрак, — сказала она.
— Как насчет ванны? — Смит казался уже проснувшимся, но не пытался выпустить ее.
Он почувствовал запах Незабудки, бедняга! И уже забыл о голоде.
— Да, пожалуйста, и уборная.
— Надень туфли.
Пока она обувалась, оставляя шнурки не завязанными, он порылся в большом сундуке и извлек два полотенца. Они были старые и грубые, но чистые.
После ночных заморозков полянка блестела. Здесь все еще было сумрачно, но когда Мисси подняла глаза, она увидела, что огромные песчаные насыпи в долине были уже освещены пламенем восходящего солнца, а небо приобретало приглушенный жемчужный оттенок. Повсюду чирикали и пели птицы, особенно голосистые на заре.
— Уборная слегка примитивна, — предупредил он, показывая ей место, где он выкопал глубокую яму и установил несколько булыжников вокруг в качестве сидения, вытирать которое можно было газетой, засунутой в коробку рядом. Никакого навеса или стен он не соорудил.
— Это самая лучшая уборная, какую я когда-либо видела, — сказала она весело.
Он хмыкнул:
— По-большому или по-маленькому?
— По-маленькому, спасибо.
— Тогда я подожду тебя вон там, — он указал на противоположную сторону поляны.
Когда Мисси спустя минуту присоединилась к нему, ее уже била дрожь в предчувствии купания в ледяной воде реки. По его виду можно было предположить, что он с удовольствием принимает ледяные ванны. Может быть, думала она, я попадусь в собственную ловушку и утону, зацепившись за какой-нибудь камень.
Но вместо того, чтобы направиться к реке, Джон Смит повел ее в заросли папоротника и ломоноса, усыпанного белыми цветами. И тут она увидела ванную. Самую великолепную на свете. Теплый родничок струился из расщелины в скале, венчавшей уступ каменного склона, и падал миниатюрным каскадом в широкий и заросший водорослями пруд.
Мисси скинула платье в мгновение ока и вступила в кристально чистый водоем. Вода была теплой, завитки водорослей только поднимались на поверхность в промозглый воздух. Пруд был около четырех метров глубиной, с чистым каменистым дном. И никаких пиявок.
— Не очень-то пользуйся мылом, — посоветовал Джон Смит, указывая на большой кусок, лежавший в маленькой нише у водоема. — Эта вода, очевидно, уйдет, потому что уровень ее в водоеме не поднимается и родничок обновляет пруд, но не испытывай судьбу.
— Теперь я понимаю, почему ты такой чистый, — сказала она, думая о ваннах в Миссалонги: полметра воды в ржавеющем тазу, горячая — из чайника, холодная — из ведра. И это мизерное количество воды было рассчитано на трех дам, причем Мисси мылась последней.
Не осознавая, как соблазнительно она выглядит, Мисси улыбнулась ему и подняла руки, так что маленькие желтоватые соски ее небольшой груди оказались над водой.
— Ты разве не заходишь? — спросила она тоном профессиональной соблазнительницы. — Тут много места.
Его не потребовалось упрашивать. Он, казалось, забыл свою суровую критику мыльной пены — с таким усердием он исследовал каждую часть ее тела с мылом в руке. А она и не думала, что эта тщательность была связана с Незабудкой. Она подчинилась, мурлыкая от удовольствия, но затем настояла на ответной услуге. Так что на купание ушла добрая половина часа.
Однако после завтрака он приступил к делу.
— В Катумбе должна быть регистрационная контора, нам нужно туда сходить и получить разрешение на брак, — сказал он.
— Если мы с тобой дойдем до Миссалонги и затем я сяду на поезд в Байроне, думаю, что буду в Катумбе почти одновременно с тобой, если ты поедешь на телеге, — сказала Мисси. — Я должна повидаться с мамой, кроме того, хочу кое-что купить в магазине и должна вернуть книгу в библиотеку.
Он внезапно встревожился.
— Ты случайно не собираешься праздновать по-настоящему?
Она рассмеялась:
— Нет, лишь ты да я, и того достаточно. Я оставила маме записку и хочу убедиться, что она не очень расстроилась. И мой самый близкий друг работает в библиотеке — ты не против, если она придет на нашу свадьбу?
— Нет, если ты этого хочешь. Но я предупреждаю тебя, если мне удастся уговорить власти, я хотел бы покончить с этим сегодня.
— В Катумбе?
— Да.
— Венчаться в коричневом, — Мисси вздохнула. — Хорошо, если ты выполнишь мою просьбу.
— Какую? — спросил он осторожно.
— Когда я умру, похорони меня в алом кружевном платье. Или, если ты не сможешь найти такое, любого цвета, кроме коричневого!
Он казался удивленным.
— Ты не любишь коричневый? Я никогда не видел тебя в платьях другого цвета.
— Я ношу коричневое, потому что я бедна, но не легкомысленна. Коричневый скрывает грязные пятна, не подвержен капризам моды, не линяет, он не выглядит дешевым, заурядным или неряшливым.
Это его рассмешило, но затем он опять заговорил о деле.
— У тебя есть свидетельство о рождении?
— Да, в сумке.
— Как звучит твое настоящее имя?
Ее реакция была необычной, она покраснела, заерзала на стуле и сжала зубы.
— Не мог бы ты называть меня просто Мисси? Так меня всегда называли, правда.
— Раньше или позже твое настоящее имя узнают, — он ухмыльнулся. — Давай, чистосердечно признавайся. Не может быть, чтоб оно было очень страшным.
— Миссалонги.
Он расхохотался.
— Ты шутишь?
— Хотела бы я шутить.
— Так же, как и твой дом?
— Точно так же. Мой отец думал, что это слово — самое прекрасное в мире, и он ненавидел привычку Хэрлингфордов давать латинские имена. Мама хотела назвать меня Камиллой, но он настоял на Мисси.
— Бедняжка!
Глава 10
На этот раз Мисси без труда поднялась по ступенькам веранды в Миссалонги, но постучала в дверь, как чужая.
Друсилла отворила и посмотрела на дочь, как будто та действительно была ей чужой. С ней определенно не случилось ничего плохого. Наоборот, она выглядела так хорошо, как никогда.
— Я знаю, что с тобой произошло, моя девочка, — сказала она, когда они шли через коридор на кухню. — Как бы мне хотелось, чтобы ты только читала об этом в книгах, но, смею предположить, что сделанное уже не исправить, а? Ты вернулась насовсем?
— Нет.
Подошла, ковыляя, Октавия. Мисси поцеловала ее в обе щеки.
— С тобой все в порядке? — спросила тетушка прерывающимся голосом, судорожно схватив Мисси за руку.
— Ну конечно, с ней все в порядке, — бодро сказала Друсилла. — Посмотри на нее, ради Бога!
Мисси нежно улыбнулась матери; как странно, что только теперь, когда узы, связывающие ее с Миссалонги, были порваны, она действительно поняла всю глубину своей любви к Друсилле. Но, может быть, теперь у нее была возможность со стороны видеть все тревоги, трудности и волнения Друсиллы.
— Я благодарю тебя, мама, — сказала она, — что ты соблаговолила признать, что я знаю, что делаю.
— Мисси, если ты не знаешь, что делаешь, тебе больше не на что надеяться. Ты шла нашим путем довольно долго, и кто скажет, что твой путь не будет лучше?
— Совершенно верно. Но то, что ты сейчас говоришь, так не похоже на твои предписания по поводу книг, которые мне следует читать, и цвета моей одежды.
— Ты мирилась с этим довольно покорно.
— Да, кажется, так.
— У тебя было правительство, которое ты заслуживала, Мисси.
— Сознайся, мама, что ты, тетушка и все остальные одинокие женщины Хэрлингфорд не раз объединялись, чтобы как-то воспротивиться тому ущемлению прав и тем вопиющим несправедливостям, которые происходят в этой семье.
