Не знаешь, что найдешь... - Джеймс Арлин (книги без сокращений .txt, .fb2) 📗
– Отодвинься, – прервала она его твердым голосом.
Он недоуменно уставился на нее.
– Что?
Кэсси смотрела в ветровое стекло.
– Я сказала: отодвинься. Когда ты сидишь слишком близко, я не могу сосредоточиться.
Леон долго и с любопытством разглядывал ее, потом отодвинулся.
– Что-нибудь еще, ваше высочество? – спросил он с сарказмом.
– Хватит! – разозлилась она. – Давай учи меня. И пристегни ремень. Если я и захочу убить тебя когда-нибудь, то сделаю это собственными руками. Я задушу тебя!
Леон откинулся назад и опустил голову, пристегивая ремень. Кэсси заметила, что он пытается спрятать улыбку. И вдруг все стало на свои места. Она научится водить. И тогда, если бы он все-таки решил отправить ее в город, ему пришлось бы найти для этого другую причину. Она же сможет выставить множество доводов, по которым ему следует оставить ее у себя, включая и умение водить машину. С мрачным видом Кэсси поставила ногу на педаль тормоза, выключила запасной тормоз и установила переключатель на нужную скорость. Она даже не взглянула на Леона, выводя машину на дорогу.
Через полчаса за рулем сидел Ньют. Леон был рядом и спокойно давал объяснения. Кэсси задумчиво смотрела в окно. Ньют, казалось, был прирожденным водителем, она же с трудом усваивала все эти правила вождения. И все-таки ее нынешние результаты были гораздо лучше первых попыток. Леон больше не пугал ее тем, что отправит в город.
Слушая уже привычные для уха похвалы Ньюту, Кэсси подумала о том, что ведь это он привез сюда всех братьев, но тут же признала, что не имеет права винить Ньюта за свои проблемы в отношениях с Леоном. Честно говоря, ей некого винить, кроме самой себя. Почему она не сделала все так, как задумывала? Рассчитывала ведь на своего рода договоренность, соглашение. Если бы она не влюбилась в Леона сразу, с самого начала, то, вполне вероятно, у них было бы время постепенно развивать отношения. Между ними не возникло бы недопонимания, разочарования, они бы не допустили оплошностей. И могли бы быть счастливы.
При нынешнем положении вещей будущее представлялось ей безрадостным и унылым – во всяком случае, если она не сможет убедить Леона в искренности своих чувств и вернуть его любовь.
Но как это сделать? Столько раз задавала она себе этот вопрос, но ответы вызывали одну лишь досаду, а некоторые даже затрагивали ее гордость. Тем не менее над каждым ответом она подолгу размышляла. Зачем нужна гордость, если за нее приходится платить такую цену: разрывать отношения с самым дорогим для нее человеком? В том, что Леон стал таковым, нет ничего удивительного. А вообще-то он добрый, даже щедрый, трудолюбивый, на все руки мастер. Конечно, Джоз тоже обладал этими качествами. Но что особенно влекло ее к Леону, так это необыкновенная глубина его чувств. Вероятно, у Джоза тоже были сильные чувства, но она просто была недостаточно зрелой, чтобы оценить их по-настоящему. Кэсси знала, что Джоз любил ее, но уже в первые недели, проведенные с Леоном, она поняла, что Джоз всегда сдерживал себя в их отношениях. Наверное, считал, что слишком сильные эмоции вредят его мужскому достоинству. Возможно, со временем он раскрыл бы свою душу, но теперь этого уже никто не узнает. Леон же, напротив, не скрывал своих чувств до тех пор, пока она сама не заставила его сомневаться в ее любви. Теперь предстоит доказать ему, что их брак не стоит разрушать, если, конечно, нынешние их, отношения можно назвать браком.
Господи, как же она скучала по нему! Даже сидя рядом и ощущая его близость, тосковала по той интимности, которая связывала их крепче любого брачного свидетельства или брачной церемонии, крепче кольца, которое она носила на левой руке. Церемония могла бы и не состояться, свидетельство могло бы потерять силу после подписания других документов, а кольцо очень просто снять с руки. Но что делать с чувством? Может быть, если бы он поступил с ней так же, как она с ним... Нет, этого даже вообразить нельзя. Леон слишком добр, слишком честен и справедлив. Итак, начиная с сегодняшнего дня, она будет хорошей, справедливой, честной, трудолюбивой, доброй, щедрой, любящей... Она будет такой женой, какую он заслуживает. Станет для него всем, даже если он решит в конце концов с ней расстаться.
* * *
Ньют настолько хорошо водил автомобиль, что Леон как-то полушутя сказал, что пускай он и везет Кэсси и Бартона в Эль-Пасо. Но у Ньюта не было водительских прав, поэтому с поездкой ему пришлось повременить. Кэсси подробно объяснила мальчикам, чего не следует делать, пока они с Леоном будут в отъезде. Леон же, наоборот, рассказал, что им нужно будет сделать. Даже малышу Питу дали задание. Позднее, по дороге в Эль-Пасо, Леон сказал Кэсси, что мальчишек нужно чем-то занять, тогда у них просто не хватит времени на то, чего делать не следует. Кэсси поразила эта неопровержимая логика.
– Блестящая мысль! Ты прирожденный воспитатель.
Леон сердито посмотрел на нее.
– Хорошо, – пробормотала Кэсси, – таким образом ты приобретаешь опыт.
Какое-то время они ехали молча. Вывернув на шоссе, соединяющее Техас с другими штатами, Леон включил радио. Бартон решил, что теперь он может поговорить. Он так долго сдерживал свое любопытство, что сейчас расспрашивал Кэсси буквально обо всем, что они видели по дороге. Когда она уже не знала, что отвечать, и стала повторять одно и то же, Бартон начал приставать с расспросами к Леону. Тот, недовольно покосившись на Кэсси, решил привлечь себе на помощь фантазию. Если Кэсси видела лишь широкий простор, горы вдалеке, а вдоль дороги – заборы, то Леон замечал совершенно удивительные вещи: лошадей с необыкновенными отметинами, койотов, не знающих, что такое дневной свет, огромных змей, умеющих проникать в самые крошечные отверстия, коров и быков с длиннющими рогами, даже рогатую ящерицу.
Полчаса Леон развлекал Бартона подобными россказнями. Потом они стали придумывать всякие страшные истории, и это была своего рода игра: чья история будет страшнее. Кэсси, устав от их болтовни, решила прекратить эту игру и сказала, что, если они не перестанут, она выбросит их обоих из машины. Эта история показалась Бартону и Леону «самой страшной», и они признали ее победительницей. Леон начал подпевать мелодиям по радио, а когда песня казалась ему слишком серьезной или слишком торжественной, он выдумывал свои собственные слова. «Стихи» эти становились все смешнее. Бартон смеялся все громче и громче, скоро он уже держался за живот, а из глаз у него текли слезы. Три часа пролетели незаметно.
В городе Леон сразу же отвез их в ресторан. И пока Кэсси и Бартон заказывали гамбургеры и жареный картофель, узнал по телефону адрес ближайшего магазина оптики, где очки были бы готовы через час. Позвонив в магазин, выспросил фамилию врача, который днем смог бы принять Бартона. И, наконец, позвонил врачу, и тот сказал, что мог бы принять их прямо сейчас, во время обеденного перерыва. Они наспех проглотили гамбургеры и отправились по указанному адресу. Поиски заняли двадцать минут. Кэсси пришла в ужас от движения на улицах. Машины неслись на огромных скоростях, даже на перекрестках. Ей показалось, что в городе явно не хватает светофоров. Кэсси благодарила Бога, что за рулем сидит Леон, а не она. Наконец на стене одного из домов они увидели крошечную табличку с фамилией доктора. Они опоздали только на пять минут.
Леон объяснил все обстоятельства врачу, и тот после тщательного осмотра выписал не один, а два рецепта на стекла для очков. Изготовление одних стекол было несложным делом, и в этих очках Бартон мог делать все что угодно. В других очках он мог на расстоянии рассмотреть все, до мельчайших деталей, но сделать такие стекла было сложнее, требовалось больше времени.
После осмотра доктор направил их к своему ассистенту, извинился и ушел обедать. Молодой человек в белом халате должен был занести в компьютер некоторые данные о пациенте. Первый вопрос оказался настоящим ударом. Вернее, не вопрос, а то, как Бартон ответил на него. Он сказал, что его зовут Барт Парадайз. Леон и Кэсси переглянулись в изумлении. Но когда Кэсси собралась поправить его, Леон коснулся ее руки и незаметно покачал головой. Она с благодарностью посмотрела на него. После этого Леон, казалось, избегал ее взгляда, но с Бартоном вел себя так, будто ничего особенного не произошло.