Любовь на Утином острове - Лесли Марианна (читаем книги .txt) 📗

– Я вспоминаю другую, такую же яркую звездную ночь восемь лет тому назад на другом конце света. Наше правительство проводило на Востоке операцию «Буря в пустыне». Я был в составе военного контингента в Ираке. Примерно недели через две пребывания там меня и еще нескольких парней откомандировали сопровождать грузовик с продуктами на дальнюю точку. Где-то на полпути, прямо посреди пустыни, по нашей колонне начали стрелять из противотанковых орудий. Мы не ожидали нападения, потому что вокруг миль на десять не было ничего, кроме песка. Как потом выяснилось, боевики замаскировали орудия под песчаные дюны, накрыв их и присыпав песком. Никаких шансов спастись у нас не было. Нас просто расстреляли в упор. Пятеро наших ребят погибли, а я и еще один солдат были тяжело ранены. Нашли нас только через несколько часов. Жара стояла невыносимая, и у меня начался сепсис. Меня отправили на базу в госпиталь. Врачи думали, что придется ампутировать ногу, но, к счастью, этого не потребовалось. Инфекцию удалось локализовать, правда потом я еще долго валялся по разным госпиталям уже здесь, в Штатах.

Дженни молчала, и ее молчание было ему приятнее, чем любые слова сочувствия. Рядом с ней ему было хорошо и спокойно и тяжелые воспоминания уже не казались такими ужасными.

– Тебе еще больно? – спросила она, и столько искреннего сопереживания было в ее голосе, что у него защемило сердце.

– Нет, боль давно прошла, но…

– Но?

– Но инфекция сделала свое черное дело…

– Что ты имеешь в виду? – не поняла она.

– Господи, девочка моя, неужели ты не поняла? Мы с тобой столько занимались любовью, а я ни разу не предохранялся. – Его голос звучал безжизненно. – По заключению врачей, я никогда не смогу иметь детей. Неужели ты думаешь, что я позволил бы себе это, зная, что покину тебя, а ты можешь остаться беременной?

Дженни не знала, что причинило ей больше боли: то, что Алан не может иметь детей, или напоминание о том, что он уйдет от нее. Она не будет задавать вопросов, не будет ни о чем просить. Ведь она с самого начала знала об этом и согласилась жить только сегодняшним днем, не думая о том, что принесет им завтра.

– Мне очень-очень жаль, – прошептала она и прильнула к его груди. – Жаль, что ты не можешь иметь детей. Ты был бы замечательным отцом.

Тысячи самых разных чувств охватили его. Ему хотелось вот так прижимать ее к себе всегда, хотелось пить целительный бальзам ее души, который мог залечить его душевные раны. Он вдруг поймал себя на том, что хочет держать на руках их с Дженни ребенка, и от этой мысли ему стало совсем худо. В ушах зазвучал голос Элизы:

– Я ухожу от тебя, Алан. Я хочу иметь нормальную семью, хочу детей. Извини.

– Алан, смотри! – Возбужденный шепот Дженни вернул его из прошлого в настоящее. – Начинается!

Небо цвета индиго прорезала сверкающая белая полоса. За ней еще одна, потом еще и еще. А потом несметное количество огненных шаров с блестящими хвостами рассыпалось по небу. Звезды вспыхивали в ночном небе, словно фейерверк в День независимости. Метеоритный дождь оказался потрясающим, восхитительным зрелищем, как она и обещала.

– Скажи, тебе когда-нибудь приходилось видеть что-нибудь более прекрасное? – спросила она, завороженная зрелищем.

Алан перевел взгляд на ее лицо. Блеск вспыхивающих звезд отражался в ее глазах, они светились восторженным восхищением.

– Нет… пока не встретил тебя.

А потом они неторопливо и сладостно предавались любви под звездами, и Алана не покидало ощущение, что ничего более прекрасного в его жизни не было и больше не будет. Дни, проведенные с ней, можно будет сосчитать по пальцам, поэтому он решил не терять времени даром.

По-видимому, Дженифер приняла точно такое же решение.

На следующее утро, садясь с ним рядом и протягивая чашку кофе, она сказала:

– Прекрасный день. Давай прогуляемся по острову?

Он зевнул, приподнялся на локте и посмотрел в ее светящееся энтузиазмом лицо, на котором играла дразнящая, немного вызывающая улыбка. Он запечатлел на ее устах утренний поцелуй.

Алану нравилось ее веселое, игривое настроение, и он решил ей подыграть:

– Думаю, я и без прогулки могу все тебе рассказать, чернявая, – проговорил он с ленивой улыбкой. – Справа от тебя – озеро, скалы и сосны с кедрами. Слева – озеро, скалы и березы с осинами. А прямо перед тобой – мужчина, слишком измотанный, чтобы сделать хоть шаг. Единственное, на что он еще способен, – это смотреть на тебя.

Она выслушала его и лукаво улыбнулась.

– Очень жаль. Может, есть какое-нибудь средство, способное оживить эти старые кости? – поинтересовалась она, как бы невзначай поигрывая верхней пуговицей своей рубашки.

– Пощади меня, женщина! – взмолился он, падая на подушку и закатив глаза в притворном испуге. – Еще немного подобных упражнений – и тебе придется кормить меня с ложечки.

Ее попытка изобразить огорчение вызвала у Алана улыбку. Это была уже не та застенчивая девочка, которая пришла к нему в первый раз. Перед ним сидела настоящая женщина, осознающая свою привлекательность и знающая себе цену.

– Ну что ж, – преувеличенно громко вздохнула она. – Тогда, может, стоит попробовать возбудить твой интерес по-иному?

– Я же сказал, что еще немного – и я…

Она прервала его заразительным смехом.

– Я имела в виду интригующие тайны этого острова.

Он недоверчиво взглянул на нее.

– Тайны? На Утином острове?

– Именно. Наверняка тебе интересно будет узнать, откуда взялось такое название.

– Ну, это и дураку понятно: на острове гнездятся утки, в этом нет никакой тайны.

– Совершенно верно, но это по одной версии, которой придерживаются скучные люди, лишенные фантазии.

– А есть еще и другая? Интересно какая?

– Я так и знала, что ты заинтересуешься! – ликующе воскликнула Дженни. – Так вот, слушай. Жил в начале прошлого века в этих местах один авантюрист и разбойник Дастин Клеменс по прозвищу Дак. [1] Такое прозвище он получил за то, что всегда носил на шляпе украшение из утиных перьев. Говорят, он был убийственно красив и обаятелен и умело этим пользовался: очаровывал доверчивых богатых дамочек, а потом грабил их. Когда денег и драгоценностей накопилось столько, что он стал опасаться за их сохранность, он решил зарыть их где-нибудь. После долгих поисков его выбор пал на этот остров. Вскоре Дак был убит, как гласит легенда, одной из своих обманутых возлюбленных, которая застала его с другой женщиной и пристрелила из ревности. Точно неизвестно, спрятал ли он золотишко на этом острове, но с тех пор, вот уже около ста лет, время от времени здесь появляются люди, слышавшие эту легенду, в надежде отыскать клад. Насколько мне известно, до сих пор это еще никому не удалось. Хочешь попытать счастья?

– Ты полагаешь, нам повезет больше, чем остальным?

– Мы могли бы попробовать. – Она улыбнулась, и в ее глазах заплясали чертики. – Если, конечно, у тебя нет других, более интересных предложений.

– Предложения, может, и есть, но я…

– Да-да, помню. Ты жалкая, ни на что не годная развалина.

Одним молниеносным движением он опрокинул ее на кровать и прижал к матрасу, потом припал к ее губам в горячем, страстном поцелуе, от которого у нее захватило дух.

Когда он поднял голову, в ее широко раскрытых глазах плескалась смесь восхищения и возбуждения.

– Беру свои слова обратно, – лукаво улыбнулась она.

– То-то же. – Он поднялся, натянул джинсы и рубашку и снял с гвоздя куртку.

– Ну так где там ваш знаменитый Дак спрятал свой чертов клад?

Никакого клада они, естественно, не нашли. Алан начал добродушно ворчать, утверждая, будто он с самого начала подозревал, что она все придумала про сокровища. Тогда Дженни вынуждена была признаться, что действительно немного присочинила, но только в том, что касается места. Никто не знает, на каком из многочисленных островов озера был спрятан клад и существовал ли он вообще, но в том, что касается Дастина Клеменса и его авантюр, она рассказала истинную правду. А остров называется Утиным еще и потому, что с высоты птичьего полета по форме напоминает спящую утку, спрятавшую голову под крыло. А потом она бросилась бежать, и Алан, слегка прихрамывая, погнался за ней. Клад они не нашли, зато нашли уютную, залитую сентябрьским солнцем полянку. Укрытая от ветра зарослями кедров и сосен, поросшая травой и мхом, их постель была теплой и мягкой.